Дарен Кинг - Boxy An Star

— А, — говорю. — Если без глупостей, то давай.

— А в какую?

Я смотрю на нее как на дурочку:

— Что?

— Ну, в какую мы будем играть игру?

— Я не знаю. Ты предложила, ты и придумывай.

— Давай в «Музыкальный живот-автомат».

— Нет, не хочу.

— Тогда давай в «Музыкальный пупок-автомат».

— Нет, — говорю. — Ты же только что предлагала, и я сразу сказал, что нет.

— Я не предлагала. — Звездочка говорит: — Я сперва предложила в «Музыкальный живот-автомат», а потом в «Музыкальный пупок-автомат». Это разные вещи.

— Нет, не разные, — говорю. — Это одна и та же игра. Только по-разному называется.

— Ствол, ну, давай поиграем. Мы сто лет в нее не играли. — Звездочка говорит: — Давай поиграем совсем немножко. А потом ты выберешь игру. Какую захочешь.

— Если мы поиграем в твою игру, то потом будем играть в мою.

Звездочка говорит:

— Да-да-да. Только сначала — в мою.

Ну хорошо. Это детская игра. Совсем для детей, но ведь Звездочка еще ребенок, так что мне нужно ей уступить. Потому что я старше. Вам эта игра ничего обо мне не расскажет, потому что не я ее выбрал и мне вовсе не хочется в нее играть. Просто я уступаю Звездочке. Звездочке хочется поиграть в эту игру, и я ей уступаю.

Я лежу на спине, на кровати. Держусь руками за уголки в изголовье. Как будто сейчас меня будут привязывать к кровати. Только привязывать не будут. Когда привязывать — это игра для взрослых, а сейчас мы играем в другую игру. Для детей.

Звездочка говорит:

— Сейчас я поставлю песню. — Она задирает мою футболку, которая синяя, и дует мне на пупок. Ну, как будто опускает монетку в музыкальный автомат.

— Я... э...

— А ты пой. — Звездочка говорит: — Я же не зря опустила монетку.

Дурацкая игра. Но раз уж я согласился, надо играть. Я пою:

— Мммм ммм ммм. — Это песня из звуков, а не из слов. Очень короткая песня.

— Теперь ты опускай монетку. В меня.

— Ну хорошо.

Я дую ей на пупок. Опускаю монетку.

Звездочка поет песню:

— Мама с папой падают, падают и падают. Мама с папой падают, о, моя красавица.

Я говорю:

— А теперь давай поиграем в подземную корову. — Мы со Звездочкой забираемся под одеяло и лежим тихо-тихо, вообще не шевелимся. Под одеялом. Одеяло — это как будто земля, а мы под ним, как под землей. Мы как будто коровы. И мы мычим под землей. Мы потому что подземные коровы.

— Муууууу.

— Оооооо.

Мы лежим под одеялом.

Я мычу:

— Муууу.

— Ооооо. — Звездочка говорит: — Оооооо. Ооооо.

Это неправильно. Она мычит: «Ооооо». А надо мычать: «Муууу».

— Это неправильно.

— Что?

— Ты неправильно делаешь, — говорю. — Ты не мычишь, а коровы мычат.

— Почему?

— Потому что...

Погоди. Слышишь? Что это было...

Какой-то звук. Не мычание, которое совсем даже и не мычание, ну, которым мычала Звездочка. Это совсем другой звук. За окном. Он стукнул в стекло, словно камушек, который бросили с улицы к нам в окно.

Звездочка выбирается из-под одеяла, идет к окну, раздвигает занавески, выглядывает наружу. Да, вот опять. Этот звук. Кто-то кидает мелкие камушки к нам в окно. Похоже, к нам кто-то пришел, а дверь подъезда закрыта, и стучаться в нее бесполезно, потому что мы все равно не услышим. И поэтому этот кто-то, ну, кто к нам пришел, кидается камушками в окно. Чтобы мы услышали и открыли дверь. Все очень даже логично, правда?

— Звездочка, — говорю. — Кто там?

Звездочка стоит у окна. Смотрит в окно.

— Звездочка.

Она просто стоит у окна. Вообще ничего не делает, просто смотрит. И молчит, не говорит ничего. Просто смотрит в окно.

— Звездочка. Кто там пришел?

Я встаю, надеваю джинсы, и тоже подхожу к окну, и встаю рядом со Звездочкой. Мы с ней смотрим в окно. Звездочка говорит:

— Ой, я забыла.

— Что ты забыла?

— Нет, это я раньше забыла. А теперь вспомнила.

— Что ты вспомнила, Звездочка?

Мы со Звездочкой смотрим в окно. Там, внизу, стоят люди. Какой-то дяденька, которого я не знаю. И мама Звездочки. И полицейский инспектор Изнасильник.

— Что ты вспомнила?

