Пчела.
Ага.
Пчел я помню. За домом деда располагался большой пустырь, заросший сорняками, и там были пчелы. Они деловито жужжали среди лютиков, лапчаток и желтого козлобородника – довольные, работящие, немножко мохнатые и уже обреченные. А потом пчелы исчезли. Это случилось так быстро, что биологи даже не успели понять почему. Излучение сотовых телефонов? Генно-модифицированные сельскохозяйственные культуры? Химикалии? Какой-то вирус? Помню, я жутко расстроился. Все дети расстроились. Пчел было жалко. Вот, скажем, торнадо. Конечно, страшно. Но торнадо – естественное явление, и когда он случается, ты здесь вообще ни при чем. Но пчелы… На Земле не было ни одного человека, кто не испытывал бы чувства неловкости и стыда. Потому что мы знали: пчелы исчезли по нашей вине, а не по прихоти матери-природы.
В юности мать-природа представлялась мне сексапильной красоткой, очень похожей на актрису Гленн Клоуз, одетую в полупрозрачную бледно-голубую ночнушку. Когда никто не видел, она танцевала среди цветущих полей, гладила белок по спинкам и целовалась с бабочками взасос. Когда пчелы исчезли – а следом за ними исчезли и многие цветущие растения, – она превратилась в суровую тетку, как будто вернувшуюся из учебного лагеря «Моссад». Бритая наголо, с накачанным брюшным прессом, в тяжелых армейских ботинках – и злая, как черт. Если раньше кто-то и ждал милостей от природы, то теперь стало ясно, что никаких милостей больше не будет. И считайте, что вам повезло, что она не прибила вас сразу. Мы с папой часто катались в Де-Мойн, на встречу с папиным поставщиком псевдоэфедрина, и каждый раз, когда на дороге лежало какое-то мертвое животное, отец говорил: «Не смотри, Зак, не смотри. А если увидел – забудь. Выбрось из головы». Я видел столько животных, сбитых машинами, что в конце концов перестал их замечать. Для меня они как бы не существовали. То же самое случилось и с пчелами: когда они исчезли, мы их выбросили из головы. А теперь Большая Мама взыскует отмщения.
Погодите… кажется, там в вестибюле какое-то шевеление… Я вскочил с кровати и метнулся к стеклянной двери: ложная тревога. Может, попробовать шибануть по двери кроватью? Хрена с два. Кровать привинчена к полу. Блядь.
В животе опять заурчало. Я уже и вправду проголодался. Пару недель назад Чарльз говорил, что он хотел поучаствовать в торгах на «Сотбис». Там выставляли Юконский мед иван-чая сбора 2008 года. Банка объемом шесть унций. Начальная цена – пять тысяч долларов. В итоге банку купили за семнадцать тысяч австралийских долларов. [Голос Гомера Симпсона за кадром: Ммммммм… Мед.]
И тут до меня вдруг дошло, что скорее всего в этой палате стоят скрытые камеры и микрофоны. Я лег на кровать и сказал в потолок:
– Начальник… вы там скажите, чтобы мне притащили поесть.
Буквально в следующую секунду меня одолела сонливость, и я сразу же отрубился. И проспал где-то час (ну, наверное). А когда я проснулся, на столе стояла тарелка. Ага.
На тарелке лежали три прямоугольных кусочка желе: белое, розоватое и светло-зеленое. Я поднял глаза к потолку:
– А можно мне соль или перец?
Мне ответил механический женский голос, холодный и резкий:
– Зак, пожалуйста, ешьте. У нас еще много дел.
– А вы кто?
– Bon appetit.
– Una abeja le ha picado ?
– Si! Да, Симона… то есть… что? Прости, пожалуйста, я… что?
– Samantha, usted esta fingiendo?
– Нет, я не придуряюсь. Меня действительно ужалила пчела.
Я смахнула пчелу с предплечья, и та упала точно по центру раскидистой юкки алоэлистной. Пчела была определенно мертва… убита. Но я не хотела ее убивать. Я просто хотела ее смахнуть, но случайно прибила. Кстати, потом меня за это отругали. Да мне и самой было не слишком приятно, что все так получилось. А на другой стороне земного шара, в центре Мадрида, на углу Калье-Гуттенберг и Калье-Поета-Эстебан-де-Вильегас, Симона нервно кричала в трубку:
– Llame a policial
– Вызвать полицию?! И что я им скажу? «Я тут случайно убила пчелу. Заберите меня в тюрьму»?
– Usted tendra que hacer algo.
– Ну, да, я сама знаю, что надо что-то делать. Но при чем тут полиция?
– Lastimo?
– Больно? Да нет, не больно. Не очень больно. Точно так же, как в детстве. Когда мне было шесть лет.
– Tome una fotografia de ella.
