брошенный взгляд на оконный проём.
Остатки битого стекла в почерневшей от копоти оконной раме рассыпаны по подоконнику и отливу, отражают едва различимое солнце, что только поднялось и сразу же укрылось за вечно-пепельными облаками.
Внутри ещё тлеет жизнь, ещё веет апогеем цветной жизни. С личными кучами мусора, россыпями пустых бутылок, обгоревшими стенами, заплесневелыми потолками, лестницами без перил.
Счастливые люди! Насильники, убийцы, наркоманы, брошенные юнцы и забытые родители. Кочевники современности в окружении бутылок, шприцов, тараканов и безумных мыслей.
В компании с беспрерывным дождём, отстукивающем по обрушенным крышам, и пустоголовыми защитниками цветной нации при погонах, что изредка проскальзывают меж оставленных кварталов робкими патрулями.
Очередная прозвеневшая под ногами стеклянная бутылка.
Озябшие пальцы. Растрескавшиеся губы. Терпкий выдох. Полёт мысли сквозь века. Беспросветно пёстрая история с вычеркнутыми человеческими порокам. Лишь невинные совпадения и случайные безразличия.
Оседающий снег превращается в мелкую изморось под рассеянным светом, осаждаясь вместе с мелочными мыслями в продрогшую землю. Пропитывая пылающие волосы, скатываясь грузными каплями по юному, уверенному, но нечеловечески усталому лицу.
Ладонь, протягиваясь, принимает мокрые удары. Кровь из раны разжижается, теряя контрастность.
Отстукивая по жестяным листам, просачиваясь меж черепиц, собираясь на покрывшихся потолках окружающих зданий и градом падая на пепелища посреди комнаты, разбитые телевизоры, покосившиеся шкафы, разбухшие тумбочки и вздутые паркеты.
Ещё десяток шагов. Поверженный лев у ног. Отбитая с лепнины голова льва, наполовину в вязкой земле под лавиной дождя. Переполняющий, заставляющий дышать легко и полной грудью, символизм. Не без крупицы трогательной иронии.
Оторвался из-под окна. Наконец, стал свободен.
Осыпавшаяся часть стены. Сложившиеся в неблагородные груды обломки фасада выводят к перекрёстку. Торчит лишь ржавая водопроводная труба со второго этажа ещё целого куска стены. И балкон с хитросплетёнными металлическими перилами на тротуаре перед ней. Наискосок через дорогу такой же домик, только ещё целый, лишь окна заколочены.
Некогда завораживающая легенда, полная трепетной, переполняющей любви и стремления озарить сердца вокруг этой любовью. Легенда о свиданиях благородного юноши и искренней девушки через перекрёсток, на виду у всех из-за запрета личных встреч злобной мачехой. Любви ничто не помеха. Кроме иной любви.
И вот, уже гнездятся вороны на одиноком уцелевшем балконе, что выходит на перекрёсток к руинам, покосившимся фонарным столбам и томно-серому небу над проседающими крышами. Изредка парят над поникшими кварталами и оседают на помойных баках у алкогольного магазина неподалёку.
Там ещё мерцает жизнь. Мерцает тусклыми лампами дешёвой вывески с бутылкой на эмблеме. Упрятанный за решётками на окнах, охраняющий себя муляжами камер по углам. Он ещё сохранил себя, в отличие от соседа через стенку, уже давно оставшегося без окон, щеголяющего выжженными витринами, кучами мусора вдоль стен.
Чуть дальше по улице – поникшая башенка с часами над одним из резных балкончиков, провожающих парня. Поблекшие цифры, одна гнутая стрелка некогда изящных форм с милыми завитушками. Эмаль в трещинах, крапинки ржавчины. Остановленное время.
Сквозь века, пронизанное всё теми же грехами место.
