Ознакомительная версия.
– Шепардо! Какое счастье, что ты здесь! – Она заключила его в объятия. – Ты не представляешь… Мне было так одиноко. Боже, как приятно услышать бум-бум-бум на лестнице! Я глаз не сомкнула. Даже думать боюсь, что могло произойти, не будь меня дома.
– Да, нам повезло.
Он вошел и поставил сумку. Берил непрерывно болтала о том, что «сделала все, что смогла», «измучилась» и «находится в крайней растерянности», – для пущего эффекта запускала руки в темные кудрявые волосы и трясла головой – и настаивала, что «ей необходимо расслабиться». Он не мог понять, что ей пришлось сделать еще, кроме как вызвать скорую и убедиться, что отца примут в больницу, но ему не следовало быть неблагодарным.
Шеп оглядел лестницу, ведущую наверх, и стал подниматься.
– Ой, тебе лучше занять мою комнату! – воскликнула Берил. – В твоей живу я.
Он остановился.
– Почему?
– Знаешь, мне всегда нравилась твоя комната. Она самая классная; потом, я здесь живу, а ты приехал в гости, так?
Он подавил возникшую было досаду, вспомнив давние обиды, когда Берил пришлось в восемнадцать лет уехать с братом в Нью-Йорк, и эта боль время от времени терзала душу, как старый ревматизм перед дождем.
Вернувшись на первый этаж, Шеп убедился, что сестра полностью захватила дом отца. Эксцентричные вещицы из квартиры на Девятнадцатой улице были распиханы по всем углам, заполнив некогда свободное пространство гостиной. Журналы и фотографии были разбросаны повсюду, словно собачьи кучки. Портативный компьютер занимал почетное место на обеденном столе, окруженный кипами листов. Букет засохшего бутеня в баночке из-под майонеза подтверждал, что отец страдал сенной лихорадкой.
– Папу видел?
– Только видел. – Шеп сел на диван. – Он еще спал. Медсестра сказала, что операцию он перенес неплохо.
– Знаю, знаю. Я звонила каждые полчаса.
Должно быть, сестра звонила в больницу так же часто, как Амелия матери.
– Слушай, здесь нет чего-нибудь выпить? Я совершенно вымотался.
– Э, да… Думаю, что-нибудь найду.
Берил удалилась на кухню и вскоре вернулась с полупустой бутылкой дешевого вина от Галло. Она налила в стакан не больше пары глотков. Шеп понял намек. Ему пришлось зайти к соседке Нэнси, узнать, сможет ли его больная раком жена обратиться к ней в случае необходимости, например попросить приготовить завтрак, изучил информацию на сайте общества пенсионеров Нью-Хэмпшира, чтобы подготовиться к дальнейшим действиям, восемь часов вел машину до Новой Англии по загруженным дорогам, так что стоило подумать захватить с собой пару бутылок вина (и не такого), упаковку пива и целую сумку любимых Берил чипсов «Доритом кул ранч».
– Итак, куда пойдем ужинать? – спросила Берил. – Кафе «Мунбим»? «Истен Депо»?
«Мунбим» находился в Горэме, который он проезжал по дороге к отцу, и для того, чтобы туда добраться, придется воздержаться от выпивки, что в его настроении было невозможно. «Истен Депо» было популярным местом, где люди в основном отмечали годовщины свадеб и дни рождения, а Шеп не мог себе позволить шиковать.
– Почему бы просто не прогуляться до «Блэк Бэа»? Берил наморщила нос:
– Там только мясо. Я опять вернулась к вегетарианству.
– С каких это пор?
– С тех пор, как отведала лазанью у тебя дома. После нее мне было невыносимо плохо.
Плохо ей стало потому, что она не смогла добиться своего.
– Спасибо.
– Не принимай это на свой счет.
– А почему бы нам не поесть дома? Я могу добежать до винного магазина на Плезант-стрит, на большее я не способен.
Он еще заплатит за то, что лишил ее ужина в ресторане. Шеп уже привык к тому, что за все должен платить он.
– Умираю с голоду, – заявил Шеп, выставляя бутылки на стол.
– Ты не похож на голодающего, – сказала Берил, оглядывая его живот.
– Приходится кормить Глинис как можно сытнее, поэтому и сам ем.
– Ох, прости, из-за всех этих проблем с папой я совсем забыла спросить! – Берил оторвалась от плиты и посмотрела на него с выражением озабоченности на лице. – Как она?
Шеп знал этот взгляд. Узнавал интонации – медлительность, любопытство, отстраненность – легкоразличимое сомнение, которое он неоднократно слышал в голосах многих знакомых последние месяцы. Легкое безразличие, наигранно сдвинутые брови, надежда на то, что ответ не будет слишком неприятным, а главное, не слишком подробным.
