Почти всю левую (если смотреть от лестницы) стену занимали листы бумаги — большие и маленькие, исписанные, изрисованные, в клетку и в линейку, посаженные на скотч или — о ужас! — на клей. Организаторы, справедливо опасаясь, что от нехватки бумаги и избытка чувств народ вскоре начнет писать прямо на свежепокрашенных стенах, сделали благое дело — повесили огромный лист ватмана.
— Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вешалось, — прокомментировала вчера Лави, осматривая нововведение.
Сегодня же ватман оказался исписан уже почти на треть — а ведь всего ничего провисел! Медленно прогуливаясь по коридору, Аэниэ читала тексты и разглядывала изредка попадавшиеся рисунки. Кто-то рекламировал свой сайт, кто-то объявлял о продаже оружия, кому-то срочно требовалась на игрушку "команда нолдоров". Девочка фыркнула: наберет товарищ таких «нолдоров», что и сам не обрадуется… Вперемешку с объявлениями попадались стихи, рисунки, признания в любви (без подписи), дурашливые рожицы, непременное "Здесь был…" (вписать нужное имя) и "Такой-то — козел"…
Здесь же висел и ее собственный стих. Вчера, выпросив у Гэля листок из блокнота и спрятавшись в уголке стойбища, прикрываясь ладошкой, Аэниэ набросала портрет огромноглазого эльфа в таэльском берете, а ниже каллиграфическим почерком вывела свои стихи. Разумеется, с посвящением Лави.
Начав писать стихи в прошлом году, Аэниэ так и продолжала — чувств было много, чувства бродили внутри и стремились наружу, и девочка изливала их, как умела, и непременно показывала их эльфке. Та хвалила чистоту и глубину эмоций, советовала продолжать писать, но никому не показывать, со вздохом произнося: "Не поймут". Но сейчас Аэниэ все же решилась вывесить стишок на всеобщее обозрение. Пусть без подписи — Лави все равно догадается, кто автор, а другим знать необязательно. Другие будут читать и восхищаться, а Аэниэ, счастливая, но неузнанная, будет стоять рядом и улыбаться про себя. Может быть, даже и откроется кому-нибудь… Пусть удивляются: такая молоденькая, а такой талант!
Правда, с утра Лави думала только о завтраке и об очередном семинаре, и даже не взглянула на "стену откровений", но наверняка в течение дня у нее найдется время! А если не найдется… "Я подожду… Я терпеливая…" — думала Аэниэ, изучая надписи, появившиеся на ватмане со вчерашнего дня, и вдруг заметила, что в коридор неторопливо вошли две девушки и сразу же направились к расписанной стене. В окна пролета светило солнце, било прямо в глаза, и девочка напрасно щурилась, силясь лучше рассмотреть новых ценителей настенного творчества — пока видно было только то, что одеты они в цивильное (джинсы и свитера с воротниками "под горлышко") и ничем особенным не выделяются. "Ничего… Скоро подойдут ближе…" — Аэниэ осторожно сманеврировала поближе к своему листку: на тот случай, если девушки до него доберутся и что-нибудь скажут.
А они медленно шли вдоль стены, внимательно прочитывая надписи и изредка негромко переговариваясь. Одна из них, по-видимому, более нетерпеливая, шла на шаг впереди и иногда указывала другой на что-то, привлекшее ее особое внимание, и они изучали это «что-то» вместе. Остановились. Вторая девушка покачала головой, первая хихикнула. Двинулись дальше. Разрываясь от нетерпения, Аэниэ тем не менее заставила себя стоять спокойно, нагнулась и притворилась, будто разбирает чью-то длинную записку мелким почерком — в самом низу ватмана.
Незнакомки подошли совсем близко, и Аэниэ наконец-то смогла рассмотреть их получше. Та, что шла первой, встряхнула прямыми смоляно-черными волосами, повернулась боком, показав профиль хищной птицы, и уткнулась в очередной текст.
Тем временем подошла и вторая девушка — просто темная шатенка, хотя когда она нагнулась прочитать что-то внизу листа, Аэниэ заметила, что у корней ее волосы — светлые. "Красится… Хотя беленькой ей было бы лучше. И чего ради? Чтобы больше на эту походить, что ли? Но ведь все равно непохожи…"
Вторую девушку действительно никак нельзя было спутать с первой; она даже двигалась иначе — мягче и плавнее. Аэниэ старалась рассматривать крашеную незнакомку украдкой, но та, видимо, что-то почувствовала и подняла голову. Девочка не успела отвернуться, и глаза их встретились. Секунду Аэниэ растеряно таращилась, потом опомнилась и поспешно отвернулась, скрывая мгновенно залившееся краской лицо. Радужка прозрачно-серых глаз незнакомки была обведена широким черным ободком, отчего взгляд казался безумным, как на фотографиях гиен, встречавшихся девочке в альбомах, а в сочетании с полуопущенными тяжелыми веками — еще и презрительным. Девочка передернула плечами — по хребту прополз холодок.
