пока не иссякнет. В прошлом его рядом не было, а вот в будущем он надеялся присутствовать. Тем временем поведение миссис Фишер, с профессиональной точки зрения второй по важности фигуры, казалось многообещающим. Ее явно что-то тревожило. Мистер Уилкинс, внимательно наблюдавший за ней, утвердился в этом подозрении.
Третья леди, миссис Арбутнот, в силу своей скромности и закрытости пока оставалась наименее изученной. Но разве скромность и стремление к уединению не свидетельствуют о наличии переживаний? Если так, он всегда к ее услугам: непременно займется ее персоной вплотную, составит компанию, посидит рядом, вызовет на доверительный разговор. Судя по рассказам Лотти, Арбутнот служил в Британском музее и в настоящее время особой важности не представлял. Но мистер Уилкинс считал своей профессиональной обязанностью знать всех и каждого. К тому же существовала возможность продвижения по службе, так что Арбутнот вполне мог приобрести значительный вес в обществе.
Что же касалось Лотти, то она держалась просто великолепно и действительно обладала всеми качествами, которые мистер Уилкинс высоко ценил во время ухаживания. К сожалению, потом достоинства на время стушевались, а ожили давние впечатления во многом благодаря дружбе и даже восхищению со стороны дочери Дройтвичей. Мистер Уилкинс не сомневался, что леди Кэролайн Дестер не могла ошибиться в таком вопросе. Знание света и постоянное общение с лучшими людьми нации придавали ее суждению абсолютную непогрешимость. Следовательно, Лотти оказалась именно такой, какой он считал ее до свадьбы: ценной. Ценность выражалась, в частности, в знакомстве с леди Кэролайн и с миссис Фишер. Умная и привлекательная жена способна оказать человеку его профессии неоценимую услугу. Но почему же она не стала привлекательной раньше? Откуда это внезапное цветение?
Мистер Уилкинс тоже начал верить, что, как почти сразу сообщила Лотти, замок Сан-Сальваторе обладал особой, удивительной атмосферой, способствовал развитию, будил дремлющие качества. Все острее чувствуя очарование жены, испытывая глубокое удовлетворение отношениями, сложившимися с двумя другими особами, надеясь в скором времени сблизиться и с третьей, самой скромной леди, мистер Уилкинс не мог вспомнить иных столь же приятный отпуск. Единственное, что можно было бы исправить, это общую манеру называть его «мистер Уилкинс». Никто не произносил имя полностью: Меллерш Уилкинс. А ведь он представился леди Кэролайн (воспоминания об обстоятельствах знакомства заставили слегка поморщиться) именно как Меллерш Уилкинс.
И все же расстраиваться из-за мелочи не стоило. Да и вообще расстраиваться в таком месте и в таком обществе было бы глупо. Не хотелось волноваться даже из-за стоимости отдыха. Пожалуй, имело смысл оплатить не только свои расходы, но и расходы жены, поразив ее необыкновенной щедростью и оставив сбережения в неприкосновенности. Мысль о задуманном приятном сюрпризе вызвала в душе особенно теплое чувство к Лотти.
Можно сказать, что, сознательно запланировав благородное поведение, в дальнейшем мистер Уилкинс без малейших усилий, интуитивно придерживался намеченной линии.
Тем временем золотые дни второй недели миновали один за другим, наполненные красотой и доносившимся при каждом дуновении ветра ароматом цветущего на холме, за деревней, бобового поля. В саду из высокой травы вдоль дорожки исчезли воспетые великим поэтом желтые нарциссы, а на смену им явились дикие гладиолусы – розовые и грациозные. На клумбах расцвели белые гвоздики и наполнили воздух тонким пряно-сладким ароматом. Внезапно ожил и наполнил все вокруг ошеломительных запахом незаметный прежде куст темно-фиолетовой сирени. Удивительное сочетание весны и лета показалось бы фантастическим всем, кроме тех немногих счастливцев, кто наблюдал его собственными глазами. В течение одного месяца в итальянском саду одновременно и щедро раскрылись те растения, которые в Англии скупо растягивают цветение на полгода. Однажды миссис Уилкинс даже нашла в горах, в тенистом уголке, примулы. А когда принесла букетик в Сан-Сальваторе, среди гераней и гелиотропов скромные цветочки окончательно смутились.
В первый день третьей недели Роуз наконец написала Фредерику.
Опасаясь, что снова усомнится и не решится отправить послание, попросила Доменико отнести конверт на почту, потому что если не пригласить мужа сейчас, то времени совсем не останется. Половина месяца уже миновала. Даже если Фредерик выедет сразу, что вряд ли возможно из-за сборов, оформления паспорта и нежелания торопиться, то сможет провести в Сан-Сальваторе всего пять дней.
Отдав письмо Доменико, Роуз тут же раскаялась в поспешном решении. Он все равно не приедет и не даст себе труда ответить, а если даже ответит, то придумает какой-нибудь искусственный предлог для отказа: например, что слишком много работы и нет никакой возможности оторваться. В результате она станет еще несчастнее.
Чего только не придумаешь от безделья. Не явилась ли слабая попытка воскресить отношения с мужем следствием избытка свободного времени? Роуз жалела, что вообще согласилась на эту авантюру. Чего она ждала от отдыха? Работа всегда служила спасением, единственной защитой, средством сохранения уверенности в себе и в привычных ценностях. Дома, в Хемпстеде, погрузившись в работу, удавалось преодолевать тоску и думать о Фредерике с той нежной меланхолией, с какой вспоминается когда-то любимый, но давно покинувший земной мир близкий человек. И вот сейчас праздность в этом волшебном месте вернула в то отчаянное, болезненное состояние, из которого она долго и с огромным трудом выбиралась. Даже если Фредерик ответит согласием, она тут же нагонит на него скуку. Разве вскоре после приезда в Сан-Сальваторе не стало ясно, что именно скука отдалила мужа? Так на каком же основании она вдруг решила, что он увидит в ней не косноязычную, не способную связать двух слов, ограниченную и недалекую простушку, а что-то иное?
Тысячу раз в день Роуз сокрушалась, что не оставила Фредерика в покое, но Лотти, которая каждый вечер спрашивала о письме и наконец-то получила утвердительный ответ, с восторгом обняла подругу и с энтузиазмом воскликнула:
– Теперь мы будем абсолютно счастливы!
Однако сама Роуз вовсе не разделяла ее уверенности, и на бледном миловидном лице все более определенно проступало выражение тревоги.
Желая узнать причину озабоченности подруги жены, мистер Уилкинс, надев шляпу, выходил на прогулку в сад и, словно невзначай, то тут, то там встречал миссис Арбутнот.
– Не знал, что вам тоже нравится этот уголок, – вежливо приподняв шляпу, заметил он при первой встрече и присел рядом.
Днем Роуз выбрала другое место, однако не прошло и получаса, как из-за угла, беспечно помахивая тросточкой, показался мистер Уилкинс.
Приблизившись к ее скамейке, он сел, не спросив позволения, и произнес с легким удивлением:
– Судьба постоянно сводит нас вместе.
Миссис Арбутнот давно поняла, что неправильно оценила мистера Уилкинса при встрече в Хемпстеде. Здесь, под благотворным солнцем Италии, джентльмен
