– Конец ещё одной главы, а, Гувес? – крикнул я, откинувшись на диване.
– Самой последней для некоторых особ, сэр.
– Ладно тебе, старина, не будь таким торжественным. Бывают вещи и похуже, чем повешение.
– Например, сэр?
– Повешение в опере. Ха-ха-ха. Там – это наверняка. А теперь кинь-ка мне газету, старый волк. В ней статья про покойного.
– Сроду не думал, что найду вот так контуры в жалобе.
– Ужасно адская штука.
– Ага, Генри, ну наконец-то. Передвижной обезьянник пролетел через
ленту ограды и стремительно развернулся. Шеф Генри Блинк толчком распахнул дверь – батон сигары посреди одутловатого лица – и выкатился наружу, вдыхая ночной воздух.
– Я уже чую вкус этого ареста. Выстрел в движок? – Он нахмурился на фейерверк вспышек стада журналистов.
– Генри, – сказал энергично Майор, – ты знаешь Джека.
– Прорыв границы, зырьте сюда – Майор, Гарпун Спектр и Шеф Терминала в пыльнике!
– О, сомневаюсь, что мистер Кома потребует правосудия, – сказал Майор с нервной улыбкой.
– Готов спорить на твою шоколадную жизнь, что не потребует. – Блинк неуклюже протопал мимо трёх мужчин и осмотрел тело, чей третий глаз был распахнут, как люк после взрыва газа. – Охранник, однако. Есть улики?
– Ждут тебя, Генри. Вон даже Джек.
– Коронер захочет знать. – Блинк махнул на прессу. – Убрать отсель стервятников и обеспечить охрану территории. Тя чё, не учили в коп-школе, Джек? Есть успокоительное для вон того парня?
– Мне не нужны успокоительные, Генри, – Кома чиркнул спичкой и поджёг амортизатор. – Покойника более чем достаточно.
Гарпун Спектр весело прищурился на Блинка.
– Никак не въедешь, Генри?
Блинк вытащил сигару из своего лица, как вилку из кабана.
– А? Чё за шум? Ты сделал на нём денег?’
– Единственное, что я сделал – решил, кого буду представлять.
– Здесь Рекс Камп и Док. Настоящее кобылиное гнездо активности. Эй, Мэнгрув – кальмаровые серьги?
Но не успели Коронер и доктор Мэнгрув дойти до тела, как прирычал белый грузовик и начал разгружаться. Парень в мантии выплыл из дыма.
– Вам запрещено трогать тело. Майор начал терзать пальцы.
– Генри, это мистер Вингмейкер, главный пингвин церковного картеля.
– Типа сопереживаю вашим чувствам, падре.
– Не в том дело. – Вингмейкер распахнутыми глазами разглядывал тело. – Прикажите своим экспертам убираться.
– На каких основаниях?
– У меня есть картельная мистификация, замаскированная под распоряжение суда.
– Значит, вы бросились в комнату судоложества. Как ребёнок ябедничать учителю.
– Истинно так, – пробормотал Вингмейкер, потом оттолкнул медиков в сторону. – Посмотрите, мистер Блинк. Это может стать величайшим религиозным событием со времён Святого Маккейна.
Блинк перевёл взгляд с улыбки Гарпуна Спектра на тело. Лужа крови вокруг головы жертвы точно воспроизводила классическую форму молящейся Девы Марии. Люди Винг-мейкера уже возводили разборную часовню вокруг тела.
– Ну, уж не будем раскидывать пальцы, – прорычал Блинк. – Я понимаю, вы не в курсах, как один край личности выступает из другого. Но нашему Джону Доу* придётся выполнять разрушительную программу гниения независимо от вашей чертовски священной блокады. А пока всё складывается дьявольски удачно для мясных мух.
Доктор Мэнгрув прошла мимо с ящиком инструментов.
* Стандартная форма для обозначения неустановленной личности.
– Приказ подтверждается, Шеф. Нет ничего, кроме очевидного.
Рекс Камп угрюмо прошествовала за ней.
– Тот же приказ твоим экспертам, Блинк, – сказал Джек Кома. – Шакалам разошлём повестки за эту фотосессию.
– Наконец-то ты думаешь, как коп.
– По положению тела, это привидение появилось с нашей стороны границы.
– Это труп. Кома отвернулся.
– Привидение.
Блинк и Гарпун Спектр пошли к машинам.
– А твоя точка зрения, Гарпи? Ты у нас стал набожным?
– Когда это оплачивается.
– А что, было дело?
– Насчёт этого тела, я думаю, у нас в руках истинное чудо.
– В моих – ни шута.
– Помнишь давным-давно слоны в Индии, пьющие молоко?
– И что? Я могу выпить пропасть молока. Тоже чудо?
– Те животные были из камня. Камень, Генри, слышишь, что я говорю?
– Ах, чёрт, это всё просто выдумки в твоих мозгах.
– Ну, слава богу, – подхихикнул Спектр, – не самый важный орган.