Тем временем первая девушка добралась до листка Аэниэ, начала читать, но тут же оторвалась и с тихим возгласом дернула подругу за рукав.
— Что?..
— Сюда смотри…
Дальше они продолжили читать вместе, но больше никаких эмоций не выражали и вообще ничего не говорили. Дочитали. Помолчали, переглянулись. Кто-то из них протянул:
— Мдааа…
— Ну так… — отозвалась другая. — Годится? Пишем?
— Еще бы.
Шорох и шелест. Аэниэ рискнула украдкой глянуть в их сторону и чуть не ойкнула от удивления: они переписывали ее стих! С трудом удерживаясь, чтобы не запрыгать и не крикнуть: "Это я! Это мое!", девочка отвернулась и нарочито неторопливо пошла к стойбищу. Внутри у нее все пело: "Им понравилось! На память переписывают! Я могу, я умею, по-лу-ча-ет-ся!" На радостях Аэниэ даже простила крашеной девушке ее неприятный взгляд — в конце концов, глаза себе не выбирают, да и вообще внешность, она ж не виновата… Да и не может она быть сволочью — ей же стихи понравились!
— Мяаааууу!!! — едва войдя в стойбище и прикрыв за собой дверь, девочка все-таки не удержалась. — Мяаааа!!! — и тут же одновременно и порадовалась, что в комнате пусто, а значит, можно орать, сколько угодно, и огорчилась — ведь даже похвастаться некому.
Заслушавшись очередного "оконного менестреля" (так Аэниэ обозвала для себя тех, кто играл вообще-то неплохо, но не участвовал в концертах), девочка едва не опоздала к началу литературного семинара. Когда она добежала до дверей с косо прилепленной бумажкой с надписью "лЕтИратурный сИмЕнар" (все ошибки аккуратно зачеркнуты красным, а над ними выведены правильные буквы), тихонько постучалась и заглянула в аудиторию, все участники уже рассаживались по местам. Проскользнув внутрь, Аэниэ углядела местечко возле окна (вдобавок впереди сидел какой-то шкафообразный парень, и за его спиной можно было замечательно прятаться), быстро плюхнулась на расшатанный стул, достала блокнот и карандаш (которые ей все-таки удалось извлечь из недр рюкзака) и приготовилась слушать.
За столом ведущих сидели две девушки. Те самые девушки, что утром переписывали стишок Аэниэ. Девочка невольно вжалась в спинку стула и постаралась стать как можно незаметнее: разумеется, они не знали, что стих — ее, но они видели ее утром и могли узнать. А ей почему-то не хотелось быть узнанной.
Тем временем девушки переглянулись и поднялись. Первая — та самая черноволосая, с матово-смуглым лицом и чуть раскосыми темными глазами — улыбнулась и начала:
— Здравствуйте все. Мы рады приветствовать вас на литературном семинаре. Для тех, кто нас еще не знает: мы — ведущие семинара, а также критики, в просторечии — кадавры.
В аудитории плеснули смешки.
— Позвольте представить вам мою подругу, — и смуглянка указала на соседку, — Безумная сабля Кунда Вонг, Блистающая.
Та коротко поклонилась, улыбнулась:
— Безумным многое позволено, так что не обессудьте… — и, в свою очередь, указала на первую, — А это — Фариза, Человек.
— Как видите, — продолжила Фариза, — мы равны. Не оружие и не Придаток… — переждала краткий приступ веселья и шушуканья, — а именно Блистающая и именно Человек.
— Сегодня — первый день семинара, — вступила Кунда так гладко, словно это она говорила все время, — и для начала, чтобы вы имели хоть какое-то представление о том, для чего мы здесь собрались…
— …Мы прочитаем вам одно стихотворение. Где мы его нашли, мы не скажем…
— …Разве только то, что он висел на всеобщем обозрении и без подписи…
— …А значит, мы никого не обидим, прочитав его здесь.
Фариза и Кунда ухитрялись говорить по очереди, не перебивая друг друга и не оставляя повисать неловких пауз — казалось, будто говорит один человек. Только на два голоса.
— Итак, стихотворение. — Кунда сделала приглашающий жест в сторону Фаризы, та взяла со стола бумажку, поднесла к самым глазам, близоруко сощурилась и начала читать.
С первых же слов Аэниэ заерзала на месте и попыталась одновременно и спрятать горящее лицо за спиной впередисидящего парня, и не упустить из виду Фаризу. Критик и кадавр читала ее, Аэниэ, стихотворение!
