— Очень хорошо! — с довольным видом сообщил Чейвун. — Наше стадо — выше средней упитанности.
В тот же день пришли забойщики, и жухлая трава на берегу озера покрылась оленьей кровью. Ободранные туши грузили на большие тракторные сани и увозили в районный центр, в ледник, в столовые и магазин. На забойную площадку приходили жители районного центра, покупали оленьи языки, пыжиковые шкурки, и в брезентовой палатке не переводилось вино и сгущенное молоко. Хотя забойщики и пастухи то и дело прикладывались к бутылкам, никто допьяна не напивался.
В стадо приходили и старые знакомые Вэкэта. Пришел даже учитель физики, и Вэкэт под неодобрительный взгляд товарищей подарил ему десятка два оленьих языков. Учитель был очень доволен и долго благодарил Вэкэта и приглашал к себе в гости.
На второй день явился председатель райисполкома Яков Иванович. Он поинтересовался, каким сортом принимают оленье мясо, заглянул в палатку и спросил Вэкэта, как тот привыкает к новой жизни.
— Человек ко всему привыкает! — опередил Вэкэта Чейвун, успевший хлебнуть вчерашнего, уже выдохшегося шампанского.
— Трудно пока сказать, — уклончиво ответил Вэкэт.
— Закончите забой, заходите ко мне в райисполком, — пригласил Яков Иванович. — Есть интересное предложение — открыть кочевую школу для взрослых. Пусть и ваши товарищи завершат хотя бы семилетнее образование.
Когда был забит последний олень и в торговую базу были сданы все оленьи шкуры, камусы, рога и копыта, оленеводы переселились в гостиницу районного центра, заняв втроем целую комнату. Палатку и пастушеское снаряжение Выргыргын тщательно сложил и сдал в камеру хранения.
Денег у пастухов было много. Каждый день, чуть ли не с утра, они отправлялись в магазин и… возвращались в гостиницу с пустыми руками. Слишком велик был выбор, и слишком много было денег. Возможно, что у Чейвуна и Выргыргына и побольше бывало денег, но Вэкэт такую сумму никогда не держал. Лишь когда зашла речь о том, что надо посетить ресторан, было решено приодеться. Каждый купил по шерстяному костюму, белой рубашке и галстуку. Так как приближались холода, то обувь решили не приобретать: своя теплее.
Возле дверей ресторана пастухи замешкались, и Выргыргын сказал Вэкэту:
— Иди вперед. Ты тут долго жил.
— Я никогда не бывал в ресторане. Я был школьником.
— Верно, — протянул Чейвун.
Из-за плотно закрытых дверей доносились громкая музыка и топот множества ног, словно проходило большое стадо. Деревянное крыльцо ресторана слегка подрагивало.
После некоторого замешательства пастухи вошли в помещение. У дверей их встретил служитель в засаленной милицейской фуражке, но без значка. Он молча показал на гардероб. Пастухи разделись и, словно по команде, подошли к зеркалу. Все трое были в одинаковых костюмах, одинаковых галстуках и рубашках. Только лица и торбаса у них были разные.
За стеклянными двустворчатыми дверями продолжался топот. Вдруг смолкла музыка, топот приутих, послышались человеческие голоса.
Пастухи бочком, робко вошли в ярко освещенный, заставленный столами зал. Официантка в белом фартучке и с белой наколкой в волосах провела пастухов между рядами и посадила их в углу. Она вытащила из кармана листочек тонкой, папиросной бумаги и сказала, подавая Выргыргыну:
— Вот меню, выбирайте. Есть шампанское, коньяк и водка. Из красных вин — портвейн "Три семерки".
— Пожалуй, будем пить портвейн, — застенчиво сказал оробевший Выргыргын. — И поедим.
— Еду выбирайте, — повторила официантка и показала накрашенным ногтем на листок.
Однако такое простое на первый взгляд дело, как выбор еды, оказалось нелегким. Наконец каждый выбрал себе блюдо, и официантка ушла выполнять заказ. Тем временем пастухи принялись оглядываться, с удовольствием заметив, что одеты вполне прилично.
Официантка принесла заказ, пастухи выпили, а Вэкэт все оглядывал зал, пока не наткнулся на одно лицо. Точнее, он вдруг почувствовал пристальный взгляд на себе и посмотрел в ту сторону.
На Вэкэта смотрела девушка. Сначала он увидел одни глаза, слегка удлиненные, но не узкие, а широкие, полные сероватой синевы, как осеннее утро перед туманом.
Смутившись, Вэкэт опустил глаза, и первой его мыслью было, что эти глаза увидели какой-нибудь непорядок в его одежде. Он незаметно постарался оглядеть себя: вроде все было в порядке. Но стоило ему поднять глаза, как он снова встречался с этим взглядом, и тогда он тихо спросил Выргыргына:
— Посмотри, нет ли чего-нибудь у меня на лице?
