Я трясусь, как молочный коктейль, когда его взбивают в этой специальной штуке, ну, которая для взбивания коктейлей. У меня бизнес-встреча с одним человеком, с которым мы будем делать дела, то есть бизнес. Но есть одно «но». Его что-то нет, этого человека, с которым у меня встреча.
Я его жду, а он все не идет.
Я сижу на каменном ограждении, на улице, рядом с большим магазином, где много тетенек и девчонок, они покупают одежду, улыбаются, и болтают друг с другом, и гордо прохаживаются по залу в новой одежде, которую примеряют, а потом покупают, ну или не покупают, они все очень довольны собой; здесь, в магазине, продается женская одежда, и он называется «Мисс эгоистка». Там много тетенек и девчонок, которые не принимают таблетки. Им они не нужны, таблетки, у них мозги так устроены, по-особому, что им не нужны никакие таблетки. А мне таблетки нужны. Очень даже.
Вот прямо сейчас и нужны.
Но у меня нет таблеток.
Я сижу на каменном ограждении и жду человека.
У меня все болит, руки, ноги и шея, вообще все болит, но я сижу — жду человека и думаю о таблетках. О том, как мне хочется съесть таблеток. Сейчас придет человек, мы с ним сделаем дело, как и положено двум бизнесменам, заработаем денег, часть из которых заплатят мне, а я отдам их Коробку, и он даст мне таблетки, я их съем, они шибанут мне по мозгам, и мозги замолчат. А то в последнее время они постоянно шумят, ну, мозги. Как сосед сверху, который как слон. А может быть, он и есть настоящий слон. Вечно шумит, не дает мне спать. Я стучу в потолок шваброй и кричу: «Слышишь, слон? Хватит шуметь!» И он прекращает шуметь. И мозги у меня в голове тоже не будут шуметь, когда я съем таблетки. Таблетки их утихомирят, ну, как мои крики и швабра, стучащая в потолок, утихомиривают соседа-слона. Мозги у меня в голове — они тоже кричат. Они кричат: «Слышишь, Ствол? Где таблетки? Они нам нужны! Очень-очень нужны! Достань нам таблеток, Ствол. Это мы, твои мозги. Ты нас слушай, мы знаем, что делать. Сейчас придет человек. Мы — мозги, мы не сможем все сделать сами, потому что у нас нет ни рук, ни ног, у мозгов не бывает ни рук, ни ног и вообще ничего не бывает. Кроме мозгов. Но мы знаем, что делать. Тебе надо достать таблетки и сразу закинуться, так чтобы проняло до самых мозгов». Это так говорят мне мои мозги. Они вообще любят командовать — страшное дело.
Хотя нет, конечно. На самом деле они со мной не разговаривают, ну, мозги. Это я просто шучу. Ну, чтобы было чем заняться, пока я жду этого человека, с которым мы будем делать бизнес. Пока я сижу на каменном ограждении рядом с магазином «Мисс эгоистка» и трясусь, как полосатый молочный коктейль, в своем синем костюме в белую полоску, который я купил специально для деловых встреч и ведения бизнеса, он потому что солидный и элегантный, и я непременно произведу благоприятное впечатление.
Дяденька, который меня разбудил, говорит:
— Э...
Я смотрю на него. Это, наверное, и есть человек, которого я ждал.
Дяденька говорит:
— Простите, вы... э...
Я киваю. Это он, человек, с которым я должен встретиться. У нас бизнес-встреча. И он бизнесмен. Сразу видно, что он бизнесмен. На нем сияющие ботинки. Широкий галстук. Коричневый костюм в тонкую белую полоску: пиджак и брюки. И еще он улыбается. И еще у него усы. Я тоже когда-то пытался отрастить усы. Но у этого дяденьки они аккуратные, чуть рыжеватые. А у меня были дурацкие. Совершенно дурацкие. Я сразу их сбрил и больше уже не носил никаких усов. Для меня это все в новинку, мне предстоит еще много чего узнать, в смысле, как делать бизнес, и этот дяденька, ну, бизнесмен, он и будет меня учить. Он настоящий бизнесмен, солидный дяденька средних лет, и у него дома сломалась стиральная машина, и он не может ее починить, потому что он не умеет ничего чинить, и ему нужен кто-то, кто это умеет, ему и его жене. Собственно, так всегда и бывает. Если ты не умеешь чего-то делать, надо найти человека, который умеет.
— Вы — тот самый парень...
Я киваю.
— Ну здравствуй. — Он сразу же переходит на «ты», жмет мне руку и называет себя: — Ральф Эггертон.
— Ствол.
— Ствол. А дальше?
— Что дальше?
— Э... — Ральф Эггертон говорит: — Как тебя по фамилии?
— А, — говорю. — Стволер.
— Стволер.
— Ага.
— Ствол Стволер.
— Нет, — говорю. — Томас Стволер. Том Стволер. Хотя Ствол Стволер звучит прикольно. Мне нравится.
Дяденька, который Ральф Эггертон, хлопает ладонью о ладонь и говорит:
— Ну ладно, Том...
