Такие воспоминания не забываются. И герцогиня поклялась никогда и нигде не подавать руки министру ее дяди, соучастнику убийства ее отца, Жозефу Фуше, никогда не дышать тем же воздухом, каким дышит он, и не находиться с ним в одном помещении. Открыто и вызывающе выказывает она перед всем двором министру свое презрение и свою ненависть. Она не посещает ни одного праздника, ни одного приема, на которых присутствует этот цареубийца, этот предатель собственных убеждений; и ее открытое, язвительное, фанатически выставляемое напоказ презрение к перебежчику подстегивает постепенно чувство чести и у всех остальных. В конце концов уже все члены королевской фамилии единодушно требуют от Людовика XVIII, чтобы теперь, когда его власть упрочилась, он с позором изгнал из Тюильри убийцу своего брата.
Неохотно и лишь потому, что он не мог без него обойтись, назначил Людовик XVIII министром Жозефа Фуше. Охотно и даже с радостью дает он ему теперь, когда в нем больше нет нужды, отставку. "Бедную герцогиню надо избавить от встреч с этим отвратительным типом",- улыбаясь, говорит он о человеке, который, еще ничего не подозревая, подписывается как его "наивернейший слуга". И Талейран, другой перебежчик, получает от короля поручение - разъяснить своему сотоварищу по Конвенту и наполеоновским временам, что его присутствие в Тюильри не является более желательным. Талейран охотно берется исполнить это поручение. Ему и без того уже становится трудно держать паруса по крепкому роялистскому ветру, и он рассчитывает, что его удачливый корабль еще продержится, если выбросить за борт балласт. А самый тяжелый балласт в его министерстве -конечно же "цареубийца" и его старый сообщник Фуше; эту, казалось бы, тяжкую обязанность - вышвырнуть его за борт - Талейран выполняет с очаровательной светской ловкостью. Не грубо и не торжественно возвещает он Фуше об его отставке, нет; как старый мастер формы, как потомственный дворянин, он выбирает изумительный способ дать Фуше понять, что пробил его последний час. Талейран, этот последний аристократ восемнадцатого века, продолжает разыгрывать комедии и интриги в обстановке салона, и на этот раз он облекает грубое прощанье в изысканнейшую форму.
14 декабря Талейран и Фуше встречаются на одном из вечеров. Общество ужинает, беседует, болтает. Талейран в прекрасном настроении. Вокруг него образуется большой круг: красивые женщины, сановники и молодежь, все жадно теснятся, желая послушать этого блестящего рассказчика. И действительно, в этот раз он особенно charmant49. Он рассказывает о давно прошедших временах, когда ему пришлось, во избежание выполнения приказа Конвента об его аресте, бежать в Америку, и превозносит эту великолепную страну. Ах, как там чудесно - непроходимые леса, где обитают первобытные племена краснокожих, великие неисследованные реки, мощный Потомак и огромное озеро Эри; и среди этой героической и романтической страны - новая порода людей, закаленных, крепких и дельных, опытных в битвах, преданных свободе, обладающих неограниченными возможностями и создающих образцовые законы. Да, там есть чему поучиться, там в тысячу раз больше, чем в нашей отжившей Европе, ощущается новое, лучшее будущее. Вот где бы следовало жить и действовать,- восторженно восклицает он, и ни один пост не кажется ему более заманчивым; чем должность посла в Соединенных Штатах...
Внезапно он прерывает как бы случайно охвативший его порыв вдохновения и обращается к Фуше: "Не хотели бы вы, герцог Отрантский, получить такое назначение?"
Фуше бледнеет. Он понял. Внутренне он дрожит от ярости, как умело и ловко, на глазах у всех, перед всем двором, выставила старая лиса за дверь его министерское кресло. Фуше не отвечает. Но через несколько минут он раскланивается и, придя домой, пишет свою отставку. Талейран удовлетворен и, возвращаясь домой, сообщает, криво усмехаясь, своим друзьям: "На сей раз я ему окончательно свернул шею".
Чтобы слегка замаскировать перед светом это явное изгнание Фуше, получившему отставку министру предлагают для проформы другую, незначительную, должность. Таким образом, в "Moniteur" не сообщается, что убийца короля, regicide Жозеф Фуше отставлен от своего поста министра полиции, но там можно прочесть, что его величество Людовик XVIII соблаговолил назначить его светлость герцога Отрантского послом к Дрезденскому двору. Естественно, все ожидают, что Фуше откажется от этого ничтожного назначения, которое не соответствует ни его рангу, ни месту в мировой истории. Однако не тут-то было! Не нужно большого ума,, чтобы понять, что он, цареубийца, окончательно и бесповоротно отстранен от службы реакционнейшему правительству, что через несколько месяцев у него вырвут и эту брошенную ему жалкую кость. Но неистовая жажда власти превратила эту некогда столь отважную волчью душу - в собачью. Так же как Наполеон до последнего момента цеплялся уже даже не за положение, а за пустой звук наименования своего императорского достоинства, точно так же и еще менее благородно хватается его слуга Фуше за последний, ничтожный титул призрачного министерства. Цепко, как слизь, липнет он к власти; полный горечи, покоряется этот вечный слуга и на этот раз своему повелителю. "Я принимаю, сир, с благодарностью должность посла, которую ваше высочество соблаговолили предложить мне",- смиренно пишет этот пожилой человек, обладатель двадцати миллионов, тому, кто всего лишь полгода назад по его милости стал королем. Он укладывает свои чемоданы и со всей семьей переезжает ко двору в Дрезден. Устроившись по-княжески, он ведет себя так, словно собирается провести в Дрездене остаток своей жизни в роли королевского посланника.
