Ознакомительная версия.
— "Конец «Даунтауна», — восклицает он, тыкая в каждое слово заголовка. — Кого… трясет чужое горе?
Я почему-то жду, что Сташ перестанет созерцать свою тарелку, но он продолжает смотреть на одинокий кусок суши, улыбаясь своим мыслям и качая головой.
— Эй, — произносит Вэнден так, словно ее глубоко оскорбили. — Это касается всех нас.
— Ой-ой-ой, — говорит Тим предостерегающе, — это касается всех нас? А как насчет резни в Шри-Ланке, моя дорогая? Разве она нас не касается? Шри-Ланка, а?..
— «Даунтаун» — клевый клуб в Виллидже, — пожимает плечами Вэнден. — И нас это тоже касается.
Неожиданно Сташ говорит, не поднимая глаз от тарелки:
— Это называется Тонка. — Похоже, он раздражен, но его голос звучит ровно и тихо. Он по-прежнему смотрит на суши. — Не Шри-Ланка, а Тонка. Понятно? Тонка.
Вэнден опускает глаза и кротко произносит:
— Ага.
— Ты, вообще, знаешь, что там происходит, в Шри-Ланке? Как там сикхи сотнями убивают израильтян? — подначивает ее Тимоти. — Разве это нас не касается?
— Кому ролл каппамаки? — бодро перебивает его Эвелин, поднимая поднос.
— Ладно, Прайс, не заводись, — говорю я. — У нас есть проблемы и поважней Шри-Ланки. Конечно, внешняя политика — это важно, но у нас есть более насущные проблемы.
— Что, например? — говорит он, по-прежнему глядя на Вэнден. — И кстати, почему у меня в соевом соусе плавает лед?
— Ну… — неуверенно начинаю я, — ну, нам надо покончить с апартеидом, это раз. Остановить гонку ядерных вооружений, побороть мировой терроризм и голод. Обеспечить надежную армию, предотвратить распространение коммунизма в Центральной Америке, установить мир на Ближнем Востоке, сделать так, чтобы вооруженные силы США не использовались за рубежом. Мы должны сделать Америку сильной и уважаемой мировой державой. Это не преуменьшает значение наших внутренних проблем, которые так же важны, а, может быть, и важнее. Необходимо улучшать медицинское обслуживание пожилых людей и делать его более доступным, контролировать распространение СПИДа и искать средства для борьбы с ним, оберегать окружающую среду от загрязнения и токсичных отходов; улучшать качество начального и среднего образования; ужесточить законы по борьбе с преступностью и распространением наркотиков. Мы также должны обеспечить среднему классу доступное высшее образование, а пожилым — социальную защиту, а ещё нужно бережно относиться к природным ресурсам и охранять заповедники. И уменьшить влияние крайних политических партий.
Все (даже Сташ) таращатся на меня, чувствуя себя неловко. Но меня несет.
— Положение в экономике по-прежнему скверное. Мы должны найти способ сдерживания инфляции и уменьшения дефицита бюджета. Следует также обеспечить обучение безработных и создать для них рабочие места, равно как и защитить американский рынок рабочей силы от наплыва иностранцев-нелегалов. Мы должны сделать так, чтобы Америка стала лидером в передовых технологиях. В то же время нужно заботиться об экономическом росте и развитии деловой активности; упорно бороться против федеральных налогов на доходы; снижать процентные ставки, создавать благоприятные условия для развития мелкого предпринимательства, контролировать слияния крупных корпораций и их сделки.
После этого заявления Прайс едва не выплевывает «Абсолют», а я пытаюсь посмотреть в глаза каждому, особенно в глаза Вэнден: если бы она состригла зеленые пряди, перестала носить черную кожу, чуточку порозовела (может, пошла бы на аэробику) и надела бы нормальную блузку, что-нибудь от Laura Ashley, — она могла бы быть очень даже хорошенькой. Но почему она спит со Сташем? Он бледный, рыхлый, плохо подстриженный, и лишнего веса в нем как минимум фунтов десять: под черной майкой и в помине нет никакой мускулатуры.
— Но и про социальные потребности тоже нельзя забывать. Нельзя допустить, чтобы люди бесконтрольно пользовались системой социальной помощи. Мы должны обеспечить бездомных пищей и кровом, противостоять расовой дискриминации, защищать гражданские права и женское равноправие, и вместе с тем следует изменить закон об абортах так, чтобы он защищал право на жизнь и в то же время давал женщинам свободу выбора. Необходим жесткий контроль за нелегальной эмиграцией. Мы должны вернуться к традиционным нравственным ценностям, запретить порнографию и насилие на телеэкране, в кино и в популярной музыке, — везде. Самое главное: надо воспитывать молодежь, чтобы привить ей гражданское самосознание и неприятие грубого материализма.
