может быть, огорчилась, что папаша ее не узнал. Вы не обращайте внимания, мисс. В следующий раз он вам очень обрадуется. Это он только сегодня в расстройстве чувств, потому что запаздывает с работой. Понимаете, сэр, я всю эту неделю подсоблял в библиотеке и не все его доклады успел перепечатать на машинке. И еще он запутался в своей картотеке. Только и всего. Он это не со зла.
– Какой славный, – сказала Анджела, когда Лавдэй опять ушел к своему подопечному.
– Да, я просто не знаю, что бы мы делали без нашего Лавдэя. Его все любят: и персонал, и пациенты.
– Я его помню, – сказала леди Мопинг. – Это большое утешение – знать, что у вас тут такие хорошие служители. Несведущие люди говорят столько глупостей о психиатрических больницах.
– О, но Лавдэй не служитель, – сказал врач.
– Неужели же он тоже псих? – спросила Анджела.
Врач поправил ее:
– Он наш пациент. Это небезынтересный случай. Он здесь находится уже тридцать пять лет.
– Но я в жизни не видела более нормального человека, – сказала Анджела.
– Да, он производит такое впечатление, и последние двадцать лет с ним и обращаются соответственно. Он у нас душа общества. Конечно, он не принадлежит к числу платных пациентов, но ему разрешено сколько угодно с ними общаться. Он отлично играет на бильярде; когда бывают концерты – показывает фокусы, чинит обитателям этого отделения патефоны, прислуживает им, помогает с кроссвордами и со всякими их… мм… любимыми занятиями. Мы разрешаем платить ему мелочью за услуги, так что он, вероятно, уже скопил небольшой капиталец. Он умеет справляться даже с самыми несговорчивыми. Просто неоценимый помощник.
– Да, но почему он здесь?
– А, это печальная история. В ранней молодости он совершил убийство – убил молодую женщину, с которой даже не был знаком. Свалил ее с велосипеда и задушил. Потом сам явился с повинной и с тех пор находится здесь.
– Но теперь-то он не представляет никакой опасности. Почему же его не выпускают?
– Как вам сказать, если б это было кому-нибудь нужно, вероятно, выпустили бы. А так… Родных у него нет, только сводная сестра живет в Плимуте. Раньше она его навещала, но уже много лет, как перестала бывать. Ему здесь хорошо, а уж мы-то, могу вас уверить, ничего не предпримем для его выписки. Нам неинтересно его лишиться.
– Но это как-то нехорошо, – сказала Анджела.
– Возьмите хоть вашего отца, – сказал врач. – Он бы совсем зачах, если бы Лавдэй не исполнял при нем обязанности секретаря.
– Нехорошо это как-то…
II
Анджела уезжала из больницы, подавленная ощущением несправедливости.
– Только подумать – всю жизнь просидеть под замком в желтом доме.
– Он пытался повеситься в оранжерее, – отвечала леди Мопинг, – на виду у Честер-Мартинов.
– Я не про папу. Я про мистера Лавдэя.
– Кажется, я такого не знаю.
– Ну, тот псих, которого приставили смотреть за папой.
– Секретарь твоего отца? По-моему, он очень порядочный человек и как нельзя лучше выполняет свою работу.
Анджела умолкла, но на следующий день, за ланчем, она вернулась к этой теме:
– Мама, что нужно сделать, чтобы вызволить человека из желтого дома?
– Из желтого дома? Бог с тобой, дитя мое, надеюсь, ты не мечтаешь, чтобы папа вернулся сюда, к нам?
– Нет-нет, я про мистера Лавдэя.
– Анджела, ты сама не знаешь, что говоришь. Не следовало мне вчера брать тебя с собой.
После ланча Анджела уединилась в библиотеке и с головой ушла в законы об умалишенных, как их излагала энциклопедия.
С матерью она больше об этом не заговаривала, но через две недели, услышав, что надо послать ее отцу фазанов для его одиннадцатого юбилейного обеда, неожиданно вызвалась сама их отвезти. Ее мать, занятая другими делами, не заподозрила ничего дурного.
Анджела поехала в больницу на своей маленькой машине и сдала дичь по назначению, после чего попросила вызвать мистера Лавдэя. Он оказался занят – мастерил корону для одного из своих друзей, ожидавшего, что его не сегодня завтра коронуют императором Бразилии, – но отложил работу и вышел с ней побеседовать. Они заговорили о здоровье и самочувствии ее отца, а потом Анджела как бы невзначай спросила:
– Вам никогда не хочется отсюда уйти?
Мистер Лавдэй поглядел на нее своими добрыми серо-голубыми глазами:
– Я привык к этой жизни, мисс. Я привязался к здешним страдальцам, и некоторые из них как будто привязались ко мне. Во всяком случае, им бы меня недоставало.
– И вы никогда не думаете о том, чтобы опять очутиться на свободе?
– Ну как же, мисс, очень даже думаю, почти все время.
– А что бы вы тогда стали делать? Должно же быть что-нибудь такое, ради чего вам бы хотелось уйти отсюда?
Мистер Лавдэй смущенно поежился:
– Не скрою, мисс, хоть это похоже на неблагодарность, но один коротенький отпуск мне бы хотелось иметь, пока я еще не совсем состарился и могу получить от него удовольствие. У всех у нас, наверно, есть свои заветные желания, вот и мне одну вещь очень хотелось бы сделать. Не спрашивайте, что именно… Времени на это потребуется немного – полдня, от силы день, а там можно и умереть спокойно. После этого мне и здесь жилось бы лучше, и легче было бы посвящать время этим несчастным помешавшимся людям. Да, так мне кажется.
По дороге домой Анджела глотала слезы. «Бедняжка, – подумала она вслух. – Будет ему коротенький отпуск».
III
С этого дня у Анджелы появилась новая цель в жизни. Круг занятий ее оставался прежним, но вид был отсутствующий, а тон – сдержанно вежливый, что очень беспокоило леди Мопинг. «Кажется, девочка влюблена. Только бы не в сына Эгбертсонов, он такой нескладный».
Она много читала в библиотеке, одолевала расспросами любого гостя, притязавшего на познания в юриспруденции или медицине, особым ее расположением стал пользоваться старый сэр Родерик Лейн-Фоскот, их депутат. Слова «психиатр», «юрист», «правительственный чиновник» были теперь окружены в ее глазах таким же ореолом, как раньше киноактеры и чемпионы по боксу. Она боролась за правое дело, и к концу охотничьего сезона борьба ее увенчалась успехом: мистер Лавдэй получил свободу.
Главный врач согласился скрепя сердце, но препятствий не чинил. Сэр Родерик послал прошение министру внутренних дел. Были подписаны необходимые бумаги, и наконец настал день, когда мистер Лавдэй покинул заведение, где прожил столько лет и принес столько пользы.
Прощание обставили торжественно. Анджела и сэр Родерик Лейн-Фоскот сидели вместе с врачами на эстраде в гимнастическом зале. Ниже расположились те из пациентов, кого сочли достаточно уравновешенными, чтобы выдержать такое волнение.
Лорд Мопинг, выразив подобающее случаю
