Подали ужин, настолько обильный, что я не смог съесть и половины. Я уже отвык столько есть. После ужина я снова попытался объяснить, зачем пришел к нему, но слова никак не складывались в предложения. Я стал размышлять о нем и спросил, почему, увидев меня, он почти не удивился. «Я, пожалуй, ждал вас. — Выражался он довольно туманно. — Вы имеете свойство появляться как раз тогда, когда что-то должно вот-вот случиться». Видно было, что говорит он серьезно. «Вы действительно ожидаете катастрофы в ближайшие недели или дни?». — «Похоже на то».
Опущенные шторы скрыли небо. Сейчас должен был начаться фильм. Он прошептал мне на ухо: «Подождите, пока они сосредоточатся на экране. Тогда я покажу вам кое-что поинтереснее. Но вообще-то это строго секретно». Я стал ждать, обуреваемый любопытством. Мы тихо встали с мест, вышли за дверь и остановились у незакрытого иллюминатора. Я уже перестал понимать, который сейчас час. Над нами царила ночь, внизу было светло, как днем. Ни облачка. Я видел разбросанные по морю острова — обычный вид с высоты. И тут показалось что-то необыкновенное, не поддающееся описанию: из моря выступала стена льда, переливающаяся всеми цветами радуги; рассекая море, она двигалась, поднимая перед собой гребень волны, словно плоскую бледную поверхность моря скатывали, как ковер. То было зловещее, чарующее, сверхъестественное зрелище. Мои глаза смотрели вниз, но перед внутренним взором представало иное. Ледяной мир накрывал землю. Отвесные стены льда окружали девушку. Ее лунно-белая кожа, волосы, сверкающие как бриллианты в лунном свете. Мертвый глаз Луны, наблюдающий за кончиной нашего мира.
Выйдя из самолета, мы оказались в далекой стране, в незнакомом мне городе. Правитель прибыл для участия в важной конференции, его ждали люди и срочные дела. Он не торопился избавиться от меня, что весьма мне польстило. Он сказал: «Вам стоит осмотреться, место интересное». Город был взят недавно, и, поинтересовавшись, каков ущерб, нанесенный войсками, я получил ответ: «Не забывайте, среди нас есть и цивилизованные люди».
Он прогулялся со мной по красивейшим ухоженным садам под охраной вооруженной стражи, облаченной в черные с золотом мундиры. Находиться с ним рядом было для меня большой честью. Это был красивый во всех смыслах мужчина в самом зените славы, с натренированными как у атлета мышцами, человек сильных чувств и острого интеллекта.
Помимо витальности и энергии, он излучал чувство неоспоримого превосходства. Воздух вокруг него полнился аурой власти и успеха. Пройдя мимо искусственных каскадов, мы подошли к поросшему лилиями пруду. Гигантские ивы свешивали к воде длинные зеленые волосы, создавая грот, манящий прохладой и тенью. Мы присели на каменную скамейку и стали смотреть, как мечется зимородок, выписывая сверкающие параболы. На отмелях стояли цапли, серые тени были неподвижны. Картинка получалась идиллическая, мирная; насилие было на расстоянии нескольких миров отсюда. Я подумал, но вслух этого не произнес, как жаль, что сюда не пускают людей насладиться покоем и красотой. Как будто прочтя мои мысли, он сказал: «Раньше в определенные дни парк был открыт для посещения. Однако нам пришлось от этого отказаться — из-за вандализма. Хулиганы вытворяли такое, чего не позволяли себе даже солдаты. Есть люди, которых невозможно научить ценить красоту. Это недочеловеки».
К противоположному берегу реки пришло на водопой стадо похожих на газелей существ, они опускали и поднимали грациозные, увенчанные рогами головы. Стражники стояли поодаль. Я чувствовал, сейчас мы с ним ближе, чем когда бы то ни было; мы были как братья, как однояйцовые близнецы. Меня тянуло к нему, как никогда раньше, надо было дать чувствам какой-то выход, и я сказал, как ценю его доброту и какая честь для меня быть его другом. Но что-то не сработало. Он не улыбнулся в ответ и никак не отреагировал на мой комплимент, но вдруг резко встал. Я тоже поднялся, на противоположном берегу стадо снялось и убежало. Атмосфера вокруг изменилась; я почувствовал холодок, как будто порыв теплого воздуха прошел надо льдом. Меня охватил необъяснимый ужас, похожий на тот, который ощущаешь в кошмарах, как раз перед тем, как начинаешь падать.
Через секунду его глаза вспыхнули синей опасностью, вместо лица — не знающая пощады маска. «Где она?» Голос был злой, отрывистый, ледяной. Я сжался от страха, он сбил меня с толку, смутил до такой степени, что я, заикаясь, залепетал, как идиот: «Там, наверное, где я ее оставил…» Он бросил на меня ледяной взгляд: «То есть вы не знаете?» Его обвинительный тон обжигал холодом. От страха я даже не смог ответить.