Минута за минутой утекают сквозь пальцы секунды и года. Крупицами заполняя жизни людей мелочностью или замораживая веками опостылевшие улочки, запустевшие тротуары, промышленные руины, нескончаемые ветра и продрогшую под бесконечными дождями историю. Неуёмное, одно для всех. Не оставляет шанса на ошибку, дерзко заигрывает с каждым, кто не желает исчезнуть бесследно и заботливо прячет от мысленных невзгод каждого, кто не прочь сгинуть в веках, закопаться в налоговых платёжках, раствориться в стакане с чем-то мутным, стать очередной цифрой статистики.
Четыре пёстро горящие цифры таблоида электронных часов за ливнем стекла и бетона. Протыкающие нескончаемое облако смога небоскрёбы сонливо мерцают алыми маячками на крышах, фигурами, надменно отделяясь от остального города, что и не мечтает дотянуться до облаков. Инородная стеклобетонная глыба пары небоскрёбов сверкает издевательски-тёплым жёлтым светом посреди измученного мира порока, слёз и боли. Украшение города.
Бесконечность этажей, обставленных мебелью из шикарных магазинов, дорогой посудой, брендовой электроникой, фирменным алкоголем. Бесконечность, заселённая всё теми же цветастыми отродьями, что и теплились четыре часа назад в застилающих горизонт бетонных коробках. Только этим, по их мнению, повезло больше. Намертво прошитые стежками одинаковых судеб и мировоззрений. Системы ценностей – как под дешёвую копирку.
Ближе к небесам – неисчислимое количество пентхаусов и апартаментов, переполненных самым низшим. Похотью, эгоизмом, безразличием.
Безразличием, когда под твоими ногами миллионы судеб.
Конкурировать с промышленными трубами, никогда не пропускав сквозь себя уличные ветры. Никогда не ощущав дрожи в пальцах от боли охладевших руин, никогда не видев настоящего солнца. Никогда не видев настоящих людей.
Ниже – узкие клоповники офисных пространств с белыми воротничками. Царство шелеста отчётов, попусту вычищенной обуви, ячеек рабочих мест, обязательных кредитов. Бесформенные, бездумные фигуры в форме по уставу. Протёртые синяки под глазами, кружки от дешёвого кофе на рабочем столе, услужничество, грызня за новое кресло, жизнь только в социальной сети. Жизнь по уставу.
Заполненные бесчестием рестораны у самой земли дразнят всякого прохожего букетом чуждых запахов, расписными стенами и дорогой мебелью за панорамными витринами. С улыбающимися, румяными официантками, что изо всех сил прячут слёзы, едва покинув гостевой зал.
Дома – божества. Совсем иные, не те, что возвышаются над промышленным хаосом. Тёплые и светлые. Совершенно иные. Цветастые божества, оболочки, содержащие в себе самые гнусные поведения и обряды. Там всегда тепло. Там всегда гнусно.
Проткнув безбрежный застилающий смог, не спасёшь миллионы, не сделаешь хоть кого-то счастливее. Не уничтожишь даже и эти гнусные безбрежные облака.
Солнце непривередливо скользит тусклым серо-ржавым бликом по зеркальным стенам, разбавляя пресыщенные отражения в глазах никчёмного обслуживающего персонала, пробиваясь алыми лучами сквозь грузные капли к жилым кварталам.
Мысли всё выше, резкими порывами рикошетят от стеклянных стен окружающих небоскрёбов. От хаоса пафосных ресторанов к сонным офисным коробкам, от них – к кабинетам мэров, губернаторов, к пентхаусам и выше. Мягкий удар о ледяное, но пушистое небо. Стремительное падение сквозь гнилые судьбы, сквозь рухнувшие цветастые мечты, через мокрую, зябкую толщу воздуха.
Лёгкое головокружение. Мерцающий взгляд. Прозябшие ладони, стягивающие свинцовые капли дождя с блёклых щёк. Частое дыхание всё ещё превращается в пар. Неприметный шрам на отведённой от лица ладони.
Ровный асфальт за размытым силуэтом ладоней. Ухоженные клумбы, выверенные плитки, пешеходные разметки, новенькие знаки, водостоки, отсутствующие лужи.
Всё совсем не то. Пёстрые витрины на первых этажах. Акции. Новинки. Скидки. Акции. Новинки. Скидки. Акции. Новинки. Скидки.