Я допиваю свой виски. Все уставились на меня и молчат. Кортни улыбается с довольным видом. Тимоти ошеломленно качает головой с явным недоверием. Эвелин, озадаченная поворотом беседы, с трудом встает из-за стола и спрашивает, кто хочет десерт.
— У меня есть… шербет, — произносит она, словно в трансе, — киви, карамбола, черимойя, плод кактуса и эта… как ее… — Она прерывает свой монолог зомби и пытается вспомнить название еще одного экзотического фрукта, — ах, да, японская груша.
Все по-прежнему молчат. Тимоти бросает на меня быстрый взгляд. Я смотрю на Кортни, потом — снова на Тима, потом на Эвелин. Встретив мой взгляд, Эвелин с беспокойством смотрит на Тима. Я тоже смотрю на Тима, на Кортни, опять на Тима, который еще раз косится в мою сторону и медленно, неуверенно произносит:
— Мне кактусовую грушу.
— Плод кактуса, — поправляет Эвелин.
Я с подозрением смотрю на Кортни и после того, как она говорит: «Черимойя», я говорю: «Киви», и тогда Вэнден тоже говорит: «Киви», а Сташ тихо, но очень четко, выговаривая каждую букву, выдает:
— Шоколадные чипсы.
Беспокойство, промелькнувшее при этих словах на лице Эвелин, мгновенно сменяется добродушной улыбкой, похожей на маску. Она говорит:
— Ах, Сташ, ты же знаешь, что у меня нет шоколадных чипсов, хотя, признаюсь, это было бы оригинальное наполнение для шербета. Я же сказала, у меня есть черимойя, кактусовая груша, карамбола, то есть, плод кактуса…
— Я слышу, слышу, — отмахивается Сташ. — Тогда сделай мне сюрприз.
— Ладно, — говорит Эвелин. — Кортни? Ты мне не поможешь?
— Конечно.
Кортни поднимается из-за стола. Я наблюдаю, как она, стуча каблуками, уходит на кухню.
— Никаких сигар, мальчики, — кричит Эвелин.
— Даже не думал, — говорит Прайс, убирая сигару обратно в карман.
Сташ по-прежнему смотрит на суши так напряженно, что это меня раздражает. Надеясь, что до него дойдет моя ирония, я интересуюсь:
— Опять шевелится?
Вэнден соорудила у себя на тарелке улыбающуюся рожицу из калифорнийских роллов. Она показывает тарелку Сташу:
— Ну как?
— Круто, — бормочет Сташ.
Эвелин возвращается с шербетом в розеточках Odeon и непочатой бутылкой виски Glenfiddich, которая так и остается неоткрытой, пока мы едим шербет.
Кортни должна уйти рано, они с Луисом встречаются на корпоративной вечеринке в «Бедламе», — это новый клуб в центре. Вскоре уходят и Сташ с Вэнден — «зацепить» что-нибудь в Сохо. Я единственыйединственный видел, как Сташ взял с тарелки суши и сунул его в карман своей светло-зеленой кожаной куртки. Когда я сообщаю об этом Эвелин, которая ставит посуду в посудомоечную машину, она смотрит на меня с такой ненавистью, что перспектива вечернего секса становится более чем сомнительной. Но я все равно остаюсь. И Прайс тоже. Он лежит в спальне Эвелин, на ковре Aubusson конца восемнадцатого века, и пьет эспрессо из чашечки Ceraline. Я лежу на кровати Эвелин, обхватив гобеленовую подушку от Jenny B. Goode, и потягиваю «Абсолют» с клюквенным соком. Эвелин сидит за туалетным столиком и расчесывает волосы; ее великолепное тело упаковано в шелковый зелено-белый полосатый халат от Ralph Lauren; она рассматривает свое отражение в маленьком зеркале.
— А что, никто, кроме меня, не заметил, что Сташ решил, будто его суши, — я откашливаюсь и продолжаю, — зверек?
— Пожалуйста, не приглашай больше своих «богемных» друзей, — устало говорит Прайс. — Мне надоело, что за ужином я — единственный, кто не разговаривает с инопланетянами.
— Я пригласила их в первый раз, — говорит Эвелин, поглощенная своей безмятежной красотой. Она сосредоточенно рассматривает свои губы.
— А тогда, в «Одеоне»? — бормочет Прайс.
Интересно, а почему меня тогда не пригласили в «Одеон» на ужин с художниками? Неужели Эвелин сама оплатила счет? Наверное. Внезапно я представляю себе, как Эвелин улыбается, сидя за столом, где собрались одни друзья Сташа: все они сооружают у себя на тарелках маленькие домики из ломтиков жареного картофеля; делают вид, что копченый лосось — живой; двигают по столу куски рыбы; рыба беседует с каждым о «художественной жизни» и новых галереях; может быть, они даже пытаются загнать рыбу в домики, сложенные из кусочков жареного картофеля…
Ознакомительная версия.