Ну да ладно. Поехали дальше. Если вся эта гадость осталась бы в самолете, то что бы тогда исчезло? Какая-то сухая мерзость, похожая на вяленую говядину? Или того меньше – пассажиры превратились бы в колготки.
Ой, погоди, а кости считаются?
Пойду посмотрю в Гугле.
Ага, оказывается, в костях нет ДНК, но в костном мозге есть, стало быть, кости бы тоже остались в «боинге». Еще я узнала, что ДНК не содержится в волосах (точнее, она есть только в корнях). И не забудь про зубы (кроме пульпы)!
Выходит, то, что мы привыкли считать собой – это «мы» лишь отчасти. Мы сделаны из начинки. Мы – хот-доги, Роджер. Только благодаря ДНК вся эта дрянь, которую мы по наивности считаем чуть ли не святой, держится вместе.
Но! Насчет спермы я ошибалась. В ней содержится в пятьдесят раз больше ДНК, чем в крови. Это прямо золотое дно для следователей. Странно, да? И вот что я никак не могу взять в толк. Помню, еще в школе я смотрела в журнал и не могла понять, почему мальчиков столько же, сколько девочек. Подумай логически: на сто женщин должен приходиться один мужчина, не больше. Триллион сперматозоидов на одну яйцеклетку?! Чем природа вообще думала? Какая расточительность! В шестом классе я смотрела документальный фильм про Вторую мировую (после войны в Германии на две женщины стал приходиться один мужчина) и думала: «Вот это уже куда разумней».
Сменим тему.
Просто случайный факт: можно промыть желудок, выпив галлон молока.
Подожди, меня позвали…
Ив из отдела печати спрашивает, не видела ли я его мобильный. Этот парень покупает подарки для родных в самый канун Рождества, за час до ужина. Все члены его семьи получают «Ярмарку тщеславия» в упаковке из «Рейнольдс».
Бетани, да ты окончательно свихнулась на Рождестве!
Спасибо, внутренний голос. Ты прав. Я лицемерка.
Чем думала вселенная, изобретая Рождество?! Эй, а давайте-ка угробим шесть недель на чувство вины, одиночество и прочую бесполезную фигню! Потом построим офисные супермаркеты, где будут продаваться ручки и глянцевая бумага для принтера, и притворимся, что из этого выйдут отличные подарки для любимых!
Мне кажется, в Рождество люди отмечают тот день, когда отделились от животных. Вместо того чтобы жить бездумно и свободно, как птицы или звери, мы стали пленниками самих себя. Да, у нас появились машины, самолеты и голливудские фильмы, но с тех пор нас постоянно беспокоит календарь и время – его то слишком мало, то слишком много. Еще нас беспокоит мысль, что это время можно провести с пользой, а можно профукать, смотря «Семейку Партридж» по спутниковому телевидению и попивая один из бесчисленных энергетиков, что за ночь появились в супермаркете. Мне нравится «Ред Булл», потому что по вкусу он похож на пенициллин. Бред, правда?
Ну все, перерыв кончился. Надо навести порядок в корзине с уцененными дисками.
Какое счастье.
Сегодня покажу маме новые главы «Шелкового пруда». Она – твоя самая большая поклонница.
И расскажи мне наконец, как твои дела.
Б.
P.S. Прошло пять минут, и мне в голову явилась такая мысль: в Рождество мы празднуем не то, что отделились от животных, а то, что перестали быть добычей, начали делать оружие, ловушки и превратились в хищников – как те обезьяны в начале «Космической одиссеи 2001 года». Такого в истории планеты еще не было. Мы – уникальны. Мы научились переключаться между режимами.
Позвонили в дверь.
Кайл подумал, что теперь сможет узнать, почему хозяева открывали им пять минут. Но его надежды не оправдались. Глория положила поезд Кэнделла на пол и открыла дверь, за которой оказался высокий, худой, аристократичного вида седой человек в пальто с потертыми локтями. Уши у него покраснели от холода. Глория замерла на месте.
– Вот так сюрприз! – воскликнула она. – Да это же известный театральный режиссер и утонченный скаред Леонард ван Клиф! Здравствуйте, Леонард. Добро пожаловать в наш уютный, гостеприимный дом!
– Ага. Привет, Глория. – Режиссер потер руки и вошел.
Стив все еще сидел на полу и теребил самокат Кэнделла.
– Здравствуй, Леонард.
– Здравствуй, Стив.
– Выпьешь?
– Да, если можно, скотч.
– Сейчас.
Кайл заметил, что эти двое явно недолюбливают друг друга. Глория встала за кресло, где принимала различные завлекательные позы.
– Что привело тебя к нам в этот вечер?
– Подумал, неплохо бы обсудить спектакль.
– Правда? – Глаза у нее загорелись. – Ну так давай обсудим! Мы просто обязаны его обсудить. Искусство превыше всего.