Стражники подошли ближе, встали кругом. Чтобы оставаться неузнанными или внушать еще больший страх, каждый охранник прикрывал верхнюю часть лица длинным черным форменным козырьком, отчего казалось, что они в масках. Я стал припоминать, что слышал об их жестокости: это были осужденные убийцы и головорезы, которым отменили приговоры в обмен на безоговорочную преданность его персоне.
«Значит, ты ее бросил. — Снежную бурю пронзили стрелы синего льда, глаза сузились и впились в меня. — Такого я не ожидал даже от тебя». Бездонное презрение звучавшее в его словах заставило меня вздрогнуть и залепетать: «Вы же знаете, как враждебно она всегда была настроена. Она прогнала меня прочь». — «Ты не знаешь, как с ней обращаться, — холодно отчеканил он. — Уж я бы сумел с ней управиться. С ней надо заниматься. Ее следует учить стойкости и в жизни, и в постели». Я не способен был говорить, не мог взять себя в руки, пребывая в состоянии глубокого шока. Когда он спросил: «И что ты намерен с ней делать?» — я не нашел, что ответить. Его глаза наблюдали за мной с холодным презрением и настолько свысока, что это было невероятно унизительно. Эти синие огни словно не давали мне думать. «Тогда я заберу ее обратно». Он уместил ее будущее в пять коротких слов, ее мнение при этом не учитывалось.
Но теперь меня больше беспокоил он; я был привязан к нему, как будто в наших жилах текла общая кровь. Я с трудом переносил его отчуждение. «Почему вы так сердитесь? — Я сделал шаг, хотел коснуться его рукава, но он отодвинулся, и я не мог до него дотянуться. — Неужели это только из-за нее?» Я не мог поверить в это, ведь связывающие нас узы казались такими крепкими. В тот момент она не значила для меня ровным счетом ничего, ее как будто не существовало. Мы могли бы делить ее между собой. Возможно, я и произнес нечто подобное. Его лицо было будто выточено из камня, а холодный голос стал таким резким, что им можно было резать сталь; он словно отдалился от меня на тысячи миль. «Как только у меня появиться время, я поеду и заберу ее. Она будет со мной. И ты никогда ее не увидишь».
Нет больше уз, и никогда не было, они существовали только в моем воображении. Он мне не друг и никогда им не был, и наша близость всегда была сугубо иллюзорной. Он относился ко мне, как к существу недостойному даже презрения. В жалкой попытке восстановить свои позиции, я сказал, что пытался спасти ее. Я с трудом выносил жесткий взгляд его синих глаз. Его каменное, как у статуи, лицо не меняло выражения. Я заставлял себя не отводить глаз. В итоге он произнес одними губами: «Она будет спасена, если это возможно. Только не тобой». После чего он повернулся и зашагал, покачивая золотыми эполетами роскошного мундира. Сделав несколько шагов, он приостановился, прикурил, не поворачиваясь, сигарету и пошел дальше, даже не взглянув на меня. Лишь поднял руку и подал знак страже.
Они приблизились, похожие в своих черных масках на нелюдей. На меня обрушились удары резиновых дубинок, кто-то ударил ногой в пах, в падении я, должно быть, ударился о каменную скамью и отключился. Мне повезло. Пинать бесчувственное тело им, по-видимому, удовольствия не доставляло. Когда я пришел в себя, вокруг не было никого. В голове пульсировало и звенело, страшно было даже открыть глаза, ныл каждый дюйм тела, но переломов не было. От боли мысли в голове путались, я не сознавал, что со мной произошло, в какой последовательности и сколько с тех пор прошло времени. В таком состоянии я не понимал, почему так легко отделался, пока не сообразил, что стражники, скорее всего, решили, что вернутся попозже и прикончат меня. Если они меня здесь найдут, мне конец. Я едва мог пошевелиться, но, собрав волю в кулак, доплелся, шатаясь, до реки, рухнул в тростник и лежал там, уткнувшись лицом в грязь.
Уже темнело, когда меня разбудил далекий звук. Ко мне полукругом приближались темные фигуры. Решив, что это по мою душу, я испугался и замер. Наверное, это паслись какие-то животные, потому что, когда я снова поднял голову, их уже не было. Страх заставил меня осознать, что спасение в бегстве. Я подполз к самой воде и опустил голову в воду, промыв рану на голове и глубокую ссадину на скуле, частично смыв грязь и кровь.
Холодный поток оживил меня. Я кое-как добрался до ворот парка и даже сделал несколько шагов по улице, но довольно скоро рухнул. Меня увидели из машины, в которой шумная молодежь ехала с вечеринки, они остановились, решив, что я тоже возвращаюсь с попойки. Я убедил их отвезти меня в больницу, где меня осмотрел доктор. Объясняя свои увечья, я на ходу выдумал какую-то историю, в результате чего мне выделили койку в отделении травматологии. Я поспал два или три Часа. Меня разбудил колокольчик «скорой помощи». Санитары с топотом внесли носилки. Страшно было даже пошевелиться, хотелось только лежать без движения и спать. Но я знал, как это опасно и не осмелился остаться.