– Во, кстати. Хорошая мысль. – Я встала на колени и сфотографировала пчелу. У меня был новый «самсунг» с хорошей камерой. Снимок получился очень четким. Я отправила фотку Симоне.
– Caramba!
– Да, уж. Caramba, как она есть.
Кстати, уже потом выяснилось, что пока шел обмен репликами, Симона без моего ведома переслала эту фотографию всем контактам из ее списка друзей (который, как оказалось, был очень даже не маленьким). Причем к фотографии прилагались точные географические координаты.
– Неу! No se olvide a la fotografia de la rebanada del pan. Ну, конечно. Сандвич с Землей. Я забыла зафотать свой
кусок хлеба.
– Сейчас.
Я сфотографировала свой хлеб, отправила фотку Симоне и сказала, что мне надо ехать домой. Потом убрала телефон в карман и присела на корточки, чтобы получше разглядеть пчелу.
Поднялся ветер, и стало заметно прохладнее. Я уставилась на красное припухшее пятно у себя на руке. Подумать только, пчелиный укус! Мне до сих пор как-то не верилось, что это случилось со мной. В прошлом месяце мир потрясла новость о том, как в США, в штате Айова, пчела ужалила фермера – сексапильного Зака с глазами, как у самоедской лайки. И весь мир видел тот ролик, где Зак сидит за рулем своего комбайна в голом виде. Ничего себе мировая известность! К счастью для Зака, парень он привлекательный – и тем не менее. А потом его спрятали, и с тех пор его больше никто не видел.
Но люди не дураки… Хотя нет, именно что дураки. Иначе они бы давно перестали воевать. После случая с Заком сообщения о новых пчелиных укусах появляются чуть ли не каждый день, но все это – выдумки и подделки. И мне не хотелось, чтобы люди подумали, что я просто еще одна придурковатая неудачница, которой охота урвать свои пятнадцать секунд славы. Хотя погодите… меня действительно ужалила пчела, а в Новой Зеландии пчелы исчезли шесть-семь лет назад. Тогда почему мне не хочется, чтобы кто-то об этом узнал?
Наверное, все дело в том, что когда с тобой происходит что-то действительно важное и значительное – событие поистине вселенских масштабов, – ты просто не можешь поверить в реальность происходящего. Потому что с такими, как ты, ничего интересного не происходит и не может произойти. Все интересное всегда происходит с другими.
Солнце выглянуло из-за тучи. Мне вдруг стало сонно. Я прилегла на траву и закрыла глаза. А потом меня разбудили три студентки биологического факультета университета Мэсси Они фотографировали мертвую пчелу среди листьев алоэ.
Одна из девчонок спросила:
– А можно взглянуть на укус?
– Прошу прощения, что?
– Можно мне посмотреть на укус?
– А, да. Конечно, смотрите.
Она уставилась на мою руку, как будто это была Туринская плащаница.
А потом я услышала вертолеты.
Ну, ладно.
Уже теперь, задним числом, я понимаю, почему нас насильственно поместили в стерильную обстановку. Причем если всех остальных перевозили, не спрашивая согласия, а просто вкатив им хорошую дозу снотворного, то со мной обошлись вполне цивилизованно. Пока восторженные студентки рассматривали мой укус, к нам приблизилось шесть вертолетов. Сперва это были лишь точки на горизонте, но уже очень скоро они превратились в массивных ревущих чудовищ. Они приземлились примерно в двухстах ярдах от нас, образовав почти правильный шестиугольник. Едва вертолеты коснулись земли, их винты сразу остановились. Это были впечатляющие машины необычной конструкции. Никогда таких раньше не видела. Может, китайские?
Из каждого из шести вертолетов вышло по пять человек, одетых в специальные костюмы химической защиты. Почти у половины из них были в руках автоматы. Да, автоматы. В тихой мирной Новой Зеландии! Среди них была одна женщина, Луиза, член Королевского энтомологического общества, руководитель новозеландского подразделения проекта «Apis mellifera»*, автор статей «Эволюционные параметры и вольтинизм ананасной блошки Руфуса, Hystrichopsylla mannerixi, в пригородах Данедина, Новая Зеландия» и «Остров Рождества: пять новых видов и нетипичные видовые изменения Haliplus, связанные с Норфолкским хвойным коллапсом 2009 года». Она, разумеется, тоже была в защитном костюме. Ее лицо закрывал толстый пластиковый экран. Она подошла ко мне и сказала:
* Apis mellifera (лат.) – пчела медоносная.
– Я очень надеюсь, что это не очередной ложный вызов. Понимаете, девушка, меня сорвали со свадьбы подруги, и там было весело, в кои-то веки…
– Это была настоящая пчела.
– И где она теперь?
Я показала на куст алоэ, и Луиза склонилась над ним, чтобы получше разглядеть пчелу. Она долго молчала, а потом я увидела, что она плачет. Она заметила, что я смотрю на нее, и смутилась.
