Ознакомительная версия.
Шеп не мог понять, почему это так его задевает. Безусловно, врач защищал собственные интересы. В данном случае они совпадали с желанием Глинис выжить. Шеп подумал, что сейчас ей не нужны доброжелатели и друзья. Ей нужен компетентный, опытный специалист, который сможет качественно сделать то, что лучше всего умеет делать, а почему этот человек так старается сделать все, что в его силах, их волновать не должно. По этой причине, возможно, Шепу стоило сместить акценты, чтобы сделать понятным, кто кого использует. Они с Глинис использовали амбиции Гольдмана для получения интересующего их результата, а с этой точки зрения дела обстояли превосходно.
– Поскольку лечение было плодотворным, – закончил доктор, – а вы переносите побочные эффекты более чем хорошо, продолжим воздействовать на опухоль алимтой и – «Лифт в Манхэттен», конечно. – Гольдман заговорщицки подмигнул Глинис, а Шеп сидел и старался убедить себя, что его вовсе не ранит тот факт, что жена поделилась с доктором их общей шуткой. – Единственное, что меня немного беспокоит, – это ваш анализ крови. Но у нас в распоряжении есть множество других медикаментов на случай, если ваша выносливость ослабнет или действие алимты станет менее эффективным. – Он протянул список альтернативных лекарств и стал расспрашивать о тех побочных эффектах, которые ей мешают в настоящий момент. Глинис явно их приуменьшала.
Было лето. Впервые со дня наступления сезона стало понятно, что это все же лето и великолепная погода – не ошибка природы. Долгими днями солнце озаряло ярким светом Хакенсак и укрывало мандаринового цвета полотнами Гудзон. Толчками передвигаясь по заполненной дороге, Шеп занялся пересмотром планов на будущее. Возможно, она сможет все преодолеть. А может, ему предстоит одному отправиться на Пембу. Может, в «Мерил Линч» еще останутся деньги, которых хватит если не на жизнь в полном достатке, то хотя бы на небольшой, самый дешевый домик и папайю. Может, он еще сможет ее уговорить поехать с ним, и это пойдет ей на пользу, позволит понять, как коротка человеческая жизнь, как мало осталось даже тем, кто не болен раком. Может, он еще закажет королевского горбыля в ресторане, при свечах. И на двоих.
– Ты не хотела бы поужинать сегодня не дома? – предложил он. – Могу устроить тебе настоящий «Лифт в Манхэттен».
– Опасно. Там много людей, всякие вирусы, бактерии… – ответила Глинис. – Хотя какого черта. Давай отметим. Я бы с удовольствием пошла в «Японику», хотя суши, наверное, не самая лучшая для меня еда.
Не важно, сколько ресторанов посетил Шеп, чаще всего его выбор был неудачен, и они перебирались в какое-нибудь разрекламированное заведение, например «Фиорелло», поскольку это было единственное название, которое приходило ему в голову.
– «Сити Крэб»?
– Отлично!
Мост Джорджа Вашингтона в лучах закатного солнца переливался, словно тиара. Из-за реконструкции пилоны Манхэттена оставались неосвещенными на протяжении многих лет, в результате свет горел лишь на стороне Нью-Джерси, середина была погружена в темноту и сливалась с мутными водами реки – досадный однобокий эффект. Сегодня впервые мост сиял множеством огней от одного берега до другого. Это событие показалось знаковым. Баланс восстановлен.
Оказаться в людном месте было непривычно. Вечер начался с места в карьер, когда постоянный посетитель за соседним столиком зашелся в кашле. Официантка с раздражением восприняла их просьбу пересадить в другое место, но тут Глинис вытащила козырную карту:
– Моя иммунная система ослаблена. У меня рак.
Их мгновенно пересадили за столик на втором этаже. Официантка принесла блюдо с закусками в подарок от заведения и добавила соответствующие извинения. Когда девушка удалилась, Глинис довольно пробормотала:
– Хоть какой-то толк от этой мезотелиомы.
Алкоголь не был ей противопоказан, и Шеп принялся изучать винную карту. Сам он не понимал вкус шампанского, на его взгляд, оно ничем не отличалось от «Маунтин Дью», но Глинис наверняка с удовольствием выпьет бокал. Он выбрал дорогое шампанское «Вдова Клико». Он, в отличие от многих, понимал, что, покупая шампанское, приобретает не напиток, а бренд, символ.
– За твое здоровье, – произнес он, отмечая про себя, что в полумраке потемневшая от химии кожа жены кажется загорелой. Она выглядела весьма привлекательно в кремовой атласной чалме, удивительно подходящей к ее вытянутому лицу, сторонний наблюдатель мог решить, что это просто ее стиль одежды.
