— Я должен предупредить вас, доктор. Понимаете, они что-то в нем вырастили. Это живое, это…
— Да полно вздор молоть. Где его палатка? Подождите-ка снаружи.
Через несколько секунд доктор выбрался с таким видом, точно его ударили по яйцам.
— Ну что, посмотрели? Дрожа, он кивнул.
— Что-то между сороконожкой и растением, растет у него во внутренностях, выпуская корни.
— Может, отравить? Вколоть ему чего-нибудь?
— Хреновое дело. Эта штука проникла Джерри в кровеносную систему… бедный парень. Ну, либо так, либо…
Мы понимающе переглянулись. К счастью, у нас оказался ротенон. Доктор наполнил шприц, и мы вошли. Вонь просто сбивала с ног, проникала в глотку, легкие, не давала дышать.
О Боже, теперь видно, как она шевелится у него под кожей. Мы даем ему лошадиную дозу морфия и ларгактила.
Быстрый надрез и рывок плоскогубцами, жуткая красная голова — существо крутилось и извивалось, корни и головы торчали повсюду. Доктор воткнул шприц и надавил на поршень, но игла вырвалась у него из рук, и он отпрянул.
— Бежим отсюда, оно яйцами плюется!
И личинками тоже; Реджи уже потерял всякое сходство с человеком, — головы и корни торчат из каждого дюйма его тела, извергая личинки с прозрачными острыми зубками.
Я задержался только, чтобы выстрелить Реджи в голову. Мы понеслись со всей прытью, но было уже поздно: нас облепили личинки, они забирались все глубже в глаза, нос, во все дыры, проедали путь в….
Но мы выжили. Мы искупались в керосине, который по счастливой случайности оказался под рукой. Как и любой мутант, этот из-за отсутствия иммунитета был необычайно восприимчив к биологическим и химическим веществам, — нюхнул керосина, и нос чист. Палатку и землю вокруг мы спал или дотла. Немыслимо разбивать лагерь в таком месте.
Мы шли, пока усталость и темнота не вынудили нас устроиться на привал.
Поужинав тушенкой, Уилсон раскурил трубку.
— Мы, наверное, случайно наткнулись на что-то.
— Хочешь сказать, это чудище вывели в лаборатории?
— Боюсь, что так, старина.
— Тогда нам всем кранты!
— Боюсь, что нет, старичок. Знаешь, почему скачет прыгающий боб? Там внутри прыгучий жучок.
— Что ж ты предлагаешь?
— Надо найти лабораторию и уничтожить ее.
— А чем? Тремя пистолетами и ружьем?
— Вот этот однотомник Шекспира пропитан новейшими взрывчатыми веществами. Намного разрушительней обычной взрывчатки, которая разрывает изнутри.
— А как активировать?
— По-разному. Если взять книгу и смотреть на нее, нужно просто сказать: «Так гасни, гасни же, свечи огарок»,[3] или можно активировать телепатическим дистанционным управлением.
— А ты знаешь, где эта лаборатория?
— Конечно. У меня есть приказы и координаты.
— Ну так идем.
На рассвете мы двинулись в путь. Самый конец тупика — вот, что нам нужно.
Три ключа. Высокие стены. Что-то вроде рожицы на пузыре.
Музей. Я оказался в комнате с экспонатами — без дверей. Взглянул направо — там все пусто и залитая солнцем стена в сотне футов. Что-то не так с этой стеной. Это картина. Разрисованная стена. Она на самом деле внутри музея.
Зловонный тупик, смердящий гнилым временем и гнилым светом.
УЕБКИ
Старик-домовладелец разбужен громким стуком в дверь.
— Господи, — стонет он, — опять пьяный индеец.
Он накидывает военную куртку и сует тупорылый револьвер «Чартер Арме» — из такого застрелили Леннона — в боковой карман. На секунду прислоняется к стене, чувствуя острую боль в левой руке и плече.
— Убирайся. Я вызову полицию.
— Нескоро приедет и тебе не поможет. Ты совратил мою дочь.
«Сейчас выезжаем, сэр». Дверь вот-вот вылетит. Домовладелец стоит в шести футах от двери, пистолет наготове. Слышны сирены.
Дверь вылетает. Индеец врывается с бейсбольной битой, глаза дикие, как у бешеной кобылы. Патрульная машина с визгом тормозит на улице. Домовладелец стреляет индейцу в ногу. Индеец падает и, воя, катается по полу.
Дверь распахивается, врываются разъяренные фараоны, пушки наготове.
Увидев человека в армейской куртке, офицер Майк решает, что это и есть преступник. Времени он не теряет. Выпускает три пули. Домовладелец хватается за грудь и падает. Майк оборачивается, мрачно сует револьвер в кобуру.
— Готово.
— Вы ранены, сэр?
Он заботливо кладет руку на спину индейца. Это хорошая реклама.