— Ствол.
— Прошу прощения?
— Называйте меня просто Ствол. Меня все так называют.
— А, ну хорошо. Ствол. — Ральф Эггертон берет свой портфель, который он поставил на землю, когда жал мне руку. — Так что, Ствол, ты готов совершить со мной маленькое путешествие по железной дороге?
— Куда? — говорю. — В офис?
— Э... Нет. Не совсем.
— А куда?
— В Реддинг.
— Реддинг, — говорю. — Это какое-то место?
— Это такой небольшой городок. — Ральф Эггертон говорит: — У меня там номер в гостинице.
— А, ну, тогда хорошо.
— Да, замечательно. — Ральф Эггертон переминается с ноги на ногу. — Сейчас сядем в поезд, и...
— Будем делать бизнес.
Ральф Эггертон улыбается и говорит:
— Вот именно.
— Хорошо. — Я иду следом за Ральфом Эггертоном. — Только вы меня научите. Я никогда раньше ничего такого не делал.
— Да неужели? — Ральф Эггертон спускается по ступенькам к входу на станцию подземки. Ну, где подземные поезда. — Неужели?
Я сижу на сиденье в поезде, который подземный. Сиденье ужасно воняет, как будто там сидел парень в вонючих носках, и клал ноги в вонючих носках на сиденье, и еще там как будто стошнило младенца, и описалась какая-нибудь бабулька. И туда явно клали жирный гамбургер, и кто-то пролил туда пиво, и еще кто-то выплюнул на сиденье жвачку, и она прилипла теперь к моим брюкам, которые синие. Ральф Эггертон подстелил себе на сиденье газету и сидит на газете, потому что не хочет пачкать свой элегантный коричневый костюм. Ну, который в белую полоску. Который жена выгладила ему утром.
— Э... Ствол. Давай проведем небольшую проверку. — Ральф Эггертон щелкает пальцами, которые короткие и толстые. Как раз такие, каким и положено быть пальцам солидного дяденьки-бизнесмена в возрасте средних лет. — Представь себе веточку. Крупным планом. По веточке ползут две гусеницы.
Я делаю умное лицо. Какой смешной дяденька. При чем тут какие-то гусеницы...
— А вверху пролетает бабочка.
Я поднимаю глаза. Никакой бабочки там нет. Есть только лампочка на потолке, которая пластиковая и мигает, ну, как будто она неисправна. Никакой бабочки нет. Наверное, дяденька просто рассказывает историю. Про двух гусениц и бабочку.
— Бабочка. Пролетает вверху. — Ральф Эггертон потирает руку. Он рассказывает мне историю. Теперь я понял. — Одна гусеница поворачивается к другой и говорит: «Я бы в жизни не села в такую штуковину».
И все. Это конец истории. Какая-то очень короткая история, правда? Я думал, там будет что-то еще. Ну, какое-нибудь продолжение. Но это все. Ничего больше не будет. Ральф смотрит на меня с довольным видом, как будто он только что рассказал мне историю, но это только кусочек истории, самое начало. Потому что иначе она получается незаконченной.
— Ну как? — Ральф Эггертон говорит: — Как тебе?
— Ну, — я пожимаю плечами, — какая-то очень короткая история.
Ральф качает головой. Его аккуратные рыжеватые усы качаются вместе с головой.
— А конкретнее?
— Это самая короткая история о природе из всех, какие я знаю.
— Это не история. — Ральф говорит. — Это такой анекдот.
— Анекдот?
— Да, анекдот. Короткий рассказ о каком-либо вымышленном событии или забавном случае с неожиданным остроумным концом. — Ральф Эггертон кладет руки на свой портфель, который лежит у него на коленях. — Идеальное средство, чтобы, скажем, закончить послеобеденную речь. Как я уже говорил, анекдот должен быть коротким и остроумным. И непременно простым. То есть легким. Ненарочитым. Анекдот следует рассказывать четко и с чувством и в конце делать паузу для усиления воздействия на аудиторию. — Ральф Эггертон смотрит на меня, понял я или нет, и поясняет: — И то обстоятельство, что тебе было... э... не смешно, говорит только о том, что я не сумел рассказать анекдот так, как надо. Если шутка не доходит до человека...
— Но это была никакая не шутка.
— Нет, Ствол. Это как раз была шутка.
— Но в ней же не было ничего смешного.
— Почему не было?
— Потому что смешное бывает в конце, а это история ничем не закончилась.
— Как же ничем не закончилась? — Ральф Эггертон говорит: — «Я бы в жизни не села в такую штуковину». Говорит одна гусеница другой. Глядя на бабочку. Пролетающую вверху. Ты представь ситуацию. Две гусеницы ползут по ветке...
— Но это же полный бред, совершенно бессмысленный, — говорю. — Гусеница говорит, что она бы не стала садиться в бабочку. И какой в этом смысл? В любой шутке должен быть смысл, иначе она получается не смешная. Никто не будет смеяться над шуткой, которая вообще ничего не значит.