Но близится то, чего он столько лет страшился. Почти четверть века Фуше отчаянно боролся против возвращения Бурбонов, инстинктивно чувствуя, что они все же в конце концов потребуют отчета за те два слова la mort, которыми он отправил на гильотину Людовика XVI. Он безрассудно надеялся обмануть их, прокравшись в ряды роялистов и замаскировавшись под верного слугу короля. Однако на этот раз он обманул не других, а лишь самого себя. Не успел он еще приказать обить новыми обоями свои покои в Дрездене и обставить их, как во французском парламенте уже разражается буря. Никто не говорит больше о герцоге Отрантском, все забыли, что сановник, который носит этот титул, с триумфом ввел в Париж их нового короля Людовика XVIII; речь идет только о господине Фуше, regicide Жозефе Фуше из Нанта, который в 1792 году приговорил к смерти короля, о Mitrailleur de Lyon, и подавляющим большинством голосов - 334 против 32 - человеку, "который поднял руку на помазанника божьего", отказано в каком бы то ни было прощении, и он осужден на пожизненное изгнание. Само собой разумеется, это означает также и постыдное увольнение с должности посланника. Безжалостно, злорадно и презрительно "господина Фуше" попросту пинком выставили за дверь; он уже не "превосходительство", не коммодор Почетного Легиона, не сенатор, не министр и не сановник; одновременно саксонскому королю официально дается понять, что дальнейшее пребывание в Дрездене этого субъекта Фуше нежелательно. Тот, кто сам отправил в изгнание тысячи людей, следует теперь за ними двадцать лет спустя, как последний из борцов Конвента, лишенный пристанища и проклинаемый всеми изгнанник. И ныне, когда он бессилен и объявлен вне закона, ненависть всех партий так же единодушно обрушивается на низложенного, как прежде симпатии всех партий окружали властелина. Уже не помогают ни уловки, ни протесты, ни уверения: властелин без власти, провалившийся политик, проигравшийся интриган - всегда самые жалкие существа на земле. Поздно, но с огромными процентами заплатит ныне свой долг Фуше за то, что никогда не служил какой-либо идее, нравственной и человеческой страсти, но всегда был лишь рабом преходящей милости людей и минуты.
Что же теперь делать? Вначале это не беспокоит изгнанного из Франции герцога Отрантского. Разве он не любимец русского царя, не доверенный Веллингтона, победителя при Ватерлоо, и не друг всесильного австрийского министра Меттерниха? Разве не обязаны ему Бернадоты, которых он посадил на шведский престол, равно как и баварские князья? Разве он уже многие годы не в близких отношениях со всеми дипломатами и разве не добивались все князья и короли Европы его благосклонности? Ему достаточно (так думает поверженный) лишь слегка намекнуть, и каждая страна будет настойчиво добиваться чести принять изгнанного Аристида. Но по-разному обращается мировая история с низложенным и с власть имущим. Несмотря на многократные намеки, русский двор, так же как и Веллингтон, не присылает приглашения; Бельгия отказывается - там уже достаточно старых якобинцев, Бавария осторожно уклоняется, и даже старый друг, князь Меттерних, держится удивительно холодно. Да, конечно, если герцог Отрантский во что бы то ни стало желает, он может направиться в Австрию, где великодушно готовы ничего не иметь против, но ему ни в коем случае нельзя приезжать в Вену, нет, там в его присутствии нет никакой необходимости, также и в Италию ему ни при каких обстоятельствах не следует ехать. В крайнем случае он может поселиться (предполагается хорошее поведение!) в каком-нибудь маленьком провинциальном городке, но только не в Нижней Австрии, не близ Вены. Да, он не Слишком гостеприимен, старый добрый друг Меттерних, и даже то, что обладающий миллионами герцог Отрантский предлагает вложить все свое состояние в австрийские земли или государственные бумаги и предлагает отдать своего сына на службу в императорскую армию, не смягчает сдержанного тона австрийского министра. Когда же герцог Отрантский сообщает о своем намерении посетить Вену, его просьбу вежливо отклоняют: нет, ему лучше тихо и без шума отправиться в Прагу.
