— Американский налогоплательщик отсчитывает двадцать пять тысяч долларов в год за мое содержание здесь. Вам не кажется, что стоит истратить на десять процентов больше, чтобы я, выйдя отсюда, стал полезным членом общества, а не байкером или торговцем кокаином?
— Не знаю, Маркс. Я не экономист. Я специалист по образованию.
— Это глупо. И противоречит Конституции. А как насчет Пятой поправки, которая запрещает дискриминацию по принципу национальности?
— Не знаю, Маркс. Я не адвокат. Я специалист по образованию. В любом случае, Маркс, тебе стоило подумать об этом раньше, прежде чем ты приехал в Америку и нарушил наши законы.
— Я сюда не приезжал. Меня привезли вопреки моей воле.
— Значит, ты не должен был нарушать закон.
— Я и не нарушал.
— Обсуди это со своим адвокатом, Маркс. Я не могу помочь. Я специа...
— Знаю, знаю.
Я мог учиться заочно и обратился в Лондонский университет, чтобы изучать право. Меня приняли, и я засел в тюремной юридической библиотеке. Американские и английские законы во многом совпадали.
Сорок долларов в месяц — сумма небольшая, даже если заключенному бесплатно предоставляют жилье, еду, одежду и развлечения. Я тратил гораздо больше американцев из-за международных телефонных звонков — это был единственный способ поддерживать связь с семьей. К тому же заключенных, не оплативших штрафы (я должен был внести пятьдесят тысяч долларов), обязывали каждый месяц гасить значительную часть долга в рамках программы финансовой ответственности. Сравнительно хорошо (двести долларов в месяц) оплачивалась только работа на тюремном заводе — изготовление одеял для американских войск в Ираке. Но это было не для меня. Тем, кто не работал на войну, приходилось искать незаконный приработок, оказывая услуги счастливчикам, у которых водились монеты, или рабочим лошадкам, вносившим свой вклад в победу американского оружия. Левые доходы приносила кража еды с кухни, ножей с завода, всякой всячины из магазинов, а также самогоноварение, игра на спортивном тотализаторе, стирка белья для заключенных, изготовление именных поздравительных открыток, рисование портретов, минет, выбивание долгов и украшение внутренности камер. Некоторые заключенные стали тюремными адвокатами и помогали остальным скостить срок. Я занялся составлением для других заключенных ходатайств к судьям, адвокатам и конгрессменам. Довольно быстро добился двойной удачи — отмены осуждения и сокращения срока на десять лет, — благодаря чему стал пользоваться большим спросом. Хотя я никогда не требовал денег за свою работу, мне почти всегда что-нибудь давали: ворованную с кухни еду, теннисную ракетку, плеер, спортивный костюм с вышитой вручную надписью «Марко Поло», кожаный портфель. На мой счет пошли переводы из Нью-Джерси и Флориды с пометой «Заключенному от семьи». В среднем я зарабатывал триста долларов в месяц, более чем достаточно.
Увидела свет книга «Охота за Марко Поло» Сары Уолден и Пола Эдди. Редакция газеты «Мейл он санди» отправила мне ее в Терре-Хот на рецензию. Я дал свой отзыв. Книга напоминала полицейский справочник, но довольно точно и подробно излагала известные мне события. Одно выводило из себя: мой арест выглядел как кульминация битвы титанов, исход напряженной шахматной партии, между равно вооруженными противниками (мной и Ловато). Ловато черпал средства из колоссального федерального бюджета, пользовался поддержкой правоохранительных органов четырнадцати стран. Я же опирался на нескольких приятных парней. С тех пор как я покинул Майами и получил диплом в конце 1991 года, на воле много чего произошло. Запугав голландские власти, DEA заставило их арестовать Старого Джона, когда тот прибыл в Амстердам, и выслать в Майами. Он предстал перед судьей Пэйном, свидетельствовать отказался, но признал себя виновным, получил срок, который уже отбыл, и вышел на свободу. Балендо Ло признался в отмывании денег и тоже был сразу же освобожден. Филипа Спэрроухока выслали из Бангкока в Майами. Он рассказал DEA все, что знал, и получил свободу. Из десяти человек, выданных разными странами (что стоило огромных денег), девять оказались на воле почти сразу же после того, как предстали перед судьей Пэйном и покаялись. Меня единственного правительство США засадило за решетку.