Блинк дошёл до передвижного обезьянника и снова раскурил сигару. За рулём ждал танкист.
– Ладно, я пошёл за бубликом и кадушкой сердца тьмы. Вингмейкер соблаговолил дать доступ к одному факту, чтоб его благословило. Вишь отпечатки копыт вокруг гробонаполнителя? – Он нырнул в машину.
– Чистые, как образец.
– Преет работает там, где запрещена обувь с рифлёной подошвой. Труднее бегать.
Блинк хлопнул дверью, и машина порычала прочь.
– Офис, – буркнул Спектр.
По сути, прошёл год с тех пор, как Джонни Фейлсейф приставил морскую раковину к уху и услышал насмешливый хохот. Он стал сам себе начальник эффектным и кружным маршрутом. И где-то в дороге вбил себе в голову, что он больше, нежели оловянная статуэтка в оловянной кабинке. Ему довелось читать, что давным-давно жили бедняки, которые получали небольшие деньги: теряли паспорта и добредали до немецкой границы, чтобы прикинуться беженцами. Его впечатлило. Похоже, на границе может поменяться всё. На мексиканской границе – американцы менялись в нацистов. Так что он вышел из офиса и пошёл прочь из Светлопива, через Наш Прекрасный Штат, пиная пыль, пока не достиг границы Терминала. Это случилось чуть раньше разрыва между штатами, и там ещё не было оборудованных огневых позиций – просто Джонни Фейлсейф переходил туда-сюда и пытался зафиксировать еле уловимое ощущение законов, меняющихся вокруг его тела. Он думал, что воспринял мельчайший сдвиг давления на себя, но и что? На него всё равно давили.
Он знал, что когда-то однажды Леон Вордил хакнул кодекс и добавил законов – сначала по прогрессии, потом в экспоненциальной опухоли – что полностью уничтожило последние следы человеческой активности. Вычистить авторизованные указы из случайных добавлений оказалось напрягом для мозгов, задачей на годы. Один делегат, появившись перед прессой,- смеялся и бил себя в лицо грохочущим листом алюминия.
В наши дни насыщение авторизованного кодекса сделало прикол с троянским законом излишним. Но Фейлсейф стал одержим этой точкой перехода границы, где одна дамба ограничений уступала место другой. Нет ли там точки между ними – хотя бы минуты – где нет ни той, ни другой? Он пал на колени на краю штата, прищурившись на микроскопический шрам на земле, заполненный оживлённой свободой. Образец, забранный в почвопробник, под увеличением показал роящееся небо, и Фейлсейф загнал вглубь два листа оргстекла, чтобы извлечь тонкий пограничный сэндвич. Обычный светоч сможет проецировать на стену незаконную активность, и Фейлсейф постучался к Дону Тото в “Задержанной Реакции” на улице Валентайн.
– Видел когда-нибудь торнадо, Тото? Крематорий, мой крутой друг. Световые шоу – ничто. Есть мысль, что ты готов к яркой штуке. Выдающаяся штука.
– Выдающаяся? Звучит неплохо. Фейлсейф поставил лист перед софитом, и
стена превратилась в шербет, взбаламученный, как лицо Юпитера.
– Неистовая штука, Джонни.
– Автоматическая, в таком аспекте. И буквально за пару моментов придавит то грозное дерьмо, которое ты, похоже, так любишь.
– Постоянно меняется.
– И даст клиентуре намёк на высокие материи, Тото.
– По любому, беру. Назови свою цену, твою мать.
Фейлсейф открыл бурную торговлю образцами границы, которые использовали в световых шоу по клубам от Греды до Дворца Креозота. Он стал поставщиком заведений от побережья до побережья, включая “МК-Ультра”, тематический монархистский подвальчик в Питсбурге, где клиента обслуживали как двух или более разных людей и деньги брали на выходе за всех. Владелец Нед Речид видел, как ЭНЧ* выбивает визуалы, чтобы создать уникальное ощущение. Не как в старых казаках-разбойниках, где только грязный отпечаток цвета выдавливался из тесного акта интерпретации. Всё заполонили шипящие чайники, и Нед решил украсть промышленный секрет Фейлсейфа и наделать кучу. Он весьма удивился, когда под покровом ночи Фейлсейф поехал на границу в бронированном песчаном багги, встал на колени на вулканизованную землю и вбил в почву створчатую панель, словно экспозиционную пластину.
* Экстремально Низкая Частота.
Испуганная перебранка и борьба между двумя антрепренерами окончилась смертью Неда Речида от собственного пистолета, а Фейлсейф украсился гирляндами ужаса. Он смотрел из окна на Салатовую Улицу, и ему грезилось пламя вечных мук. Его отпечатки были на пистолете. Пистолет под телом. А по телику разворачивали историю про таинственный образ, распустившийся из головы Речида. Место преступления стало меккой для зевак, и пингвин предлагал святую охрану и медиатайник убийце.
