Ли Меллон унес смалку на кухню. Рой Эрл пожал плечами. Остаток дня прошел спокойно. Элизабет была прекрасна. Элайн нервничала. Рой Эрл все глубже погружался в наблюдение за аллигаторами.
Весь день до самого заката он смотрел на них и изумленно улыбался. ВДРУГ он выпучил глаза и произнес голосом, в котором были землетрясение, чума и апокалипсис:
— БОЖЕ МОЙ, ТАМ АЛЛИГАТОРЫ!
Ли Меллон повел его прочь. Рой Эрл был не в себе.
— Там аллигаторы. Там аллигаторы. Там аллигаторы, — повторял он снова и снова, пока мы не перестали вообще слышать его голос.
Ли Меллон увел его туда, где держал раньше. Я не знал, куда. Я не хотел даже думать об этом: флаг Конфедерации над Цюрихом.
* * *
Он заметил продирающихся через бурелом федералов. Он бросился на землю и притворился мертвым, хотя с таким же успехом он мог быть мертвым и притворяться живым. Федералы были так перепуганы, что никого вокруг не видели. Тем более, что ни у одного из них не было оружия. Они выкинули свои ружья и теперь искали конфедератов, чтобы сдаться. Но Августас Меллон об этом не знал и лежал, делая вид, что глаза его закрыты навсегда, а дыхание остановилось до конца времен.
Ли Меллон поплыл! Не гони волну
Ли Меллон вернулся без Роя Эрла.
— Тихий, как постельный клоп.
— Где ты его оставил? — спросил я.
— Не волнуйся. С ним все в порядке, от там любуется морем. Кроме всего прочего, он псих. Спалит весь Биг Сур. С ним все в порядке. Не волнуйся.
— Аналитическая психология а-ля доктор Юнг, — сказал я.
— Ничего смешного, — сказал Ли Меллон. — С ним все в порядке. Я о нем позаботился.
— Ладно, — сказал я. — Ты здесь начальник.
— Тогда не позволите ли мне принести немного травки? Не знаю, как вы, а я бы с удовольствием покурил. Немного смалки. А?
— Да, хорошо бы.
Ли Меллон ушел на кухню и полез туда, где лежали специи.
— Значит то, что нашел Рой — действительно марихуана? — прошептала Элайн.
— Ага, — сказал я.
— Ли Меллон знает, что делать, правда?
— Еще бы. Ты когда-нибудь курила?
— Нет, — сказала она.
— Ах, травка, — сказал Ли Меллон, появляясь из кухни с целлофановым пакетом в руках.
— Ах, страшный наркотик. Порождение дьявола. Как нехорошо, — сказал он. — Я был добропорядочным прихожанином, пока не связался с этим дерьмом. Давайте покурим.
— Я ни разу не пробовала, — сказала Элайн. — На что это похоже?
— Сюда! Сюда! — кричал Ли Меллон, словно ярмарочный зазывала. — Тур на травы! Тур на травы! Свежие туры на травы! Читайте! Знаменитый девяностолетний философ арестован в наркотическом притоне! Утверждает, что считал это треской! Читайте! Танжер! Танжер! Албания!
Элайн хохотала. Элизабет улыбалась. Я что-то с трудом припоминал, а Ли Меллон достал газету, высыпал на нее траву и превратился в ювелира: он выуживал из травы стебли и семена до тех пор, пока она не стала мягкой и однородной.
— Ах, травка, — снова и снова повторял Ли Меллон. — Травка. Травка. Мамочка меня предупреждала. Духовник говорил, что от нее гниют кости в мозговых клетках. Папочка поставил меня как-то на колени и сказал: перестань рыться на сеновале, сынок; наша корова снесла сегодня утром яйцо, а кролик нацепил на себя седло. Ах, травка. Травка.
Я никогда раньше не курил с Ли Меллоном, и это обещало быть интересным. Травяной дьявол, похоже, знал, что к чему.
С аптечной точностью он свернул косяк, поджег его и протянул юной леди Конфедерации; она глубоко затянулась и передала косяк Элайн. Элайн явно не знала, что с ним делать.
— Втягивай дым в легкие, — сказал я. — И держи сколько можешь.
— Понятно, — сказала она.
Она сделала, как я сказал. Послушная девочка — и протянула мне. Я заполнил легкие дымом и отдал обратно Ли Меллону, косяк пошел по кругу, по кругу, по кругу, по кругу, по кругу, пока мы не оказались там — выше воздушных змеев.
