Отец до последнего момента ничего не знал. Матери строго-настрого было приказано не выдавать тайну. Как-то за завтраком отец поинтересовался, собирается ли Агнес снова подавать документы на географический факультет. Дочь ровным голосом ответила, что не собирается, так как через неделю улетает на Чукотку. И как отец ни крепился, ни старался показать свою невозмутимость, чашка кофе задрожала в его руке. Но отец похвалил дочь и предложил помочь деньгами. Агнес ответила, что экспедиция уже выслала деньги, билет заказан. Ничего не оставалось, как пожелать дочери доброго пути. Однако оставшиеся дни перед отъездом отец был необыкновенно внимателен, а на аэродроме нежно поцеловал Агнес и шепнул на ухо: "Держись, дочка, я всегда в тебя верил".
— А чем вы занимаетесь в экспедиции? — спросил Вэкэт.
— Техник-коллектор, — ответила Агнес.
— Что это значит?
— О! — воскликнула Агнес. — Это значит все! Даже заготовка мяса и установление контактов с местным населением.
Вездеход остановился.
— Приехали, — Ачитагин полез через узенький ход наружу.
Когда Агнес и Вэкэт выпрыгнули из вездехода, Ачитагин все еще выбирался из кабины. Он тихо ругался.
Оленье стадо паслось по склону долины, на берегу замерзшей речушки. Пастухи уже бежали к вездеходу.
— Почему мы не подъехали ближе? — спросила Агнес.
— Потому что олени все равно отошли бы, — ответил Вэкэт. — Они не такие уж ручные, как кажется. Олень почти не подпускает человека к себе.
Ачитагин, наконец выбравшись из вездехода, подошел к пастуху и показал ему написанное на бумажке распоряжение бригадира.
— Это девка или парень? — спросил один из пастухов, бесцеремонно кивая на девушку.
— Не видишь, что ли? — сказал другой.
— Они говорят обо мне? — заинтересовалась Агнес — Что они сказали?
— Говорят… — Вэкэт помешкал, — говорят, что приехала красивая девушка… Длинноглазая…
— Длинноглазая? — Агнес недоверчиво посмотрела на Вэкэта.
Ачитагин позвал его, и Вэкэт оставил девушку у вездехода. На пути к стаду Ачитагин сказал:
— По всему видно, люди в оленях не разбираются. Давай заколем старых быков — все равно не раскусят, в чем дело. Наоборот, им даже покажется — хороших оленей забили, больших, мосластых…
— Ты это брось, — ответил Вэкэт. — Нехорошо людей обманывать.
— Девушка тебе понравилась, это я сразу заметил, еще в ресторане, — вздохнул Ачитагин. — Ну ладно, тогда сам выбирай оленей.
Размотав аркан и приготовив накидную петлю, Вэкэт пошел вдоль стада, высматривая жирного оленя. Вот один! Свист аркана над головой, и стадо, напуганное летящей петлей, шарахается в сторону. Мирно копавший мох олень уже лежит, поверженный рывком лахтачьего ремня. С обнаженным ножом к нему бежит Ачитагин. Через десять минут три оленя лежали на снегу. Стадо отошло в сторону.
Агнес внимательно наблюдала, как Ачитагин и Вэкэт разделывали туши. От внутренностей шел пар, снег заалел от крови. Ачитагин вынул печень, отрезал по куску, подал пастухам.
— Вы едите сырое мясо! — с удивлением воскликнула Агнес.
— Сырую печень, — ответил Вэкэт. — Хотите попробовать?
— Нет… то есть да, конечно…
Вэкэт наколол на кончик ножа небольшой кусочек и протянул Агнес. Девушка открыла рот, Вэкэт осторожно положил на розовый кончик языка кусок печени розовато-коричневого цвета. Агнес пожевала, открыла рот и улыбнулась.
Оленьи туши погрузили на вездеход. На этот раз Ачитагин решил ехать в кузове, сославшись на то, что в кабине жарко и "мотор прямо под ногами греет".
До стойбища добрались быстро. По пути Агнес расспрашивала об оленях, что они едят, как их пасут, и вслух восхищалась:
— Вот это животное! Идеал! Ни корму, ни теплого крова! Верблюд тундры.
В кузове было полутемно, но Вэкэт хорошо видел девичье лицо, ее блестящие удлиненные глаза.
Он никогда не был так разговорчив, и Ачитагин, кидая на друга удивленные взгляды, помалкивал и лишь изредка вставлял собственные замечания и отвечал на вопросы, если к нему обращалась Агнес.
— Когда прибудете на базу, — учил Вэкэт девушку, — не поленитесь сразу же поставить варить мясо. Самое вкусное мясо — из свежей оленины. А бульон получается такой, что если человек начинает пить, то его уже не оторвать. Еще вкуснее остуженный бульон с тонкой корочкой белого застывшего жира…
— Вы говорите так красноречиво, как повар таллинской «Глории», — улыбнулась Агнес.
