– Ха! – победоносно ответила мать и проглотила содержимое стакана, даже не смазав помады.
Поговорить с Лехой Руслан так и не успел – в тот вечер было слишком шумно на прощании с Серегиной хатой, которую у него отбирали за долги (Серега стал одним из многих тысяч раззяв, потерявших жилье в те годы). Потом было некогда, надо было уезжать поступать, потом уже Лехины острые скулы в веснушках расплылись в искрящемся влажном тумане девяностых, и разговор состоялся много позже.
Из дневника Руслана, декабрь 2006 года
Не возвращайтесь к былым возлюбленным. Не возвращайтесь в города, в которых помните себя счастливыми, к книгам, над которыми плакали в отрочестве, к людям, которых любили в юности.
Пятнадцать лет прошло, и особенно грустно потому, что человек не изменился, и чувство навсегда ушедшего от этого острее. Вообще не изменился – он выглядит так же, а значит, моложе меня: свежий воздух, физический труд, молоденькие девочки в ассортименте.
Он жалуется, что снимать малолетних телок все труднее, с трудом удается выдать себя за двадцатидвухлетнего (в тридцать три), рассказывает биографию, которую я мог бы сам рассказать за него – все было предсказуемо и пятнадцать лет назад. Разборки, пьянки, СИЗО, мелкий криминальный бизнес.
– Говорят, ты книжки пишешь? Напиши что-нибудь и про меня.
– Уже. Пришлось тебя убить, мой хороший. Тех, кого любил в юности, лучше всего убивать. Чтобы не старели.
Его джип подъезжает к моему дому, и на мгновенье мы становимся прежними – мне пятнадцать, ему семнад-ццать. Мы неловко целуемся, стукнувшись носами, и я выхожу.
Я курю на балконе под теплым, почти апрельским ветром и смотрю на так и не отъехавшую машину, чувствуя, что и он смотрит на меня – сквозь лобовое стекло.
Окурок летит вниз, задевая бельевые веревки, и, когда он рассыпается на быстро гаснущие искры, наконец-то раздается шум мотора.
2
Очередь на медосмотр издали выглядела как гремучая змея: она неприятно извивалась по скверу и стрекотала. Периодически из нее вылетали клубы дыма Голова змеи скрывалась где-то в глубинах медпункта.
Перед Русланом стояла широкая девушка. Коса ее пергидролевой рекой струилась по мощной спине и впадала в мохер юбки 56-го размера. Задрав большую голову, девушка рассматривала сияющие груди бронзовой статуи. Сама статуя была вполне обычного, слегка загаженного голубями вида и держала в руке поддон с чахлым ужом. Но груди ее источали мягкое, ровное свечение. Груди каждый год полировали выпускники питерского мединститута. Это было запрещено, каждый год в ночь перед получением диплома статую охраняли дружинники, но тщетно: к утру бюст богини здравоохранения выглядел совершенно уработанным. С каждым годом размер груди богини становился на какие-то доли миллиметра меньше. То есть, говоря математическим языком, стремился к нулевке.
Широкая девушка резко обернулась и ткнула пальцем в грудь Руслану.
– Ты кто? – толстым голосом спросила она.
– Руслан, – растерянно сказал новоиспеченный студент и посмотрел на упиравшуюся в его грудь крепкую сосиску, украшенную на конце розовым лаком.
– А она кто? – с треском хлопнула накрашенными ресницами валькирия и переместила палец-сосиску в направлении статуи.
– Г-г-гинея, покровительница медицины, – закашлялся Руслан.
Ответ прелестницу вполне удовлетворил.
– А я – Ева! – победоносно сказала она и протянула Руслану большую, приятную на ощупь ладошку. – Ну, вообще-то Оля. Впервые я вышла замуж на Ямайке в тридцать седьмом году, а вчера меня изнасиловал водитель трамвая. И, пока он меня насиловал, я от горя и отчаянья вырвала из стены чугунную скобку и убила его ей прямо в голову. Меня изнасиловал мертвый водитель трамвая!
Руслан рассмеялся: такие эстрадные номера были ему привычны, более того, в кругу его друзей практиковались постоянно. В годы, когда молоко в магазин подвозили раз в день и его сметала давно поджидавшая очередь, Руслан изобрел свой собственный метод охоты за ценным продуктом. Он подходил к продавщице молочного отдела и, бодро улыбаясь, говорил: «Здравствуйте! У вас спички есть? А свежие? А молока дайте два пакета, пожалуйста!» И продавщица завороженно выставляла на прилавок отложенное «для своих» молоко.
