Три дня и две ночи я провел в их доме, правда, уж если совсем не врать, то лишь в компании толстой мексиканки Марии. Сама же чета в тот же вечер свинтила в Рио, догуливать отпуск без детей, туда, где все поголовно в белых штанах и где «ураган» — слово, которого нет даже в их деженейровской энциклопедии.
Поэтому имя «Гейтс» осталось только единственным вознаграждением за вывихнутую ногу.
Дачу Гейтс купил себе еще в момент, когда «Майкрософт» только разворачивался в марше. Она совсем небольшая — пять спален, большой холл, по стилю очень напоминает архитектуру острова Бали. Много всяких подушечек-хрюшечек, вазочек, фруктов в этих вазочках (которые Мария заменяет ежедневно раза по три), живых и сухих цветов и прочей дребедени. Этот домик в 2000 году Билл продаст Ирке Шеллен-берг, которая после гибели Степашки (Штефана) Шелленберга в авиакатастрофе «конкорда» получит около пяти с половиной лимонов марок — страховки и компенсации от «Эр Фрэнс».
Такие дела.
Мелинда у Билла Гейтса хорошенькая такая, невысокая, крепкая, с небольшой грудью, с выпуклыми, как у бычка, добрыми глазами, которая, по слухам, хотела развестись с Биллом, потому что у него майкро и софт, Гы-гы-гы-гыыы!
Это дубовая шутка Ховарда Стёрна из 107.9 «FM-Рок». Да и сам Ховард порядочная сволочь. С ним я пытался в «телефонном» эфире завести беседу о Таньке Дьяченко, о наших с ней похождениях в студенческие годы в Свердловске, но он просто фак ми офф в прямом эфире и сказал, чтобы я убирался в свою факаную Россию и не отравлял воздух в Нью-Йорке, факаная эмигрантская сволочь. (Я тогда там, в Нью-Йорке, и был-то на пару дней со своей выставкой.)
Я обиделся.
Хотя, возможно, он и прав.
Потому что похожую фразу я уже слышал в Лондоне от другого известного человека из сферы дешевых журналистских услуг.
Кстати, вернемся к Гейтсу, любопытная деталь. Двумя годами позже (как все-таки меняются люди), Билл попал в дурацкую ситуацию, когда возвращался с другой своей дачи под Ванкувером в Сиэтл, США. У него хрюкнулась правая задняя шина, запаски, как назло, не было, у мобилы сели батареи.
Он, высокий, лысый, худой как жердь, стоял, дурак дураком, на шоссе и пытался почти два часа остановить проезжающие машины. Но их было совсем не много, если не сказать, что совсем не было на этой проселочной дороге в час ночи. А кто ехал — тот просто не останавливался около скукоженного человечка в смешных очках и с хохляцкими пшеничными усами. Наконец одна из дефилирующих машинешек остановилась, и мужичок из нее от чистого сердца не только отдал свою запаску, но еще и помог ее установить под мокрым снегом. Потом похлопал Билла по костлявому, промокшему насквозь плечу и укатил восвояси, оставил свой адрес, правда, только для того, чтобы, если подвернется возможность, получить с бедолаги запасное колесо взад. Гейтса дубован малохольный, конечно, не признал — был простым парнем из рабочих кварталов Ванкувера.
Через три дня к нему на Йорквэй Стрит 134 пришло письмо компанией «Федерал Экспресс» из корпорации «Майкрософт»:
Уважаемый Дик!
Ваша ссуда на дом в размере 234 456 канадских долларов 78 центов выплачена через Ваш CIBC банк. Также прилагается чек на сумму 98,47 долларов за аварийное колесо.
С признательностью
Билл Гейтс Подпись Дата
Это все не чушь, так как мне эту историю рассказал этот самый парень из рабочих кварталов — Дик Вэй. Я у него купил ворованную «Хонду-аккорд» 1989 года. У Дика бизнес простой — покупает и продает ворованные машины из Мексики в Канаду и дальше в Россию, в город-герой Владивосток. Какому-то там Ивану Ничипоруку. Перебивает номера, лицензии, торговые декларации и все такое.
Ну, не мне вас учить, правда.
Ну а что, хозяйство вести — не хламом трясти.
А копия чека и письмо с подписью великого Билла висели у него на стене в мастерской на гвозде вместе с молотками и разводными ключами. Поскольку бумажка эта ему на фиг не нужна, он отдал ее мне, и это существенно пополнило мою коллекцию прибамбасок всяких от сально-уставших знаменитостей.
У меняло в Акапулько смелости не хватило на автограф. Хотя мымра моя говорила, что мог бы и выпросить автограф на банковском чеке в пару-тройку штукарей.