Вездеход переваливался на сугробах, как суденышко на морских волнах. Сидящих в кузове на узких продольных скамьях, покрытых оленьими шкурами, бросало друг на друга, и каждый раз, когда Агнес приваливалась телом, Вэкэт чувствовал, как к сердцу поднимается горячая волна.
У стойбища вездеход притормозил, и Вэкэт с Ачитагином выпрыгнули из машины.
— Обязательно приеду к вам в гости. Заказывать одежду в ателье "Полярная звезда"! — кричала Агнес, придерживая одной рукой брезентовый полог. — Ждите меня, готовьте свежую оленью печенку!
Вездеход рванулся и поплыл между снежными сугробами, пока не скрылся за высоким озерным берегом.
Долго после этого Вэкэт вспоминал длинные глаза Агнес, ее лицо, улыбку, звук голоса.
Какой-то внутренний толчок разбудил Вэкэта. Собаки были чем-то встревожены и лаяли то яростно, то испуганно.
Он торопливо выбрался из спального мешка, оделся и с трудом вылез наружу в слепящую тьму: палаточную дверь придавило наметенным снегом. Приглядевшись, Вэкэт увидел всю упряжку. Собаки выбежали из укрытия и заливались истошным лаем. Вэкэт всмотрелся: огромный белый медведь, не обращая внимания на собак, ворошил продукты. Вэкэт не смел двинуться. Он рассмотрел еще двух зверей, они невозмутимо расправлялись со скудными запасами.
Ободренные появлением хозяина, собаки осмелели и ближе подступили к медведям. Вэкэт стряхнул с себя оцепенение и бросился в палатку за карабином. Собачий лай перешел в яростное рычание, словно теперь только собаки поняли, что медведи едят их корм. Вэкэт выскочил из палатки, переводя дрожащими руками затвор.
Медведи удрали, и развороченный корм — остатки нерпичьей туши, кусок копальхена — теперь доедали собственные собаки. Не помня себя от ярости, Вэкэт кинулся к ним и принялся раздавать удары прикладом карабина.
Пристыженные и виноватые, собаки отошли в загон — под защиту снежной стены.
Отворачивая лицо от ветра и снега, Вэкэт исследовал жалкие остатки, затолкал их в мешок и унес в палатку.
Он долго сидел перед полупустым мешком и с горечью думал: надо немедленно возвращаться. Как только утихнет ветер, гнать упряжку через всю тундру Академии к синеющим вдали горам. В море идти нет смысла: северный ветер сжал лед, закрыл последние трещины, разводья и полыньи. А южного ветра придется ждать не одну неделю, может быть даже месяц. Унылая перспектива…
Ветер трепал брезентовую крышу палатки. Нараставший от дыхания иней мелкой пылью падал на раскрытую страницу книги Стефансона. Вэкэт сдул с бумаги слой инея и бережно закрыл книгу.
Собаки еще сыты. Можно их не кормить, пока не установится погода. Раз они так поступили, пусть поголодают.
Вэкэт выбрался из палатки. Ветер валил на землю, старался прижать к снежному насту и унести прочь от трепыхавшей палатки. Воздух налетал какими-то рваными кусками, то забивая дыхание, то вдруг исчезая, и тогда широко раскрытый рот ловил пустоту.
Псы, скрючившись, спрятали морды в пушистые животы. Вскоре их почти засыпало снегом, и из белого сугробика торчали черные носы.
Почуяв хозяина, они подняли головы, но ни одна из них не встала. «Предатели», — выругался про себя Вэкэт. Лишь Эльгар посмотрел виновато. Как ни сердился Вэкэт на собак, он проверил, достаточно ли хорошо они защищены от ветра. Затем поправил свалившиеся снежные кирпичи и поплелся в свою палатку.
Открыв спальный мешок, Вэкэт начал осторожно снимать с себя одежду. Забравшись в мешок, он подтянул одежду к себе и палкой выбил из нее снег. Особенно бережно он обошелся с торбасами. Были еще запасные унты, но они оказались прокусанными то ли медвежьими, то ли собачьими зубами Вэкэт тщательно очистил торбаса и подвесил, чтобы они не валялись на снежном полу. Занимаясь делами, Вэкэт отвлекался от унылого воя ветра, от мыслей о трудном положении, в которое попал. Проделав все это, он позавтракал, откинулся в спальном мешке и закрыл глаза. Тотчас перед ним возникла снежная пелена и тени белых медведей. Вполне возможно, что они вернутся! Пришлось заново одеваться, вставать, заряжать карабин.
В прибрежных селениях медведей не промышляли: законом запрещено. Правда, существовала оговорка: если медведь напал, то его можно было убить. Только полагалось составить соответствующий акт и заверить в сельсовете. Чтобы не разводить бюрократизма, иные заранее запасались соответствующим актом и после этого безбоязненно искали встречи с хозяином льдов.
