Блуждая по интернету, я выискиваю информацию о легендарных панк-рокерских группах, которыми увлекалась моя мать,— может, у старых музыкантов память лучше, чем у старых поваров? На глаза попадается интересная статья о группе «Старички».
СТАРИЧКИ СНОВА ВМЕСТЕ
«Старички» — эдинбургский панк-квартет, пользовавшийся популярностью у местных любителей панк-рока где-то между 1977-м и 1982 годами. Пока другие коллективы яро проповедовали всеобщий бунт молодежи, выступали против прогнившего государственного режима и демонстративно прожигали свои юные жизни в пику скуке и зашоренности современного общества, «Старички» под руководством Уэса Пилтона (настоящее имя Кеннет Грант) избрали иной путь.
Они пели крайне реакционные песни о социальной деградации, сетуя на вседозволенность, наркоманию, рост детской беременности и безответственность молодежи и восхваляя британские ценности времен Второй мировой: героизм, честь мундира и великую Империю, над которой никогда не заходит солнце. Их творчество вызывало весьма противоречивые отклики, большей частью возмущенные, ибо каждую песню они исполняли с гробовой убедительностью, без намека на иронию, к вящей ярости «классических» панков. Однако были у них и поклонники, утверждавшие, что творчество «Старичков» следует истинному духу панк-рока, что им хватает смелости смеяться над собой, что они не гонятся за дешевой популярностью. Их сценический образ был ярок и узнаваем: этакие дряхлые ворчуны, сидящие в баре и критикующие молодежь. Они выходили на сцену в старомодных костюмах, которые с гордостью надевали их деды, собираясь на воскресную службу. Сам Уэс Пилтон носил гвардейские усы, черную шляпу и макинтош с алым маком в петлице, словно в День поминовения. В перерывах между песнями он с чувством рассказывал о своей голубятне.
Первый альбом «Старичков» произвел в городе небольшую сенсацию и вызвал ожесточенные дебаты. Критики пребывали в недоумении: юные музыканты то ли с особым цинизмом насмехались над старшим поколением, то ли были троянским конем реакционеров в неприступной твердыне панк-рока.
Сами «Старички», разумеется, никому ничего не объясняли — за исключением памятного скандала в таверне «Ники Тамс», когда после исполнения подстрекательской и расистской композиции «Принудительная революция» присутствующие на концерте члены антифашистской лиги чуть не затеяли драку, и Уэс Пилтон, подойдя к микрофону, бросил в публику фразу, впоследствии ставшую крылатой: «Неужели ни одна жопа в этой гребаной дыре не слышала слова «ирония»?!»
Скандал явился кульминацией недолгой и поучительной истории квартета «Старички». Музыканты опередили свое время. Пародируя социально-политические страсти, свойственные их эпохе, и само движение, давшее им начало, эти постмодернисты и жестокие насмешники обрекли себя на непонимание и коммерческий провал.
После скандала начался стремительный закат квартета, закончившийся расколом в 1982 году. Пилтон был признан невменяемым и помещен в Королевскую эдинбургскую психлечебницу в Морнингсайд, откуда, впрочем, скоро выписался. Ведущий гитарист Майк Гибсон поступил в институт Напье на юридический факультет. Бас-гитарист Стив Фотерингам — единственный, кто остался в музыкальном бизнесе. Он работает ди-джеем и продюсирует молодых исполнителей. После распада группы Пилтон заявил о себе только раз, выпустив соло-альбом под названием «Крэйгхаус» — концептуальную вещь, посвященную его пребыванию в лечебнице.
Барабанщики группы — это отдельная история, трагизму которой может позавидовать даже коллектив «Спайнал Тэп». Оба музыканта кончили жизнь самоубийством. Первый, Донни Александер, покинул группу в 1980 году после жуткой производственной травмы, оставившей его уродом. Восемнадцать месяцев спустя беднягу нашли мертвым в небольшой квартирке в Ньюкасле, возле газовой плиты с открытыми конфорками. Его преемник Мартин Макбуль летом 1986 года оправдал свою фамилию, спрыгнув с моста Дин. Футбольный клуб «Хартс», ярым поклонником которого он являлся, выступил в 1986 году исключительно бездарно, что, по слухам, и послужило причиной самоубийства юноши.
И вот, двадцать лет спустя, группа «Старички» снова вместе. На ударных место Макбуля заняла Крисси Фотерингам, юная американская жена бас-гитариста Стива. Что ж, за слаженность игры «Старичков» можно не беспокоиться.
Статья сообщала, что концерт состоится на следующей неделе в «Музыкальной шкатулке» на улице Виктория. Обязательно пойду.