Малик после освобождения вернулся в Пакистан. Затем полетел в Гонконг, где был арестован и выслан в Соединенные Штаты. Я представления не имею, почему так получилось и где он сейчас. Наверняка без Ловато не обошлось.
В Дюссельдорфе немецкая полиция арестовала Мак-Канна. В его машине обнаружили гашиш и фальшивый паспорт. По какой-то причине немцы не стали предъявлять ему обвинение за теракт на британской военной базе в Мёнхенгладбахе в 1973 году, из-за которого почти два десятилетия требовали его экстрадиции. С подачи Роджера Ривза, его обвинили в погрузке тонны марокканского гашиша в целях отправки наркотика в Англию. Возможно, как и американцы, они посчитали, что это куда более тяжкое преступление. В итоге немецкий судья, прокурор и адвокат Мак-Канна приехали в Терре-Хот допросить меня. Я поклялся, что не имел никакого отношения к сделкам с марокканским гашишем и, насколько мне известно, Мак-Канн тоже. Кида оправдали, хотя обвинение пошло на беспрецедентный шаг, заплатив Ловато, чтобы тот явился в суд и опроверг мои свидетельские показания. Гребаный Мак-Канн. Он до сих пор не получил ни одного срока за контрабанду наркотиков.
Поместив ложное объявление в газете «Тайме», лорд Мойнихан добился того, чтобы его младенца сына признали умершим и место в палате лордов отошло другому его отпрыску, еще более юному. Крестным отцом одного из детишек стал Крейг Ловато. Вскоре Мойнихан умер от сердечного приступа на Филиппинах. По крайней мере, об этом писала мировая пресса. Труп так и не нашли.
Под покровом тайны Том Сунде добровольно сдался DEA и не стал играть в молчанку. Он признал себя виновным в контрабанде наркотиков и получил условный срок — пять лет. Его патрон Карл продолжил искать миллионы Маркоса и насолил швейцарским властям, которые потребовали у Германии его экстрадиции. Немцы отказались выдать Карла. Сразу же после этого в Гонконге арестовали Джейкоби — США потребовали его экстрадиции по обвинению в том, что он продавал мне информацию. Гонконг отклонил запрос.
Роджера Ривза снова арестовали. Сбежав из тюрьмы Любека, он решил спрятаться в Америке. Его опознали и посадили в окружную тюрьму. Он начал рыть подкоп, попался и угодил в тюрьму строгого режима Ломпок, в Калифорнии. Чикагский наркодилер Рон Аллен, который был со мной в Пакистане, в конце концов попался и признал себя виновным в обмен на короткий срок. Только Джерри Уилле по-прежнему оставался на свободе.
Судья Роберт Боннер, глава DEA, посетил Лондон. «Дейли телеграф» сообщала, что на вопрос о моем двадцатипятилетнем сроке он ответил: «Я не знаю, как еще добиться, чтобы люди вроде Маркса оставили контрабанду наркотиков. Срок меня не смущает. Он точно его заслужил». Еще «Дейли телеграф» упомянуло, что я будто бы припрятал пятьдесят миллионов фунтов. Я написал издателю.
«Мне было приятно получить от Вас подарок к Рождеству — публикацию о том, что я владею пятьюдесятью миллионами фунтов, переведенными на Карибы и/или в страны Восточного блока. Я и не подозревал, что у меня такая уйма денег. Должно быть, правильно говорят, что марихуана отшибает память.
Правила Федерального бюро тюрем препятствуют тому, чтобы я разумно и ответственно тратил эти деньги. Буду несказанно счастлив вложить их в любое дело, какое посоветуете, если Вы согласитесь вносить за меня штраф, взносы по ипотечному кредиту, плату за обучение детей и содержать мою семью.
Сообщите, если Вас заинтересовало это предложение. В случае положительного ответа я отправлю Вам нотариально заверенную доверенность, и Вы получите доступ ко всем деньгам на моих банковских счетах в любой стране.
Кстати, в репортаж вкралась пара ошибок. Я отбываю наказание не во Флориде, а в Индиане. И назначенный мне штраф составляет не сто, а пятьдесят тысяч долларов. Впрочем, последнее неважно. Тем больше денег достанется Вам, если воспользуетесь моим предложением. Надеюсь, что эти ошибки были единственными. Говард Маркс».
