Дэвид знал, что между нами все кончено, хотя я и не сказал ему ни слова. И я впервые понял, что, возможно, по-своему он все-таки заботится обо мне. По крайней мере, понимает меня.
— Тео вечно отбивает у меня парней, — улыбнулся он. — Ну, я в любом случае тебе не подходил. Ты слишком уж хотел обладать мною, что ли… Мы ведь никогда и не знали друг друга по-настоящему, правда?
Я хотел было ответить, но он засмеялся и обнял меня. — Глупый мальчишка. Знаешь что? Я думаю, мы были друзьями только первые десять секунд нашего знакомства. Тогда, в зоопарке. Помнишь?
— Да, — подтвердил я. — Помню.
— Поверишь ты или нет, но я почувствовал, что между нами все кончено, в ту самую секунду, когда мы ушли от крокодилов. Но у тебя все получится с Тео. Ты ему очень нравишься. — Тут он как-то странно улыбнулся. — Думаю, ты просто создан для него.
— А ты не будешь против?
— Ну нет. Вовсе нет. Если мы все трое останемся жить вместе, как друзья, я буду более чем счастлив. В любом случае, нам надо отсюда съезжать. Я уже все обдумал. Если уж мы собрались, надо все делать быстро. Так всегда и надо поступать, знаешь. Никаких прощаний. Никаких сожалений. Ничего. Только что были здесь, и вот нас уже нет. Я хочу, чтобы мы все трое оставались вместе. — И он шепнул мне на ухо. — Тео считает, что ты выглядишь замечательно. Все-таки, я не так уж плохо на тебя повлиял. Заботься о нем.
Так, вполне естественно, я стал любовником Тео, а Дэвид стал моим другом, настоящим другом. И начался один из самых счастливых, — возможно, самый счастливый период моей жизни.
Тео был очень нежен со мной. Я не был уверен, понимает ли он меня, но ощущал, что он хочет быть со мной, хочет, чтобы я был рядом с ним. И в этом не было жажды обладать, не было мучений, не было душевной боли. Когда я был рядом с Тео, мир становился больше и ярче, и я вновь начал рисовать, я уверенней стоял на земле, прочной под моими ногами, сила появилась в моих пальцах, в моем члене, твердом и восторженном от любви к Тео Блю.
Как-то раз к нам пришла Шазза с шестнадцатилетним любовником и посмотрела на меня понимающим взглядом.
— Когда это закончилось? — спросила она.
— В тот момент, когда я увидел Тео.
— Он замечательный. Он мне тоже нравится.
— Ты его не получишь.
— О, я знаю. Я уже пыталась. Много раз.
Я пригласил ее к себе в комнату.
— Боже! — воскликнула она. — Ты рисуешь?
— Пытаюсь. Думал, может они тебе понравятся.
— Дорогой мой, они превосходные. Честно. Скажи, ты рисуешь только крокодилов?
— Боюсь, что да.
— Так значит, братцы тебя полонили. — Она присела на кровать. — Ты в курсе, я ведь знакома с ними всю жизнь. Я, можно сказать, их нянчила. Они вечно были одержимы крокодилами и всем таким. В этом нет ничего необычного. Всем мальчикам нравятся пауки, да и вообще всем нравятся драконы. А ведь крокодилы — это драконы и есть. Тебе так не кажется? Конечно. Да. Я была уверена, что ты согласишься. У их родителей был бассейн в саду. Такой красивый. Дэвид и Тео играли в нем в крокодилов целыми днями, пока с них чуть кожа не слезла.
— Расскажи мне о них.
— О Дэвиде и Тео? Ну что тут рассказать. Они богаты, и, как многие богатые мальчики, развлекаются тем, что изображают бедных.
— Никогда не слышал, чтобы Дэвид говорил о своих родителях.
— Ну, — она поправила платье. — Может быть, и мне не стоит об этом говорить. Грустная история… И если Дэвид не стал тебе рассказывать…
— Но ты ведь мне расскажешь?
— Ну, их мать умерла при родах. Или сразу после. Через два дня, кажется. Их вырастил отец. Такой чудесный человек. И потом, в прошлом году, да, уже год прошел, кажется… он попал в автокатастрофу. Он погиб. Дэвид как-то смог это пережить, он из них самый прагматичный. Но Тео… Тео — мечтатель. Он очень тяжело переживал. У него — только ты не должен об этом говорить — был нервный срыв или что-то такое. Все это как-то удалось замять. Но я уверена, что он пытался покончить с собой. Бедный малыш Тео. Он был совершенно измучен. Несколько месяцев пролежал в больнице. Я как-то его навестила незадолго до выписки. У него ведь никого не было. Только Дэвид. А у Дэвида, можешь представить, сколько у него было проблем. Кажется, он встречался с одним парнем в то время. Ни разу его не видела. Что же было дальше? Память так все искажает, знаешь… Да, Тео вышел из больницы и стал встречаться с одним мальчиком. Да. Вот так. Но он мог говорить только об одном — об этой автокатастрофе. Понятное дело, что парню это все быстро надоело, и он ушел, просто исчез. А Тео становилось все хуже, он стал терять вес.