На улице уже сумерки, свищет мокрый ветер — жуткая холодина и темнота, особенно после Калифорнии. Но настроение у меня приподнятое. Весело иду по улице Дюк — и вдруг навстречу семенит этот подонок. Паршивая мразь!
Басби.
Чему радуется красномордый хмырь? Чем с утра опохмелился? Виски или коньячком?
Я заныриваю в ближайший магазинчик и через витрину наблюдаю, как старый хорь заходит в питейный подвальчик — один из немногих, что еще уцелели в жестокой конкурентной борьбе с недавно открывшимся на углу корпоративным поильником «Уетерспун», где вам предложат групповые скидки, коктейли по тридцать восемь пенсов и прочие рекламные заманухи, которые будут отменены, можете не сомневаться, как только разорится последний независимый сосед.
Басби.
Я с трудом различаю его силуэт сквозь мутное окошко бара, захватанное снаружи жирными руками хмельных халявщиков, имеющих обыкновение упираться для равновесия в стекло, высматривая внутри знакомого, которому можно приземлиться на хвоста.
Плюгавый Басби сидит, нахохлившись, за утлой стойкой. Перед ним наполовину опростанная кружка темного и золотистая стопка чего-то покрепче. Лицо лоснится — то ли от жира, то ли от пота. Клубничный пористый нос. Неугомонные рыскающие глазки. Улыбающийся рот — моллюск, приоткрывший раковину.
Страховой агент.
От чего он нас страхует? От возможности быть самими собой? К черту такую страховку!
Рядом с ним громоздится старый боксер Сэмми, тучный тип с печатью вечного удивления на лице: как же так получилось, что жизнь ухнула в пьяный клубящийся хаос — лучшие годы, жена, дети, друзья,— а он даже не заметил? Все сгинуло, как мираж; осталась последняя подружка, Пивная Кружка, самая преданная и самая предательская. Да еще Басби прилепился, словно блеклая бессменная жена,— и наверняка торжествует, подлец, а ведь было время, когда он Сэмми за квартал обходил. Но расклад теперь другой, роли поменялись — исподволь и необратимо, как это часто бывает со стариками. Шустрые хитрецы типа Басби всегда подчиняют себе медлительных простаков типа Сэмми, дай только срок. А начинается все безобидно: какой вред от заморыша Басби? Денег он не просит, навредить не может, да и зависти не вызывает, разве что переспит с одинокой старушкой вроде моей мамаши. Зато утешать мастак: ничего, Сэмми, ты еще тряхнешь стариной, ты еще встанешь на ноги, тонет только говно, а ты никогда говном не был… Мало-помалу в его крысиных глазах начинает мелькать презрение, однако Сэмми слишком вял и слишком проспиртован, чтобы заметить. А если и замечает, то не показывает виду, потому что расположение Басби уже сделалось жизненно важным, ведь это единственный в мире человек, который старого Сэмми хоть как-то поддерживает.
Я смотрю на этот дуэт и понимаю, что брать на себя ответственность за другого — дурно и неправильно, ибо рано или поздно сам попадаешь в зависимость от своего подопечного. На месте Басби и Сэмми вполне можно вообразить Скиннера и Кибби или любую другую парочку, случайно выхваченную из любого шотландского бара,— лишь бы у обоих в жизни не осталось ничего, кроме личных драм, о которых страшно и больно думать, да верного собутыльника, партнера по бесконечному лживому танцу, такому сладкому, пока играет музыка, и такому жуткому в минуты тишины, когда с ужасом понимаешь, что безнадежно застрял в окоченевших судорожных объятиях.
Мне нет и двадцати четырех, а сколько дров уже успел наломать! Кибби, пьянство, черная магия… Может, алкоголизм — это подсознательный протест против собственной ссученности? Вопросы, вопросы…
Ах, как хочется войти в этот бар, поставить выпивку Басби и Сэмми! Проехаться со старичками по извилистому шоссе памяти. Выслушать плаксивую исповедь Сэмми, смакуя каждое слово, каждый всхлип, наблюдая, как резиновый рот пройдошливого Басби расползается все шире и шире, по мере того как пустеют рюмки и выбалтываются секреты.
«Ну точно! Ты мой сынуля, так и есть! Я как раз, помнится, твою мамашу раскрутил… Хе, маленькая панкушка! Клевая была… Вспоминаешь, Сэмми? Титечки-то — как у козы! Забыл, что ли? Что?.. Не было тебя?! Да брось, ты каждый день там ошивался. Помнишь Нодди Холдера, а? Как он пел: да-вай по-шу-мим!.. Это ж про тебя, старый шалун! Как там дальше: подходи, подружка…»
