недостатки… Стабилизируя мозг по образу своему и подобию… То есть возвращая мир (а таковым является Егор Радов) в… если так можно выразиться, рай. Очень, по-моему, завлекательная идея, но, как мне кажется, — тут Главный шмыгнул носом, — вот что-то сомнительно, что, попадая в мозг, три этих нормальных человека будут отличать здоровые клетки от нездоровых… Но все же надо попробовать… А то ведь, — тут Главный шмыгнул носом, — крышка нашей больнице… ээ… извините, стране.
Главный был задет тем, что он так пошло проговорился, совсем как в фельетонных романах. После чего Главный сел.
Встал секретарь.
— Следующее слово, я думаю, надо предоставить нашему инженеру Иванову, который расскажет нам о проблеме уменьшения, нужного, чтобы решить важную задачу, поставленную в докладе товарища Иванова и в целом поддержанную товарищем Ивановым за смелое инициаторство.
Буря оваций была в ответ. Главный поморщился. Но он был неправ, потому что инженера Иванова считали сумасшедшим и овации были издевательскими.
Инженер Иванов поправил пиджак, чтобы выглядеть опрятным и приличным, и взошел на трибуну. Он развернул бумажку и надел очки.
— Товарищи! — зычно произнес он. — Проблема уменьшения уже рассматривалась в творчестве народов всего мира. Малое должно стать великим, великое — малым. Это переворачивание, вывертывание наизнанку лежит в основе всего. По древним поверьям, совершенный человек — это тот, кто достиг единения верха и низа, понятий “право” и “лево”, переда и зада… Достижение общей гармонии невозможно без слияния всех имеющихся у нас понятий, об этом еще Николай Кузанский писал. Бог как абсолютное единство вмещает в себя и максимум, и минимум. Поэтому, на этом основании, я делаю совершенно верный вывод…
В это время секретарь поднял руку.
— Я слушаю вас, — растерянно проговорил инженер Иванов.
— Извините, что я вас перебиваю, — сказал секретарь. — Дело в том, что сейчас по телевизору — последние известия, поэтому я обращаюсь в Президиум…
— Можно, — согласился Главный.
Телевизор включили. Все уселись в мягкие кресла и стали смотреть.
— Итак, я пришел к совершенно верному выводу… — говорил инженер Иванов, — что если единичное малое станет единичным большим, то общая гармония от этого не изменится, а значит, это возможно! Иными словами, друзья мои, возможно все, в том числе и наша задача. Ибо если одна возможность понятия станет другой возможностью другого понятия, то этим не изменить общую Бесконечность! Ведь понятий бесконечное число, и их возможностей бесконечное число, следовательно, если одна возможность станет другой, это все равно, словно как бы этого и не было. Все.
Инженер Иванов раскланялся и сел.
Встал Главный и, покосившись на инженера Иванова, сказал:
— Ну что, я думаю, что высказывания были. По-моему, стоит проголосовать.
— Ура!!! — раздалось мощное “ура”. Главный подошел к урне и демонстративно положил белый шар. Итак, решение о начале эксперимента было принято единогласно. Подскочили журналисты, Главный вышел в коридор покурить. Он зажег сигарету и стал смотреть в окно. Мысли его активизировались, и он не замечал, как шептал про себя:
— Закрою глаза — тук-тук-тук… Открою глаза — тук-тук-тук.
Потом медсестра вывела его из этого состояния.
— Иван Иваныч, — спросила она, — а Иванову вы завтра что назначили?
— Аминазин! — быстро ответил Главный, недовольный тем, что нарушили его умственный отдых. Потом, вспомнив, что он — нормальный, он посмеялся, сел в машину и уехал. Когда он приехал, стояло морозное утро.
Часть седьмая
Три Иванова
Наша страна, построенная по объективным законам, требовала от каждого участника жизни выполнения этих законов. Иногда это требование настолько въедалось в души, что когда законы менялись, многие не могли примириться с новым и считали, что их законы — самые главные.
Каждая же эпоха отличалась тем, что считала нормальной только саму себя и свои законы.
И когда я вышел под дождь, в лес, я забыл обо всем и стал умозрительным, как губка. Я впитывал окружающее одним чувством, не перерабатывая его, а лишь запечатлевая его прелесть… Впрочем, потом я ушел от природы и стал гулять по темным городам с мощеными улочками, где каждый стершийся камень смотрит словно столетний старик, и каждый дом, словно дерево, наполнен молодостью и первой любовью, и сквозь его окна проносятся воспоминания, и он с удовольствием дремлет в тишине.
Три Иванова — три нормальных человека, надежда нашего мира на спасение. Они шагали в кожаных коричневых куртках, словно капитаны из детских книжек. У каждого был бритый подбородок, будто высеченный из скалы, волосы, гладко зачесанные назад, и походка в ногу с остальными. Ивановы добродушно улыбались и кивали мальчишкам, мимо которых проходили. Они были готовы справиться с каждым заданием своей страны, они были горячо преданы своему делу и непримиримы ко всяким проявлениям “чего-то не того”.
Ивановы молодцевато позавтракали в рабочей столовой родного города. Город был молодой, строящийся. По всему горизонту были натыканы строительные краны, которые уныло уставились в небо, как аисты на одной ноге. Когда-то на месте этого города стоял старый город, но теперь он ушел в дымку времен и его могу представить лишь я да еще старые жители.
Ивановы вошли в столовую на большой площади и заказали себе по обеду. Обед был характерным. На первое подавали щи, на второе — котлету с картофельным пюре, на третье — компот. Ивановы сели за столик и начали неторопливо поглощать пищу.
Рядом завтракали рабочие, которые устало потирали глаза после очередной жизненной ночи, и судорожно пили пиво.
— Ну давай, давай! — говорил один краснолицый рабочий другому.
Ивановы поморщились от постоянного столовского шума, поскольку совершенно не выносили скандалов.
Стол был коричневый, со стершейся полировкой. В луже компота отражались дивные виды и моя физиономия. Солнышко светило из-под облака, и травка зеленела. Весна, весна — бегут ручьи.
Ивановы, поев, пересекли площадь и направились в здание горкома. Это был большой дом с колоннами, отражающий незыблемость нашего дела; Ивановых всегда пронзал трепет, когда они входили в это величественное здание; там было тихо, только в некоторых комнатах чуть-чуть слышно стучали машинки и иногда женщины с папками под мышкой ходили туда-сюда; все было важно, степенно и чинно, и все люди занимались важными делами. Ивановы постучались в комнату и услышали голос:
— Войдите.
Главный встретил их с распростертыми объятиями.
— По вашему приказанию явились! — отрапортовали Ивановы.
— Садитесь, садитесь… — сказал Главный. — Я думаю, вам уже сообщили о деле, по которому я вас вызвал?
— Так точно! — ответствовали Ивановы.
— Ну вот. Ну вот, — повторил Главный. — Дело это очень важное. На вас направлены надежды мира, то есть Егора Радова, как вы понимаете. Мы должны, мы обязаны укрепить и сделать нормальными мозги!!! Иначе что
