Я устраиваюсь со своим спальником на пороге хижины однако к двум часам ночи все становится мокрым от тумана так что мне приходится перебраться в дом и устраиваться заново но кто способен не дрыхнуть как бревно в одинокой лесной хижине, потом просыпаешься поздно утром таким свежим и без слов понимаешь вселенную: вселенная это Ангел – Хорошо конечно так говорить когда твоя попытка бегства из грязного города увенчалась успехом – Но в конце концов только в лесу можно испытывать ностальгию по городам где тихие вечера развертываются как Париж и мечтать о мрачных городских путешествиях не сознавая как это должно быть скучно по сравнению с первозданной невинностью здоровой и мирной жизни на лоне природы – И я говорю себе:"Будь мудр».
6
Хижина Монсанто при этом имела свои недостатки например в оконных проемах были не сетки от насекомых а огромные деревянные ставни, поэтому если в сырые и пасмурные вечера оставить их открытыми то становится слишком холодно, а если закрыть то ничего не видно и приходится днем зажигать лампу – Но это единственная проблема – Все остальное чудесно – Поначалу так забавно любоваться днем на сонные вересковые поляны в противоположном конце каньона зная что стоит пройти полмили и внезапно окажешься на диком ревущем побережье, или если надоест и то и другое можно просто сидеть на прогалине у пенька и мечтать – В лесу так просто днем дремать или молиться местным духам: «Позвольте мне оставаться здесь, я хочу всего лишь покоя» и эти туманные лики безмолвно отвечают: «Да» – И говорить себе (если вы, как я, озабочены теософски) (по крайней мере в то время, перед тем как сойти с ума, я был озабочен теософски): «Бог который есть всё обладает оком пробужденности, как будто спишь и видишь длинный сон о каком-то невозможном поручении и потом вдруг просыпаешься, упс, НЕТ ПОРУЧЕНИЯ, все сделано и забыто» – И в радостном потоке первых дней я с уверенностью говорю себе (никак не предполагая всего что случится со мной спустя три недели): «Никакой больше беспутной жизни, пришло время спокойно наблюдать мир и наслаждаться им, сначала в лесу, потом молча прогуливаясь и разговаривая с людьми по всему свету, никаких пьянок, никаких наркотиков, никаких беспределов, никаких тусовок с битниками, алкашами, наркоманами и всеми этими, никогда больше не спрашивать себя: „О за что мучает меня Господь“, вот так быть одному, путешествовать, разговаривать только с официантами, на самом деле, в Милане, Париже, просто разговаривать с официантами, болтаться, не навязывать больше себе агонию… настало время размышлять, наблюдать, сконцентрироваться на том, что после всего этого поверхность Земли, какой мы ее сейчас знаем, покроется слоем мусора, как за миллиард лет… Да, поэтому побольше одиночества” – “Вернись в детство, просто ешь яблоки и читай „Катехизис“ – сиди на поребрике, черт с ними с жаркими софитами Голливуда» (вспомнил то ужасное время всего год назад когда мне в третий раз приходилось репетировать чтение своей прозы под горячими софитами «Шоу Стива Аллена» в студии Бербанка, сотни технических служащих ждут, пока я начну читать, Стив Аллен в ожидании бряцает на пианино, я сижу там как дурак на стуле и не могу ни слова прочитать ни вообще рта раскрыть: «Ради Бога Стив мне не нужно РЕПЕТИРОВАТЬ» –«Нет уж, давай, нам надо послушать тембр твоего голоса, ну в последний раз, я разрешу тебе не участвовать в генеральной», а я сижу там весь вспотевший и не могу в течение целой минуты слова вымолвить, а все смотрят, в конечном итоге я говорю: «Нет, не могу», и иду выпить чего-нибудь через дорогу) (но ко всеобщему удивлению вечером во время шоу я читал прекрасно, и это так поразило режиссеров что они отправили меня погулять с голливудской звездочкой которая нагнала на меня скучищу пытаясь читать свои стишки и не желая говорить о любви ибо любовь в Голливуде продажна) – И даже это восхитительно, не спеша вспоминать всемирную жизнь просто сидя или лежа здесь или прогуливаясь медленно припоминая все детали жизни которые теперь миллион световых лет спустя приняли вид (как это должно было случиться у Пруста в его запечатанной комнате) приятных фильмов вызываемых усилием воли и проектируемых для дальнейшего изучения – И удовольствия – По моим представлениям Бог творит так эту самую минуту, смотрит свое собственное кино, коим являемся мы.
Даже когда однажды ночью я счастливо собираюсь перевернуться на другой бок и возобновить прерванный сон и вдруг крыса пробегает прямо по моей голове, это восхитительно, так как я беру раскладушку и кладу сверху большую широкую доску которая покрывает обе ее части, так что мне не придется барахтаться в полотнище, помещаю на нее два старых спальника, сверху мой собственный, и теперь у меня есть самая чудесная и безопасная в отношении крыс и по сути полезная-для позвоночника-кровать в мире.
А еще я предпринимаю долгие любопытные прогулки в обратном направлении суши чтобы посмотреть что есть что, поднимаюсь на несколько миль по грунтовой дороге ведущей к одиноким ранчо и стоянкам логгеров – Подхожу к обширным грустным тихим долинам где можно увидеть стволы красного дерева высотой в сто пятьдесят футов и на верхушке сидит иногда одинокая маленькая птичка – Птичка балансирует там наверху обозревая туман и огромные деревья – Можно увидеть одинокий цветок кивающий с далекого утеса в противоположной стороне каньона, или похожий на лик Зевса огромный нарост на стволе красного дерева, или каких-нибудь сумасшедших мелких божьих тварей которые болтаются в запрудах ручья (водяные клопы), или одинокую изгородь с надписью «М.П. Пасси. Хозяин этой части», или заросли папоротника в капающем сумраке красного дерева, и думаешь: «Как далеко от поколения битников, в этом лесу» – И я бреду к родному каньону по тропинке мимо хижины к морю, где на побережье под тысячефутовым мостом пасется мул или иногда стоит и смотрит на меня своими большими карими глазами Райского Сада – Мул, как я уже говорил, по имени Альф, питомец одного семейства поселившегося в каньоне, он просто бродит из одного конца каньона где его останавливают изгороди кораля, к дикому побережью где его останавливает море и когда впервые видишь его кажется что странный мул сошел с картин Гогена, он роняет свой черный помет на ослепительно белый песок, этот бессмертный и первозданный мул, владелец всей долины – Позднее я даже нашел место его ночлега что-то вроде священной рощи посреди сонного верескового луга – И я скармливаю Альфу последние из своих яблок которые он принимает длинными торчащими зубами и отправляет в свою нежную шершавую глотку, никогда не пережевывая, просто смахивает мое яблоко с протянутой ладони, и печально трусит обратно, сворачивая чтобы поскрестись крупом о дерево широкими эротическими движениями которые становятся все размашистей и размашистей и в конце концов мул стоит с поднятым членом который напугал бы и Вавилонскую Блудницу не говоря уж обо мне.