Какое-то время он жил со мной. У меня тогда была квартирка в Кембервилле. Для двоих она, конечно, была мала. В общем, я никого не могла к себе приводить, а это знаешь ли, хуже смерти. Потом он жил с Дэвидом какое-то время. А затем решил пожить в Америке. Там у него тоже был роман. Все решили, что это замечательная идея. Да, так оно и получилось. Но я знаю, что Дэвид очень беспокоился. Он никогда не говорил о Тео, так что я и не спрашивала. Но ясно было, что он постоянно о нем думает. Они с детства были очень близки. Не думаю, что это сохранилось сейчас. Так бывает. Люди жили вместе, жили и вдруг с легкостью разошлись.
— А как тебе сейчас Тео?
— Неплохо. Пришел в норму. Думаю, ты ему очень в этом помог. Ты для него идеальный любовник. Мужчина его мечты. Думаю, он всегда хотел найти кого-то, похожего на тебя.
— Я всю жизнь мечтал о ком-то, похожем на него.
— Ну так все великолепно.
— Да, — подтвердил я. — Великолепно.
И, в каком-то смысле, все действительно было великолепно. Мне казалось так тогда и, несмотря ни на что, кажется сейчас. Время, которое я провел с Тео, было лучшим, чем все, что у меня когда-либо с кем-нибудь было. Я любил его и верил, что он любит меня. Благодаря ему я снова стал интересоваться собой. Да, пожалуй, что так: он вернул мне мою индивидуальность. С ним я снова почувствовал себя Билли Кроу.
Что бы ни одевал Тео, он всегда прикалывал свою брошь с крокодилом. Она была прекрасной, усыпана брильянтами и источала волшебный свет, гипнотическую ауру, в которой я чувствовал себя свободным. Она стоила кучу денег, и Тео любил об этом напоминать.
— Она была специально сделана для меня. Парнем, который у меня был до того, как я уехал в Америку. Я знал его совсем недолго. Всего несколько недель. А потом… Ну тебе незачем знать все это. В общем она стоит чертовски дорого.
— Очень красивая.
— Да. Рад, что тебе нравится. Без нее я бы не смог больше жить. Но твои картины тоже прекрасны. Крокодилы.
И, чтобы сделать приятное моему Тео Блю, я рисовал крокодилов все больше и больше — огромные, детально выписанные, причудливые существа сплетались на огромных полотнах. Один крокодил часто беседовал со мной из темноты. Хотя я никогда не видел его, я знал, что он мой друг. Этот крокодил рассказывал мне истории, нашептывал секреты, а я слушал его, охваченный восторгом и ужасом. Порой действительно восхитительное ужасает. Есть частица ужаса во всем действительно прекрасном. Все великие рассказчики знали это: как две противоположности могут сочетаться в одном рассказе, как в развязке могут сплетаться радость и скорбь, восторг и печаль.
И эта история не исключение. Вот я думаю, пока пишу: скажи моему Доминику про фотографию прямо сейчас. Но рассказчик во мне противится: "Нет. Не сейчас. Надо отложить. Подожди". Рассказчик не должен отвлекаться на эмоции. Но, упомянув «фотографию», я пробудил твое любопытство. Что он имел в виду под «фотографией»? Какую фотографию он имел в виду? Что? Что? Что?
Но нет, Доминик. Я не скажу тебе.
Подожди.
Я расскажу тебе, мой Доминик Нил, сладкий мальчик с любопытными глазами. Я расскажу тебе. К концу письма ты будешь знать все. Ты узнаешь, как я превратился в чудовище: ужасное существо с крыльями и когтями, как средневековая горгулья.
Но сначала я должен описать период спокойствия, период радости, который был у нас с Тео и Дэвидом. Нам было так хорошо вместе. Я рисовал, Тео писал роман и делал множество моих фотографий (чтобы никогда не забыть меня, объяснял он), Дэвид где-то тусовался, напивался, большую часть дня спал и всем этим был вполне доволен.
Иногда Тео и Дэвид начинали перешептываться, словно участники заговора, в котором я, в лучшем случае, не участвовал, в худшем же — был его жертвой. Тео хихикал, потом бросал на меня взгляд и мгновенно краснел. А Дэвид обнимал его, словно старший брат, обнимал по-отцовски, поощрительно, будто Тео был маленьким мальчиком, нуждающимся в заботе. В каком-то смысле так оно и было. Порой, когда мы лежали рядом в постели, я чувствовал, как он дрожит, без всякого повода вообще, словно испуганный голубь. И я крепко обнимал его, прижимал к груди, словно мог выжать боль из его сердца, как сок из лимона.
По утрам я обычно готовил завтрак им обоим.