Бригадир скользнул взглядом по лицу Вэкэта и радостно отметил:
— Все, что надо, есть!
— Может, какая грязь?
— Грязи нет, — сказал Чейвун. — Только у тебя какой-то виноватый вид… Как у собаки, которая что-то тайком съела…
— Ну тебя! — сердито отмахнулся Вэкэт.
Заиграла музыка. Сидевшие задвигали стульями и устремились на середину зала, где было небольшое свободное пространство для танцев. Танец был быстрый, очевидно из новых, от которых в школе оберегали, как от заразных болезней. Некоторые движения удивительно напоминали чукотские танцы.
"Длинные глаза", как мысленно назвал девушку Вэкэт, танцевала напротив. Теперь он мог получше ее разглядеть. Это была высокая девушка с очень светлыми и густыми волосами. Она улыбалась поверх головы своего кавалера и продолжала смотреть на Вэкэта, которому от этого было неловко.
Топот напоминал шум скачущего стада по твердой, сухой тундре.
— Вот работают! — восхищенно произнес Выргыргын, когда утихла музыка и танцующие устремились на свои места.
Пастухам очень понравился ресторан. Они просидели до самого закрытия, несколько раз повторили заказ и с сожалением покинули веселый и гостеприимный дом.
По тому, как в палатке было тепло, Вэкэт догадался, что температура воздуха поднялась. Полотняные стены содрогались от ветра.
После завтрака Вэкэт выбрался наружу.
Пурга шла низом. Это была гигантская поземка. Небо по горизонту было в тучах, а в зените оно было чисто и светилось глубокой синевой.
Вэкэт приложил к глазам бинокль. Знак был совершенно цел и не нуждался в восстановлении! Но радость тут же была омрачена мыслью о том, что все равно при такой погоде ехать нельзя: собаки не пойдут — ветер сильный. Придется отсиживаться в палатке. Повышение температуры означает, что пурга только начинается.
Вэкэт нарубил мяса от нерпичьей туши для собак и соорудил им убежище от ветра. Он решил их больше не брать в палатку: болела голова, и все, казалось, пропахло собачьим потом.
Загнав собак в убежище, Вэкэт укрепил нарту. Запасы продовольствия, собачий корм он сложил в отдельную кучку и заложил оставшимися снежными кирпичами. На тот случай, если и палатку завалит снегом, Вэкэт взял с собой запас нерпичьего мяса и других продуктов.
Делать снаружи больше было нечего, и Вэкэт вполз в палатку. Не раздеваясь, он лег поверх спального мешка, но не прошло и часу, как почувствовал, что сильно замерз. Пришлось подниматься и кипятить чайник. Он листал книгу и видел, как на глазах бумага пропитывается влагой. Вэкэт разворошил багаж и достал метеорологический градусник. Наружная температура поднялась до минус семи градусов. Это после позавчерашних минус тридцати восьми. Вэкэт представил себе, как стремительно падает линия барографа на метеостанции, и уныние охватило его: надежд на скорое улучшение погоды мало. Он медленно разделся и забрался под толстый мех спального мешка. В мешке еще осталось утреннее тепло, и Вэкэт неожиданно для себя уснул и проспал до следующего утра. Ему снилось детство, мартовские теплые ураганы, когда снег становился липким и тяжелым и ветер уже не мог его поднимать Ураган мчался по тундре, выворачивал приречные кустарники, срывал замшевые покрышки яранг, валил на землю оленей. Дрожащая от усилий яранга цепко держалась за землю, а из матов, которыми был обложен полог, сыпалась остро и пряно пахнущая сухая трава.
Вэкэт проснулся. Спешить было некуда. По бледному отсвету, просочившемуся сквозь полотно палатки, видно было, что рассвет наступил давно.
Вэкэт зажег свечу. Пропитавшийся влагой фитилек долго не разгорался, шипел. В отсыревшем воздухе пламя свечи не рвалось вверх, а сжималось и светило слабо.
Вэкэт старался растянуть каждое движение. Никогда в жизни он не одевался с такой тщательностью, как в этот день, и, если бы не холод, он растянул бы это действие еще надолго.
Так же основательно он готовил завтрак и ел. Прежде чем покинуть палатку, убрал внутри, свернул спальный мешок, собрал обглоданные нерпичьи кости, бумажную обертку от пачки печенья и пустую консервную банку из-под сгущенного молока.
Снежная стена выдержала напор ветра. Плиты осели, уплотнились под действием высокой температуры. Собаки обрадовались, а наиболее легкомысленные, такие, как молодой пес Локатор, пытались даже лизнуть каюра в лицо. Эльгар степенно посмотрел на каюра и едва заметно вильнул хвостом, а Лелю обошелся с хозяином, как с равным, позволил ему потрепать себя по загривку.