– Я хотела тебе сказать, – начала Глинис, принимаясь за крабовые котлетки, – у меня масса идей по поводу столовых приборов. Например, сейчас в машине я представила себе пару для салата, две ложки – одна больше, массивнее, вторая более миниатюрная, но яркая, обе совершенно разные, но дополняющие одна другую. Кованые, ажурные… сложно объяснить.
Со стороны они смотрелись очень романтично.
– Если ты вернешься к работе, – сказал Шеп, смущаясь, – я хотел спросить, не захочешь ли ты сделать фонтан. Вместе со мной. Не всякую ерунду, как делал я, а настоящий, как Свадебный фонтан. Мы с тех пор ничего вместе не делали.
– М-м-м… Может, для обеденного стола? Было бы здорово. Отличная идея. Мне страшно жаль потерянного времени.
Откровенно говоря, ее «потерянное время», как художника, началось не шесть месяцев назад, а в день их свадьбы. Единственное, как Шеп позволил себе высказать свое к этому отношение:
– Я бы очень хотел, чтобы ты больше никогда не занималась весь день формочками для печенья.
– Это точно.
– Ты тратила время на шоколадных зайцев для того, чтобы доказать мне, что ты не должна тратить время на шоколадных зайцев.
– Все дело в деньгах. Другими словами, твое возмущение по поводу того, что я недостаточно зарабатываю, не шло бы ни в какое сравнение с тем возмущением, которое испытывала бы я, заставь ты меня думать о доходах.
– Я никогда не ставил тебе это в упрек и никогда не возмущался, что ты не зарабатываешь много денег.
– Ерунда.
– Лучше расскажи мне о своих замыслах.
– Ты пытаешься сменить тему.
– Да. – Опуская королевскую креветку в соус, Шеп задумался о том, от чего берег ее много месяцев. Она представлялась ему существом изысканным. Может, ему не стоило обращаться с ней как с хрустальной вазой. – Если представить обратное, стала бы ты работать, чтобы содержать меня и всю семью, если бы я сидел дома и занимался бы только тем, что потакал своим прихотям? Например, делал бы фонтаны. Добровольно. Без всякого сопротивления.
– Ты бы сам никогда на это не пошел.
– Не увиливай. Смогла бы?
– Честно? Нет. Я могла бы помочь тебе делать фонтаны. Женщины… Мы не для того созданы.
– И это честно?
– Честно? – Она рассмеялась. – Кто говорит о честности? Разумеется, нет!
Глинис ела с таким аппетитом, что Шеп чуть не прослезился. Она съела крабовые котлетки; кусок камбалы. И еще картофель с петрушкой и два куска хлеба. К счастью, она не стала заострять внимание на том, что не очень хорошо прочувствовала вкус изысканных блюд.
Неприятная тема была забыта, и они говорили о том, что последнее время Амелия старается не попадаться им на глаза. Дочь лишь однажды приезжала в Элмсфорд за всю весну и через час стала прощаться на том основании, что «мама устала».
– Ей трудно находиться рядом, – размышляла Глинис. – Она видит меня и представляет, что у нее тоже будет рак, ей тяжело вынести такое.
– Но она не больна, – осторожно заметил Шеп.
– Она боится.
– Вот и пусть боится за тебя. Я не возражаю, если она будет о тебе беспокоиться.
– Она еще молода, – возразила Глинис, которая не могла сделать над собой усилие и представить, что она может волновать кого-то с тех пор, как начался весь этот ужас. – Она себя не контролирует. Уверена, она сама не понимает, что делает.
– В смысле?
– Избегает меня, конечно. Если ты скажешь ей, что она приезжала только раз, она будет шокирована этим фактом. Уверена, она считает, что бывает у нас постоянно. Она наверняка много раз собиралась позвонить. Даже брала трубку, но потом происходило что-то внезапное и загадочное, и она откладывала разговор на следующий день. Готова поспорить, что такое бывало достаточно часто, если не каждый день, и она думает, что каждый раз она звонила мне.
– Я боюсь, что Амелии станет плохо потом. – Шеп осекся. Это было уже не важно, пустые предположения. Страхи, пропавшие сегодня вечером в семь часов.
– Когда?
Он быстро нашелся:
– Когда ты поправишься. Она оглянется в прошлое и поймет, как бессовестно себя вела. Какой была невнимательной в столь критический период твоей жизни. Ей было бы стыдно; ты бы стерпела все ее обиды. Я бы хотел, чтобы вы были вместе. Может, мне стоит с ней поговорить.
– Не смей. Она сама должна хотеть со мной встретиться, а не потому, что отец ее отругал. В любом случае, – Глинис сделала глоток шампанского, – Амелия появляется чаще, чем Берил. Общаться с твоей сестрой, как с человеком, к которому должна испытывать больше сострадания, чем к собственной персоне?.. Да я бы сама лично отвезла ее в Нью-Хэмпшир.
Ознакомительная версия.