Медленно индеец поворачивается, лицо белое от боли и шока. Они пятятся в ужасе. «Боже», — стонут в унисон. Марв, старший наряда, одобрительно машет рукой. Сирены скорой помощи вдалеке.
— Я разберусь, ты меня прикрой только. Они сажают индейца на стул.
— Ты — герой.
— Он был коммунистом.
— Правильно сделал, что пристрелил его, мы за тебя поручимся.
Полицейский сует ему в руку пистолет. Сирены все ближе. Индеец смотрит на пистолет с тупым недоверием. Легавые помогают мне сесть на стул? Дают мне пистолет? Скорая помощь сворачивает за угол в двух кварталах отсюда. Пули прошивают тело индейца. Нет времени на церемонии. Они переворачивают столы, валят книжную полку. Один швыряет стул в окно, когда скорая помощь тормозит.
— Это было круто, босс, по-настоящему круто. Индеец спятил, схватил пушку Майка и пристрелил домовладельца. И бог мне свидетель, он силен, как двадцать мужиков. Я предупредил его, что мы — офицеры полиции, но он направил на меня пистолет, и я вынужден был выстрелить.
— Шеф вас сейчас примет.
— Это ваш отчет?
— Да шеф, наш.
— Воняет, как падаль.
— Что ж там такого, шеф?
— Начнем с того, что невозможно сделать то, что вы тут описали.
Направления выстрелов не сходятся.
— Но, шеф…
— Кроме того, домовладелец не умер.
— Не умер? — Немая сцена. — Ну, так это великолепно, — криво ухмыляется он. — Мужик, которому так пальнули в грудь, мог на кусочки разлететься.
— Он был в пуленепробиваемом жилете. У него был сердечный приступ, но сейчас он оклемался и жаждет с вами расправиться: «Мало того, что мне нужно защищаться от пьяных индейцев, так еще и от спятивших копов — гнусных уебков!»
— Да, ебаный в рот, шеф, богом клянусь, я видел пьяного индейца с пушкой так же ясно, как сейчас вижу вас.
— А что еще ты видел? Райские врата? Ебаного Иисуса Христа, вручающего тебе Золотой Хуй за доблесть? Нет, на это раз, вы, клоуны, доигрались. Вы просто жалкие уебки, оба.
— Ну ладно, шеф. — Марв униженно улыбается, чтобы над ним сжалились. — Конечно, мы уебки, потому и пошли в полицию. Пушка и полицейский жетон какого угодно уебка прикроют.
— Ладно, мужики. Пожалуй, я дам вам шанс спасти свои задницы.
— Мы сделаем все, что угодно, шеф, все, что угодно.
— Опасное дело, парни. Большая наркотическая облава. На этот раз стреляйте сразу и помните: мертвые не врут. Усекли?
— Отлично все поняли, шеф.
— Возьмите все, что нужно, в арсенале. Советую ружья «Итака» с пулями четвертого калибра.
Уебки уходят. Шеф улыбается. Он уберет репортера, который сел ему на хвост, и кучу либеральных сопляков, как поет Джоан Баэз.
Получат ли уебки третий шанс? Нанесут ли уебки новый удар?
КНИГА ТЕНЕЙ
Доктор Хилл взял медицинскую карточку и откашлялся.
— Незачем ходить вокруг да около, док. Это ведь рак, верно?
Лучи солнца сквозь жалюзи упали на говорившего, точно тюремная решетка… худощавый пожилой человек в ветхом сером костюме, тяжелая трость из дерева кохобы между острых коленей, — обычный пенсионер из тех, что сидят на скамейках в парке или играют в шашки. Но глаза за очками в стальной оправе горели бесшабашным весельем, далеким леденящим счастьем. Пациент улыбнулся.
— В конце концов, доктор, мы ведь давно знакомы.
Очень давно. Доктор Хилл, пожалуй, единственный человек в Болдере, знавший, что сидящий напротив старик когда-то был лучшим стрелком на всем Западном побережье. Не самый проворный, но самый меткий.
— Да, это рак. Конечно, может и операбельный… надо еще исследовать, чтобы знать наверняка, но…
— Вы сомневаетесь.
— Будь это мой желудок, я бы сказал — нет.
— Хирурги — настоящие мясники. Хуже мексиканцев.
Доктор знал, что Ли Айс — начитанный, по-настоящему образованный человек. Доктора забавляло, что порой он выражается, точно неграмотный лох.
— Так сколько, говорите, времени мне осталось? То есть сколько я еще протяну?
Его скрючил приступ боли, он оперся на трость. Доктор пожал плечами.
— Месяц. Может, два… Я вам выпишу рецепт. Вы знаете, как делать уколы?
Человек кивнул, вспомнив сеновал в амбаре: доски разошлись, открывая голубое небо, и Том с полученной за карточным столом пулей в животе. Врач — старый китаец, неторопливый и беззаботный, сделал Тому инъекцию морфия, следом, как ни в чем не бывало, вколол себе. Потом присел на корточки, глядя на тощий живот Тома.