– Похоже, нам удастся справиться, – ответил он, еще раз напоминая себе, что он теперь в это искренне верит, он теперь ярый поборник этой идеи. – Химия работает.
– Фантастика! – Она была обезоружена его сдержанным ответом и хорошими известиями.
Берил готовила так же, как и одевалась. Все выглядело подгорелым и комковатым. Сценарий был классическим: мешанина из непрожаренных орехов кешью, тофу в коричневых пятнах соевого соуса, переваренной фасоли пинто, готовой вот-вот превратиться в пюре.
Оставленное на большом огне месиво подгорало, но Берил не чувствовала запаха. Шеп подлил в сковородку немного воды. Берил всегда считала свои проблемы с обонянием не недостатком, а признаком избранности. В наши дни все мистическим образом изменилось, неспособность хорошо слышать, говорить или ходить считается превосходством. Шеп недоумевал. Желать сестре отчетливо услышать отвратительный запах подгоревших сосновых опилок казалось ему оскорбительным.
Когда они сели за стол, на его тарелке лежало нечто похожее на коровью лепешку, причем корова явно страдала несварением желудка. В кафе «Мунбим» подавали восхитительный домашний хлеб и пудинг с фруктами; может, эта клейкая масса и есть то, что любит Берил, но Шеп чувствовал лишь одно – сегодня он получил хороший урок. Что ж, неудачный ужин не может помешать им обсудить главное, что, впрочем, еще менее приятная тема.
– Ты знаешь, отец… – начала Берил. – Ох, мне так неприятно тебе говорить, но…
– Тебе все равно. Говори. Самолюбование – одна из радостей жизни.
– Понимаешь, как я и говорила в Элмсфорде, это должно было случиться.
– Хорошо. Все? Это уже произошло. Дальше.
– Не будь таким резким. Нам всем трудно.
– Труднее всего сейчас отцу.
– Разумеется. – Берил дала задний ход.
Зря он соскребал пригоревшие куски. Похожие на хлопья, они больше напоминали по вкусу картон.
– Я, конечно, шокирована произошедшим, – продолжала Берил, – но пожить некоторое время вдали от папы будет неплохо. Он стал таким привередливым! Весь день у него расписан, и все должно быть только так, а не иначе.
Шеп кивнул на компьютер на столе:
– Я смотрю, он позволил тебе достаточно вольготно расположиться. Легко приспособился.
– Я готовила ему сыр на гриле, так? Старалась угодить? Нет, то он очень темный, то не очень мягкий. Надо ставить сковороду именно на такую температуру, сверху накрывать сковородкой именно такого размера. И не дай бог забыть два ломтика маринованных с укропом огурчиков или купить продукты не той марки. Я всегда считала его бережливым, а он просто выбрасывал сэндвич и заставлял делать новый!
– И что? – спросил Шеп. – Сколько еще сэндвичей с сыром осталось съесть человеку в его возрасте?
– Слушай, вот еще что совершенно выводит меня из себя, – продолжала она, не теряя надежды привлечь его на свою сторону, – это газеты. Он до сих пор вырезает всякие статьи – знаешь, о прощении долга странам третьего мира, обо всем, что связано с Абу-Грейб, его все еще волнует то, что где-то люди голодают. После него газета похожа на лист бумаги, из которого мы в детстве вырезали снежинки. Я предлагала распечатать любую статью с сайта, но нет, ему надо именно из газеты. Ты же видел его кабинет наверху. Он весь завален папками со статьями из омерзительной желтой прессы. Не знаю; это так грустно. Ну, что он со всем этим собирается делать, а?
– Мне кажется, совсем не плохо, что его все еще интересует происходящее в мире. – Шеп был непреклонен. – В восемьдесят лет мало кто вообще читает газеты, я уже не говорю о вырезках.
Берил не была готова поверить, что он отказывается примкнуть к ее партии.
– Ты понимаешь, он же почти каждый день пишет письма редакторам? Иногда в «Сентинел», но чаще в «Нью-Йорк таймс» или в «Вашингтон пост». Едва ли они их читают. Можно подумать, каждый раз, как в мире что-то происходит, все сидят и ждут, что же напишет по этому поводу Гэбриэль Накер. Вот это-то и грустно. Представляю, как редактор берет очередной конверт, видит штамп Берлина, Нью-Хэмпшир, делает круглые глаза и, не распечатывая, выбрасывает в мусорную корзину.
Шепу было тяжело надолго оставлять Глинис одну, и он не планировал здесь задерживаться; обвинительное выступление сестры может подождать до следующего раза.
– Каков прогноз? Ты думаешь, он сможет вернуться сюда?
– Только если нанять сиделку., или что-то в этом роде, похоже, он не одну неделю пролежит в постели. Возможно, ему понадобится присмотр круглосуточно, я не знаю.
Ознакомительная версия.