Дик после получения денег квасил почти две недели, пока не получил первое предупреждение от Господа нашего — увезли в местную одноэтажную больницу в предынфарктном состоянии — моторчик перестал сдерживать алкогольные пары черного лейбла «Джоника Волкера».
Все равно потом кони задвинул через два с половиной года. Матросня из Владика поставила на перышки. Просто раздел рынка произошел небольшой, так как Ничипоренко, получив вид на жительство в Канаде, решил прибрать себе весь этот бизнес. Дорога-то уже накатана. А как же — бороться и искать, найти и перепрятать.
Такие дела.
Это тоже все правда, однако детали я даже и не знала. Он просто рассказывал мне, что помог Биллу вытолкать драндулет, а вот что жил на его фазенде пару дней — это для меня сюрприз. Вот идиот так уж идиот. Мог бы себе состояние сделать на этой встрече. Мог засудить бы его, Билку, за причиненный самому себе неописуемый вред.
Думаю, что Марийка эта, домохозяйка-мексиканка, совсем р/с гг кг страшная и толстая была на эти две ночи. Припоминается мне какая-то странная фотография, которою обнаружила после нашей этой поездки в его портфеле. Симпатичная, правда, как все мексиканки, низкорослая девушка, стоит с кувшином и поливает цветы на какой-то веранде. Он мне тогда стал сумбурно объяснять, что это, наверное, б Канкуне нам перемешали фотки во время печати, а эту он оставил, к як сувенир, как открытку на память о поездке.
Я в то время как последняя дура ползала по ацтековским зиккуратам в Чиченице и медитировала почем зря в Тулуме. Это мы специально «разлучились» тогда на пару дней чтобы любить-твою-мать крепче друг друга!
А я-то, дура, гг поверила. Вот дура-то!
Вот кобель-то, дурандас мой гнилосочный, прости, Господи, меня.
МГ
Скорее всего, мне надо было бы начать мои писульки не с Парижа, а с засраной деревни Чарын в глуши казахстанских степей.
Это почти как начать все заново, как родиться заново после тупой жизни.
Лучше бы ты родился мертвым, друг мой запоздалый!
Любимый, таких, как ты, не было, и не надо!
МГ.
Начать можно было бы в стихах!
— Жиль ли Лэнин Казакстан? —
Жолтонбай отца спросил.
— И-и-и-и, ты мэне сказаль!
Лэнин гниль по турмам-ссилькам
За казакски за народ,
Вот Ильич походким в-а-ажным
Четверым бревно несет!
А дальше так.
Почти все это случилось на самом деле. Ведь были же все эти годы, а значит, что-то должно было происходить.
И в самом деле, живет же сейчас в Нью-Йорке один мой бывший хороший друг, Сашка Сюткин, с которым мы пытались перейти китайскую границу 28 апреля 1984 года в районе реки Чарын в Казахстане. Ему одному из нас троих это тогда удалось, его брат Олег погиб, а я был задержан казахскими бдительными пограничниками при попытке захвата председательского самолета Ан-2 колхоза-хлопкороба «Ленинский свет социализма».
Я с Сашкой никогда не встречался после этого. Так мы и договаривались. Если нам удается это предприятие по побегу из Советской России, мы забываем друг о друге и никогда не входим в эту воду дважды.
Тем более что все его считают погибшим и родители приносят цветы на его могилу в городе Ревда.
Правда, однажды он прислал мне открытку в Торонто к Рождеству 1996 года и в ней было написано только два слова — «Таке саге».
Подписи не было. Но у меня нет никаких знакомых больше в Нью-Йорке, если не считать Курта Воннегута, который приезжал ко мне на открытие галереи и клуба «Бокомара» в Торонто. А, да! Еще есть черный полицай Эдди, не помню уж как его ласт нэйм, что допрашивал меня в госпитале Моунт-Сене на 49-й улице. Это когда мне в темечко прилетело что-то очень тяжелое в Центральном парке от такого же черножопого и я лишился своего любимого фотика. Что им всем, этой мазуте, что я знаю каратэ, тэквандо и еще много страшных слов.
От Эдди-полицая у меня в реликвиях протокол допроса из 52-го полицейского отделения Манхэттена.
«Шел, споткнулся, упал, потерял сознание, закрытый перелом, очнулся — гипс».
«Ну зачем ты мне врешь! У тебя там не закрытый, а открытый перелом!»[4]
Так вот, подписи под «тэйк кэр» не было.
Значит, это был он, Сашка Сюткин, как очень хотелось бы в это верить.
От Сашки в наследство коллекции моих реликтов осталось его стихотворение, точнее, две первые строчки, так как больше он ничего не смог придумать, потому как человек он был простой и добрый, не как все эти идиоты-поэты современности.