После пятого косяка Ли Меллон начал смеяться, он смеялся и ничего не говорил.
— Это очень здорово, — сказала Элайн. — Но я ничего особенного не чувствую. Ничего революционного. — Пока она все это говорила, взгляд ее не отрывался от огня.
Элизабет стала похожа на бесконечного лебедя. Я хочу сказать, что лебединость не ограничивалась пределами ее тела, а заполняла всю комнату.
— Как хорошо, — сказала она.
Ли Меллон хохотал, как дьявол, он собрал и порвал пустые трубочки косяков, потом стал жевать обугленные обрывки бумаги, очень тщательно, потом перетасовал, словно колоду карт, уцелевшие обрывки, слепил из них бомбардировщик В-17, потом поджег его, как в воздушном бою над Берлином, и всех нас унесло на небеса.
Элайн, не отрываясь, смотрела на огонь. Элизабет перебирала волосы и разглядывала Ли Меллона, который смеялся, как дьявол.
Кажется, он лишился дара речи, а я стал ходить взад-вперед, повторяя что-то вроде:
— Гммм, гммм, ты, кажется, лишился дара речи. — В ответ на это Ли Меллон смеялся еще громче.
— Говорить не можешь, ага?
Ли Меллон потряс головой — нет.
— А слушать?
Ли Меллон поднял два пальца.
— Хорошо, — сказал я. — Дар речи явно утрачен, но человек способен слушать. Это хорошо.
Ли Меллон махнул пальцами так, словно стряхивал на город бомбы.
— Хорошо. Хорошо. Коммуникация, — сказал я. — Старые добрые 'да и нет'. Контакт с планетой людей. Трудно вести беседу о политике, когда не умеешь говорить, но всегда можно махнуть пальцами 'да' и потрясти головой 'нет'. Попробуем еще раз. Махни пальцами 'да' и потряси головой 'нет'.
Он хохотал, как гиена, которую вывернули наизнанку и обваляли в перьях.
— Да. Да, все хорошо. После внимательного обследования, я готов утверждать, что этот человек находится под воздействием наркотиков.
Ли Меллон махнул пальцами победным жестом Уинстона Черчилля — V.
— Да, да, этот человек напоминает мне Дэвида Копперфильда, а также омерзительные приключения мистера Елда и его эротическо-невротических бубоновых воздушных змеев.
— Этот человек явно неблагонадежен. Возможно, он не платит за квартиру, крадет в магазинах дурковатые ботинки, ставит на уши города и носит в чемодане тюленьи ласты.
— Да, этот человек определенно находится под воздействием наркотиков. Возможно, в его чемодане есть не только тюленьи ласты, но и костюм Томаса де Куинси [40].
Ли Меллон молотил руками по полу, как тюлень ластами, и ревел тоже по-тюленьи. Подумать только, меньше часа назад он нянчился с Роем Эрлом, а сейчас ему самому нужна нянька.
Элизабет очень веселила вся эта сцена, но она ничего не говорила, кроме:
— Ли улетел.
Элайн привязало к огню. Она не отрывала от огня глаз. Так, словно впервые в жизни видела огонь. Огонь горел только для нее.
— Хватит, Меллон, — сказал я. — Джек Лондон выкинул этот сюжет на помойку, потому что посчитал его слишком банальным для себя. Придумай что-нибудь пооригинальнее.
Ли Меллон продолжал лупить руками по полу, как тюлень ластами. Видимо, он считал этот сюжет вполне для себя подходящим. Тогда я повис на волосах Элизабет. Они приближались к лучам света. Я был очень далеко. Там, где совершаются браки.
— Трава — это хорошо, — сказала, наконец, Элайн.
Ли Меллон поднял два пальца, и волосы Элизабет согласились.
* * *
После того, как федералы в панике разбежались, Августас Меллон попробовал ожить. По его руке полз муравей. Он двигался так, словно тащил за собой справку о ревматизме. Августаса Меллона окружало тихое проклятие колокольного звона — не как смерть, другое.
Аллигаторы минус свиные отбивные
После примерно двух часов бессловесного хохота Ли Меллон встал на ноги, прыгнул в пруд и принялся ловить в темной воде аллигаторов.
— ГРОУЛ! — опп/опп/опп/опп/опп/опп/опп! — Они появлялись и исчезали в его руках, словно мокрые рептильные фокусники, разыгрывающие загадочное аллигаторное представление.