Кайл кашлянул.
– Ой, простите! – спохватилась Глория. – Забыла представить вам наших гостей… – Ее поза напомнила Кайлу картины, на которых английские лорды девятнадцатого столетия гордо размахивают мушкетами над убитыми леопардами небывалых размеров. – Это прославленный и очень богатый писатель Кайл Фалконкрест. Они с женой пришли к нам на ужин. Ничего особенного – мы заказали китайскую еду. Так принято в нашем доме: все очень мило, непринужденно, но в то же время уютно и гостеприимно.
– Клево. – Леонард обратился к Кайлу: – Вы родственник, что ли?
– Нет.
– Они просто оказали нам маленькую любезность. Ужасно мило с их стороны!
Стив передал режиссеру скотч. Тот поболтал его в стакане и огляделся по сторонам.
– Классная мебель. Давно здесь живете?
– С тех пор, как напечатали мой первый роман.
– Он получил прекрасные отзывы критиков, но плохо продавался, – вмешалась Глория.
– Ясно.
– А первый роман Кайла прочли уже десять миллионов человек, – добавила она.
Стив выпил. Леонард посмотрел на Кайла так, будто у того выросли рога.
– В самом деле?
– Ну… да.
– Не представляю, как одна книга может понравиться стольким людям одновременно. О чем же она? Наверное, про каких-нибудь котят, захвативших власть над клиникой похудения. Потом эти котята превращают горстку неудачников в стройных красавцев, которые обзаводятся любящими семьями и богатой сексуальной жизнью.
– У вас получился бы отличный бестселлер, – сказал Кайл.
– А что такое «клиника похудения»? – спросил Стив.
– О, дорогой! Все знают, что это такое! – вспылила Глория. – Они нынче страшно популярны. Люди там худеют по специально разработанным программам, а на стенах висят плакаты с голливудскими звездами и членами английской королевской семьи, которые подбадривают пациентов всякими избитыми фразами. В таких центрах еще бывают солярии.
– Откуда ты знаешь?
– Ох, Стив! Стив, Стив, Стив, Стив, Стив… – Глория мудро улыбнулась и посмотрела на Леонарда, точно извиняясь за отставшего от жизни мужа. – Ни одна его книга толком не продавалась.
– Ну вы даете, люди! – удивился Леонард.
– Это уж точно, – встрял Кайл. – Ей-богу, эти двое как из романа Джона Чивера вышли. Причем действие происходит в аду. Вы поглядите на их дом – здесь время остановилось за десять минут до первого полета на Луну.
– Вы что, рылись в вещах? – спросил Стив.
– Нет, просто смотрел. Если бы рылся, поднял бы пыль. У вас тут всё словно корпией посыпали.
В трех кварталах от дома завелся грузовик. Мимо пролетел вертолет, молотя ночной воздух.
– Ну ладно, – сказал Леонард. – Хватит трепаться, перейдем к делу. У меня есть новость.
Роджер,
я с ума схожу от тревоги. Бетани – уже не Бетани. Честно говоря, она меня… пугает. Вчера вечером сама помыла посуду, а потом пошла в гостиную и просто сидела в кресле, не читала, вообще ничего не делала – **просто сидела в кресле**. Казалось бы, ерунда, но мне стало так жутко!.. Знаешь, похоже на какой-то фантастический фильм, где в теле человека поселился инопланетянин. И окно было широко открыто. Бетани думает, что на холоде ее организм съедает больше калорий.
Ну почему она вдруг стала так заботиться о своей внешности? Готы тоже много времени тратят на шмотки и косметику, но так они выражают протест, а все эти фитнесы и диеты – конформизм чистой воды. Я мечтаю, чтобы в гостиную вошла Бетани, накрашенная, как Элис Купер, и в черной майке. Чтобы она ела мороженое прямо из ведерка и прочла мне лекцию о том, как надо жить. Да, я знаю, Элис Купер – не совсем гот, но ты меня понял. Куда подевалась моя дочь? Что с ней стряслось в Европе? Обсуждать это она не желает. Да, ее бросил парень, однако стоит заговорить с ней сочувствующим тоном, как она отвечает другим, в котором слышится: тебя всегда бросали мужья, и кто ты такая, чтобы мне советовать?
О, бедное ее разбитое сердечко! Я плачу, Роджер. Только представь ее маленькое черное сердце на булыжниках шумной лондонской улицы!
Не могу вспомнить, как впервые разбили мое. Я так часто влюблялась… Мне казалось вполне естественным, что рано или поздно любовь заканчивается. Порой, даже когда мне было хорошо с кем-то, я начинала паниковать и бросала его – лишь бы он меня не бросил. Только в молодости можно делать такие глупости. Теперь, когда никто меня не полюбит, я поняла, как важна и хрупка любовь. Жизнь – это удар под дых.