— Что говорила мама.

— Что она говорила? Когда?

— Когда я спрашивала у нее, можно мне или нет выйти из дома, и мама сказала, что можно. И еще она сказала...

— Что она сказала? — Я смотрю на Звездочку, смотрю на Звездочкину маму, которая стоит под окном. — Что она сказала, Звездочка? — Она здесь, ее мама. Стоит под окном, улыбается. И еще там полицейский инспектор Изнасильник, он совсем даже не улыбается. Просто стоит, сложив руки на груди. И еще этот дяденька, ну, которого я не знаю.

Звездочка говорит:

— Что я буду учиться в специальной школе.

Я смотрю в окно. Не смотрю на Звездочку. Я сейчас не могу на нее смотреть. Не могу.

— Этот дяденька. — Звездочка говорит: — Он из этой специальной школы, сопровождающий. Я сегодня туда уезжаю. По-настоящему, насовсем. Мама сказала, что мне можно выйти. Ну, чтобы проститься. Она поэтому и разрешила мне выйти. Чтобы сказать «до свидания». Но я забыла.

Этот дяденька, который сопровождающий, который из специальной школы, у него в руках папка. И еще у него усы. Я смотрю на него из окна сверху вниз. Мой взгляд падает ему на голову, как какашки, которыми мне очень хочется в него бросить.

— Мы их не впустим.

Звездочка качает головой:

— Нет, не впустим.

Мы с ней останемся здесь, у меня, навсегда. Будем играть в подземную корову. Будем играть и играть, без конца.

— Мы их не впустим. — Звездочка говорит: — Я сама выйду.

И она уходит.

А я остаюсь.

Она ушла, и пришел мертвый мальчик. Вот он подходит к кровати. Кладет на кровать свой чемодан, вынимает оттуда одежду. Одежда хорошая и красивая. Он ее вешает в шкаф, на вешалки. Это мой шкаф и мои вешалки. Мертвый мальчик чувствует себя здесь как дома.

— Уходи.

Мертвый мальчик говорит:

— Ты когда-нибудь занимался глупостями втроем?

— Нет, — говорю. — Никогда.

— Ты, твоя девушка и взрослый дяденька.

— Нет, — говорю я опять. — Никогда.

— А бывает такое, что ты думаешь о вещах, о которых тебе не положено думать?

— Нет, — говорю. — Я вообще ни о чем не думаю.

— Сколько раз ты так делал? — Мертвый мальчик складывает свои брюки, которые он достал из чемодана. — И сколько не делал?

— Не знаю.

— Я спрашиваю, а ты отвечаешь.

— Нет, — говорю. — Тебя вообще нет.

Мертвый мальчик говорит:

— Нет, я есть. Есть я, и есть ты.

— Нет, — говорю. — Тебя нет.

— Ты когда-нибудь занимался глупостями в четырех разных позах в один и тот же день? — Мертвый мальчик говорит: — В четырех разных позах и вообще не вставая с кровати?

— Нет.

— А в течение целого часа, без перерыва?

— Да, — я пожимаю плечами, — иногда.

— А когда ты занимаешься глупостями со своей девушкой, ты не представляешь себе, что занимаешься этим с какой-нибудь другой девушкой?

— Нет.

— А ты никогда не будил соседей, потому что занимался глупостями слишком громко? — Мертвый мальчик говорит: — Кричал в процессе, и все такое?

— Нет. — Я качаю головой. Я немного смущаюсь, я не люблю говорить о таких вещах. Это все очень личное. Я забираюсь в кровать, а мертвый мальчик забирается ко мне в мозги и чувствует себя там как дома, а мне это не нравится, я хочу, чтобы он ушел. У меня в голове нет места для нас двоих.

— У тебя есть пакетик с таблетками и пакетик с презервативами. — Мертвый мальчик говорит: — Какой из пакетиков больше?

— Даже не спрашивай, — говорю. Я тут вообще ни при чем. И я не обязан ему отвечать на его дурацкие вопросы. А вот он пусть ответит на пару вопросов. А то считает себя самым умным. Вечно хвалится, что он все знает. И меня тоже знает. То есть он так говорит. Говорит, что он видит меня насквозь. И знает все, что я делаю, и все, что я сделал. И все время пугает меня, что случится что-то плохое, только не говорит, что именно. Но теперь это плохое уже случилось. Звездочка уезжает, этот дяденька, сопровождающий, забирает ее в специальную школу.

Гектор-Протектор — герой известного детского стихотворения:

(перевод С. Маршака)

Имя героя стихотворения Hector the Protector переводится как «Задира-Защитник». — Примеч. пер.

Хэппи хардкор (happy hardcore) и дарксайд (darkside) — жесткая танцевальная музыка, выросшая из рэйва; прочно ассоциируется с употреблением наркотиков.