— И это все, на что ты способен, Джордан? — говорит она.
Он снова жмет на курок, и правая половина ее лица разлетается брызгами крови и костей, зияющая рана исчезает почти так же мгновенно, как появилась. Лукреция встряхивает головой и делает глубокий вдох, улыбка ни на миг не исчезает с ее губ.
— Классный фокус, а, Джордан? — она делает шаг к человеку.
— Стой! — визжит он. — Остановись сию секунду!
Теперь он направил оружие на Джареда.
— Да похуй, — говорит Джаред. — Покончи уже с этим, Лукреция. Надоело.
— Тебе его не убить, Джордан. И меня ты убить не сможешь, — быстрее, чем мужчина может отреагировать, она забирает пистолет из его руки и отбрасывает его в тьму за светом прожектора. — Ты больше никого не убьешь.
Лукреция хватает мужчину за рубашку и поднимает над полом, его ноги пинают воздух.
— Как ощущения? — спрашивает она. — Нравится болтаться, когда твоя жизнь в чужих руках?
— Я река, — хрипит он. Удар Лукреции разбивает его верхнюю губу и вышибает передние зубы.
— Нет, ты не река, Джордан. Но мы это уже проходили, а я не люблю повторяться. То, что ты думаешь, действительно неважно теперь.
Она роняет его, но убежать не дает — снова ловит за воротник и швыряет на пол рядом с Джаредом. Он стонет и пытается уползти, но Лукреция не позволяет.
— Думаю, нам надо сделать это вместе, Джаред. Или одному из нас плохо придется.
Откуда-то из тьмы ворон каркает хриплое подтверждение. Вокруг воет и ревет буря. Холодный дождь льет в выбитые окна над головой, и стены старого завода начинают подаваться под напором ветра.
— Спасибо, что вернулась за мной, — говорит Джаред, когда она размазывает Джордана по полу. — Ты не обязана была…
— Конечно, я была, Джаред.
И пока простоявшая больше века фабрика разваливается вокруг них, пока проваливается пол и рушатся под яростью урагана стены, они сокрушают человека, отнявшего самое дорогое, что у них было. Удовлетворенный ворон поднимается в безумную штормовую ночь и круг замыкается под скрежет металла и грохот падающих кирпичей.
Сквозь циклопическое око урагана Лукреция уносит тело Джареда из руин завода. Она следует за вороном, летящим высоко над опустошенным городом, бредет мимо перевернутых машин и свежих утопленников. Бенни ждет их у ворот кладбища Лафайет. Он ласково улыбается им обоим, той самой улыбкой, которую Лукреция так долго хранила внутри себя, в несовершенном альбоме своих воспоминаний.
Бенни склоняется и целует Джареда, прижимается губами к губам возлюбленного. Веки Джареда вздрагивают, поднимаются, и слезы стекают по его лицу.
— Все кончено? — спрашивает он.
Бенни кивает.
— Все кончено.
А потом Бенджамин Дюбуа целует свою сестру в щеку, и все трое идут мимо памятников, мимо имен, вырезанных на побитом погодой, временем и скорбью камне.
За стенами кладбища око Майкла оставляет город, затишье в буре заканчивается, и для несчастливых живых начинается долгая ночь дождя и тревоги.
Амстердам, год спустя
Аарон Марш откусывает от пряника, листая орнитологический том на датском. У него маленькая квартира высоко над Принсенграхт, c хорошим видом на канал, если высунуться из окна и немного выгнуть шею. Послеполуденное небо походит на влажную серую шерсть. Осенняя морось стучит в толстое стекло. Он научился любить это место.
Аарон уехал из Нового Орлеана за ночь до урагана Майкла, упаковал в огромный чемодан лишь додо и сел на автобус, единственный вид транспорта, который, кажется, никогда не прекращает работу. Сначала он доехал только до Бирмингема, Алабама, остановился у друзей и издалека наблюдал за разрушением своего приемного дома. Он мало что почувствовал, даже узнав, что «Око Гора» полностью погибло. Вода унесла почти все, и разрушила остальное. Но магазин был как следует застрахован, и выплаты могло хватить Аарону до конца жизни, если не очень задерживаться. Единственное, чего ему было действительно жаль — книги.