Оля оказалась презабавной девицей: врала она, как дышала, а дышала Оля шумно и волнительно. Кроме того, она любила петь и танцевать (во время исполнения танца маленьких тигрят упал сервант), носила кружевной корсет, украденный у бабушки, и обладала отличным чувством юмора.
Во время медосмотра первокурсников у гинеколога даже самые отпетые шалавы заявляли, что половой жизнью не живут. Скучающий гинеколог, не глядя, писал в карточку две строчки и звал следующую. Оля на ходу сочинила жесткий порнотриллер, получила развернутый гинекологический осмотр, а ее медкартой потом зачитывался весь курс. Там действительно было что почитать.
Оля не была толстой. Она была большой. У нее были длинные ноги толщиной с китайца, широкая кость, гренадерский рост и кукольной красоты личико. Она была по-своему красива, просто ее было очень много.
Особенно много ее было, когда отмечали первое сентября. К ночи посреди пивных бутылок валялся кто-то неопознанный в корсете Олиной бабушки, на кухне сладко спала сама Олина бабушка, которую жестоко напоила сладеньким «Амаретто» внучка, а сама Оля тащила в девичью кроватку добычу. Руслана.
– Бэби, – пробормотал заплетающимся языком Руслан, – бэби, никакой позы наездницы! Меня тогда будет легче закрасить, чем отскрести!
Секс принес новые и необычные ощущения – Руслан ощущал себя то Синдбадом в бескрайних морях, то поднимателем целины, то безымянным фаллоимитатором из кооперативного ларька «Интим».
Утром Руслан осторожно открыл один глаз. Голова болела так, как будто в ней плясали джигу несколько тапиров. К груди приклеилась черная, неприятная на вид гусеница Приглядевшись, он понял, что это накладные ресницы его новой подружки.
Сама же подружка жалобно храпела и урчала животом. После очередной рулады храпа она вздохнула, не открывая глаз, сползла на пол и на четвереньках быстро поползла к столу. Нашарив на нем бутылку, она опрокинула содержимое в глотку, помотала головой и приняла вертикальное положение.
К пятому курсу станет очевидным, что Олины отношения с алкоголем носят шекспировский характер. Оля – Джульетта, алкоголь – Ромео, а все окружающие – Монтекки и Капулетти. Они разлучат Олю с возлюбленным и сдадут ее наркологу.
Руслан встретит Олю через несколько лет после окончания института.
«Я теперь очень популярна у мужчин, – утробно скажет Оля. – Я ему „здрасте“, а он уже снимает штаны. Потому что я теперь уролог в ведомственной клинике. Все члены военно-морского флота в моих руках!»
Но тем утром были актуальны проблемы гинекологические.
– Ой, – жалобно сказала она. – У меня там был тампон!
– О боже, – простонал Руслан. – Какое имя тебе больше нравится?
– А что?
– Ну, надо тебе с ним познакомиться поближе, дать ему имя – ведь он теперь останется в тебе навсегда! – И заснул опять.
Короче говоря, на свою первую лекцию Руслан не попал. Впрочем, на ней не было ничего интересного – кто-то из маститых прочитал ее по бумажке. А поскольку в красивой красной папке было два экземпляра текста, то лекцию прочитали первокурсникам два раза подряд.
Поступив в институт, Руслан понял, что абитура была не самым сложным этапом. Мало поступить в институт, надо еще в нем выжить. А для начала надо найти территорию для выживания.
С территорией из лучших побуждений подгадил папа Эдик: вспомнив собственное студенчество, он настоял на том, чтобы сын отметил в анкете, что в общежитии не нуждается. До этого он настоял на честном прохождении медкомиссии и отвел сына в военкомат, рассчитывая, что его признают годным к строевой. На взгляд папы Эдика, эти два фактора увеличивали шансы на поступление. А ему очень хотелось, чтобы сын поступил в институт и пожил вдалеке от отчего дома: Руслан постепенно обретал в маленьком городе скандальную репутацию. Как пела одна рок-группа тех годов, «это русская беда – небольшие города». Если ребенок сидел на заборе и пил пиво, через пятнадцать минут соседи шушукались о том, что Милкин сын лежит под забором и пьет водку.
В военкомате Руслану было скучно. К моменту осмотра у окулиста скука достигла масштабов космических, и он начал развлекаться.
Под нос ему сунули табличку, где на зеленом фоне был нарисован красный треугольничек.
– Какого цвета треугольник?
– Где треугольник? – невинно спросил Руслан.
– А какого цвета кружочек? – сунули ему засиженную мухами картонку с желтым кружочком поверх синего фона.
– Какой кружочек? – старательно имитируя говор докеров, ответил подросток.
– Парень, у тебя в роду дальтоники были?
