к их свету.
Я снял тряпку с ружейного замка и выбросил ее, предварительно вытерев ею мокрый ствол ружья. Потом, убедившись, что ружье готово к стрельбе, я начал всматриваться в окружающее. Передо мною была платформа, а на ней – увы! – похожий на жабу Мотомбо. Но он сидел спиной ко мне и смотрел не на воду, а в глубину пещеры. С минуту я стоял в нерешительности. Быть может, жрец спит, и я смогу взять лодку, не стреляя? Я не люблю убивать… Кроме того, головы Мотомбо не было видно, так как он наклонил ее вперед, и я не был уверен, что смогу убить его выстрелом в спину. Наконец, я не хотел стрелять еще и потому, что звук выстрела мог поднять тревогу.
В это время Мотомбо повернулся. Должно быть, инстинкт предупредил его о моем присутствии, так как тишина не нарушалась ничем, кроме мягкого шума дождя. В тот момент, когда он повернулся, блеснула молния, и он увидел меня.
Он поднял рог, чтобы призвать на помощь. Снова блеснула молния, сопровождавшаяся сильным ударом грома.
Я прицелился в голову Мотомбо и выстрелил как раз в тот самый момент, когда рог коснулся его губ. Он выпал из рук Мотомбо, который весь съежился и остался неподвижным.
В этот трудный момент мое искусство не изменило мне. Если бы мои напряженные до крайности нервы не выдержали, если бы моя рука немного дрогнула, если бы грязная подкладка из шляпы Ханса не защитила от сырости и пороха – эта история никогда не была бы написана и на кладбище Калуби лежало бы несколько больше костей.
Я простоял с минуту, ожидая, что в дверях, устроенных по обеим сторонам пещеры, появятся прислужницы и поднимут тревогу. Но никто не появлялся. По-видимому, это дряхлое существо день и ночь сидело на своей платформе, откуда ему было трудно спускаться. На закате солнца прислужницы окутывали его мехами, подбрасывали в огонь топлива и не беспокоили старца до тех пор, пока он сам не призывал их звуками рога.
Несколько ободрившись, я направился к лодке и отвязал ее. Потом влез в нее и, положив ружье, взял одно из весел и начал выводить ее из бухточки. Как раз в этот момент снова блеснула молния, и я увидел лицо Мотомбо, которое было всего лишь в нескольких футах от меня. Оно покоилось почти на коленях убитого, и его выражение было ужасно.
Посреди лба виднелся синий след пули, пробившей его. Глубоко провалившиеся круглые глаза были открыты, их прежний блеск потух, и мне казалось, что они пристально смотрят на меня из-под нависших бровей. Огромная нижняя челюсть отвисла; красный язык свешивался с нижней губы. Кожа на раздутых щеках приняла пепельный оттенок.
Я выплыл из пещеры и решил направить лодку к противоположному берегу, держась на восток от пещеры, по направлению к высокому дереву, которое, как я раньше заметил, обрисовывалось на фоне неба как раз позади кладбища.
Мой расчет оказался правильным, и в конце концов я направил нос лодки в камыши, за которыми оставил своих компаньонов. Как раз в это время из-за рассеивавшихся дождевых туч выглянула луна, и я был замечен своими и, в свою очередь, увидел фигуру бога-гориллы, направлявшуюся ко мне вброд, чтобы схватить лодку. Это было то самое страшное животное, которое я видел в лесу, только несколько пониже.
Я понял все и рассмеялся.
– Это баас? – спросил глухой голос, по-видимому исходивший из гориллы. – Значит, все окончилось благополучно.
– Конечно, – ответил я. – Иначе я не был бы здесь, – весело прибавил я. – А как чувствуешь себя ты, Ханс, в этой теплой шкуре и притом в такую сырую ночь?
– Ох, пусть баас расскажет поскорее, как все было, – ответил он. – Даже среди этой вони я сгораю от любопытства.
– Мотомбо убит, – ответил я. – Дайте мне, Стивен, вашу руку и мое платье. А ты, Мавово, подержи ружье и лодку, пока я буду одеваться.
Я вышел на берег и, уйдя в камыши, снял с себя мокрую рубашку и панталоны и спрятал их в большие карманы моей охотничьей куртки, так как не хотел бросать их. Потом одел сухое платье, которого даже без белья было вполне достаточно в этом теплом климате. После этого я выпил глоток водки из своей фляги и немного поел, так как чувствовал голод. Потом рассказал всем о том, как мне удалось достать лодку, и, коротко оборвав всеобщее выражение удивления и похвалы, приказал перенести Священный Цветок в лодку и занять в ней места. Затем, с помощью Ханса, высунувшего свои пальцы из шкуры гориллы, я снова тщательно зарядил ружье, надев на затравочный стержень последний пистон. Сделав это, я занял место на носу лодки и велел брату Джону и Стивену грести.
Описав, как я сделал это раньше, дугу, чтобы не быть замеченными, мы очень скоро достигли входа в пещеру. Я наклонился вперед и заглянул в нее из-за западного выступа каменной стены. Внутри нее по-прежнему было тихо. Тускло горели костры по обеим сторонам платформы, на которой неподвижно сидела скрюченная фигура Мотомбо.
Мы молча вышли из лодки, искоса поглядывая на ужасное лицо мертвого жреца. После этого я расставил всех в определенном порядке.
Впереди всех должен был идти я; за мной Мать Священного Цветка и Ханс, изображавший лесного бога; за ними брат Джон и Стивен со Священным Цветком; потом – мисс Хоуп; Мавово замыкал шествие.
Около одного из костров лежала куча факелов, о которых я уже упоминал. Мы зажгли несколько из них. Мавово поставил лодку на старое место и привязал ее к столбу. У меня мелькнула мысль, что, найдя ее на своем месте, понго сочтут наше появление еще более таинственным. Я все время поглядывал на двери, устроенные по обеим сторонам пещеры, каждую секунду ожидая появления прислужниц. Но они не появлялись. Спали ли они или отсутствовали – этого я до сих пор не знаю.
В торжественном молчании двинулись мы вперед по извилинам пещеры и потушили свои факелы, лишь только завидели свет, проникавший в нее через дальний выход.
В нескольких шагах от входа в пещеру стоял часовой. Он стоял спиной к ней и заметил нас при слабом свете луны, выглянувшей из-за туч (все еще шел мелкий дождь), только тогда, когда мы оказались справа от него. Он обернулся и, увидев богов своей страны, поднял руки и без чувств упал на землю. Хотя я никогда не спрашивал об этом Мавово, тем не менее я думаю, что он принял некоторые меры предосторожности по отношению к этому часовому. По крайней мере, когда я спустя некоторое время оглянулся, то увидел у него в