Он обнаружил, что у него нет ни малейшего желания возвращаться. И удостоверился в этом, когда увидел в новостях, что в Новом Орлеане обнаружили два трупа в складе рядом с рекой. Они были на верхнем этаже и потому их не смыло. Тела находили повсюду, конечно, но эти привлекли особое внимание прессы, когда одно из них оказалось полицейским, признавшимся в новых убийствах Потрошителя.
В любом случае, признание это вызвало сомнения. Несколько из его коллег засвидетельствовали, что он был хорошим, надежным детективом, что у него было алиби в дни убийств, что письмо даже не было написано его рукой. Подозрение пало на второй труп, который оказался владельцем поместья, полного следов самых извращенных деяний. Копа похоронили с почестями героя. Насчет другого начали расследование.
Благодаря паре настойчивых групп активистов-геев и сочувствующему репортеру Джареда По наконец-то публично признали невиновным в убийствах Потрошителя с улицы Бурбон. Узнав об этом, Аарон задумался о прекрасной, печальной Лукреции Дюбуа и ее странном предрассветном визите в его магазин. Интересно, что с ней стало во всей этой неразберихе. Впрочем, по большей части он жил как эгоистичный старик, каким и был. Путешествовал куда хотел, заботился лишь о собственном удовольствии. Остановился в Амстердаме и подумывает здесь остаться.
Стук. Стук. Стук. Наверное, дождь усиливается. Аарон бросает взгляд на окно, и его рука застывает над страницей.
Это всего лишь вороненок, но смотрит он так, словно прибыл с важным делом — и, возможно, так оно и есть. Даже на расстоянии Аарон видит, что в клюве зажат крошечный свиток.
Он медленно поднимается, подходит к окну и после мгновенного колебания отпирает задвижку. Створки распахиваются и птица прыгает на подоконник с видом почти виноватым, словно говоря: знаю, что с меня капает, но я только на минутку…
— Чувствуй себя как дома, — говорит он, протягивая руку. Ворон роняет свиток в ладонь Аарона и вроде бы с облегчением встряхивается, расправляет крылья, оглядывая комнату. Едва успокоившись, птица видит чучело додо под блестящим стеклянным колпаком.
Ворон издает один-единственный придушенный вскрик ужаса, отпрыгивает назад и исчезает в черной вспышке.
— Ну вот, — говорит Аарон и разворачивает бумагу.
Он узнает беглый почерк с первого взгляда. Лукреция Дюбуа приходила к нему со множеством списков. Места хватило только на пять слов, написанных чернилами цвета запекшейся крови. Но эти пять слов не оставят его до конца жизни:
Иногда сказки становятся былью.
2009, Q, перевод
Один жидкий американский галлон равен 3,8 литра. То есть 4 галлона = 15,6 литров. Честно говоря, не думаю, чтобы столько уместилось в человеческом теле, но кто их знает, мастеров ритуальных услуг.
Ангола (также известна как Ферма) — тюрьма штата Луизиана, одна из самых больших в США (около 5000 заключенных).
Алжир — название одного из районов Нового Орлеана.
Коммерческое название петидина или мепиридина, опиоид, сильнодействующее обезболивающее.
Международное общество и группа поддержки для гетеросексуальных трансвеститов и их близких, в США существует около 30 филиалов.
Эдгар Аллан По, «Ворон». Здесь и далее в переводе Мережковского.
Телесериалы, популярные в 60–70 гг.
Итака Маг-10 «Блокатор дорог» — автоматическое ружье 10 калибра, состояло на вооружении полиции, в частности, на дорожных постах. Больше не производится, но в 1989 г. «Ремингтон» перекупил конструкцию у «Итаки» и использует для производства собственной модели СП-10.
Здесь я пропускаю один абзац. Дело в следующем: вороны и вороны — разные виды (см. Википедию). Сериал и птица Джареда, а также рисунок на спине Лукреции — crow, ворона. Стихотворение Эдгара По и фото Джареда По — raven, ворон. Однако в русской традиции название сериала переводится как «Ворон», поэтому везде упоминается именно эта птица. В пропущенном абзаце речь идет вот о чем: Лукреция просила сделать ей шрамирование, изображающее ворона, но у мастера был только рисунок вороны, и он схалтурил.
Самая продаваемая в мире марка текилы
Персонажи «Дракулы» Брэма Стокера
Эдгар По, «Ворон» (пер. Мережковского)
