Включает новый плеер. Врубает звук на полную мощность. You can't bring те down[6]. Совсем другое дело. От реватитары вскипает кровь. Ей кажется, что если бы он разнесся по зданию, то оно бы рухнуло. Хороший плеер для этой цены — день не совсем пропащий.
Сидя в вагоне метро, она рассматривает свои руки. Ей улыбается сидящий рядом тип. Она делает вид, что не замечает его.
В любом случае старый мудак доволен, что есть девицы, могущие облегчить его зуд, даже если надо платить.
Переспать, чтобы заработать, обслуживать всех и вся. Неужели у нее это в крови?
Она действительно зарабатывает хорошие деньги. И не понимает, почему ей платят за такие пустяки. Хотя, когда берет член в рот, чувствует, что он воняет. В конце концов, это лучше, чем париться на работе.
И все же бывает трудно давать и не показывать при этом виду. Вначале всем кажется, что достаточно иметь три дыры для траханья, а пока тебя трахают, думать о чем-нибудь другом. Но ощущения остаются, особенно если не приняла душ, а просто хлопнула дверью.
Безумное желание над чем-то надругаться, над чем-то священным. Ей нравится ее работа.
В голове звучит детский голосок: «Мама, а что со мной не так?» Но Надин уже не помнит, что это было.
Сосед наклоняется и что-то говорит ей. Она не поворачивает головы.
Она никогда никому не говорит, чем занимается. Она не стыдится. Даже гордится своим падением, видит в разврате героизм. Она просто презирает остальных — всех тех, кто ничего не знает и смотрит на нее свысока, потому что считают себя более достойными людьми.
Ей подходит ее профессия. Особенно тогда, когда можно сорить деньгами. Пройтись по супермаркету, толкаясь среди женщин, выбирающих себе любовников, которые трахают за просто так. Среди тех, кто считает гроши, чтобы прокормить семью.
Она вдруг понимает, что улыбается в пустоту. Господин рядом с ней думает, что она улыбнулась ему, и кладет ей руку на плечо, предлагая выключить плеер и выслушать его. Она встает и направляется в другой конец перрона.
You'd better take a walk in my wood. You'd better take a walk in the real world[7].
Убил кого-то.
Она никак не может свыкнуться с этой мыслью. Она слышит вопль Северин, даже не успев закрыть дверь.
— Пьешь мое виски без разрешения, ну и черт с тобой. Но разве нельзя потом поставить на место?
— Я же оставила тебе, хотя было трудно, так ведь? Надин идет в свою комнату, чтобы переодеться.
Подруга тащится за ней:
— Каждый раз одно и то же. Если я тебе что-то говорю, ты отвечаешь дурацкой шуткой и уходишь. Ты не способна вести беседу. Если уж живем вместе, надо уметь разговаривать. Надо уважать друг друга и прилагать усилия, и я знаю, ты способна на это…
Надин натягивает пуловер. Северин так никогда и не осмелилась спросить ее, почему она несколько раз в неделю облачается в юбку и шпильки.
Что она скажет, когда узнает про Франсиса? Что скажут они все?
Северин продолжает объяснять ей, как надо вести себя, если живешь не одна. Она красивая девочка.
Элегантная, почти утонченная. Но в движении ей не хватает грации. Неприятно смотреть, как она двигается. Словно тело ей мешает. Страдает эмоциональным параличом. У нее очень длинная, белая шея. Какую чушь она брякнет, когда узнает про Франсиса? У нее нет права говорить, нет права излагать свое дурацкое мнение по этому поводу.
Еще не сообразив, что она делает, Надин хватает Северин за шею и начинает сжимать ее яростно и неумолимо. Лишь бы эта дура заткнулась. Валит ее на пол, садится на нее верхом. Ни о чем не думая. Надин сосредоточена и прилежна. Когда она трахается, ей иногда кажется, что она покидает тело и забывается. Отключает ту часть сознания, которая наблюдает и комментирует. Тогда ей становится легче. Когда она приходит в себя, то соображает, что задушила Северин.
Значит, все эти рассказы про высунутый язык и про выпученные глаза — правда.
Она встает и убирает с лица волосы. Сколько раз ей снилось, что надо спрятать чье-то тело. Она разрезала его на куски, но кто-то приходил; надо было их распихивать по разным местам и пить чай с гостями. Отрезанные конечности под креслами, под подушками. И в этом сне ей надо вести беседу, словно ничего не случилось. Хотя из-под комода торчит отрезанная рука.
Она не может разрезать труп Северин на куски, чтобы спрятать. Хотя не так сложно просто доволочь его до ванны, порезать на мелкие кусочки, рассовать всё по пакетам и положить в холодильник. Потом потихоньку разбросать останки по городу…
Но у нее нет времени, ей надо уехать сегодня вечером.
Через сколько времени труп найдут, если оставить его прямо здесь? Сколько времени пройдет, пока взломают дверь? Кто поднимет тревогу? Северин была занята на временной работе. Она только что закончила задание. Значит, на работе никто не хватится. Ее мать не объявляется по нескольку недель. Она ни с кем регулярно не встречается. Значит, дверь взломают не сразу. Может, именно поэтому она так хотела обзавестись парнем… Ради уверенности, что хоть кто-то будет обеспокоен ее исчезновением. Надин может оставить тело гнить здесь — никто не вспомнит о Северин, никого не волнует ее судьба.
Надин собирает вещи, которые просил привезти Франсис. Это так на него похоже — он требует ремень и книгу, перед тем как исчезнуть насовсем. Вещи имеют то значение, которое им придают. По крайней мере в его случае. А что взять ей, ведь она тоже уезжает навсегда? Ни малейшего представления. Еще девчонкой, когда она убегала из дома, она не знала, что взять с собой. Она роется в кассетах, берет десяток, берет бутылку виски и чековую книжку Северин. За это время несколько раз перешагивает через труп.
Звонит телефон. Телефон всегда казался ей опасным врагом. Никогда не знаешь, кто звонит и зачем. Один и тот же звук звонка, какими бы ни были новости. Впечатление, что люди следят за ней, крадутся следом, словно напоминая, что могут войти, когда им заблагорассудится. Теперь она сделала все, чтобы ее страх перед телефоном стал законным. Тоскливое настроение и подспудный страх. Словно дали отсрочку. Привычные вещи, ставшие бессмысленными. Теперь она сделала то, что требовалось, чтобы реальность ее жизни совпала с реальностью жизни всех остальных.
Наушники нового плеера жмут.
Самая суть зла. Все наши большие города, все наши красотки — преддверие нашей подлости!
Надин еще не решила — ехать на автобусе или на метро, чтобы успеть на последний поезд. Она так и не успела принять душ.
Блядь, сердце вот-вот выскочит из груди. Она слишком долго бежала. Маню спрашивает себя, сумеет ли она отдышаться до вечера. Она то и дело вспоминает вопль Карлы, когда ту ударило капотом. И глухой удар тела о машину. Она не успела ничего рассмотреть, потому что тут же бросилась бежать. Почти до того момента, как все произошло. Именно тогда услышала вопль и странный звук удара.
Она заходит в бар, роется в карманах, выкладывает всю оставшуюся мелочь. Пересчитывает деньги.
— Виски, и мне надо позвонить. Звонит легавым и говорит:
— На набережной девушка, рядом с ночным баром, там, где деревья. Я видела, что ее сбила машина. Не знаю, жива ли она, но лучше глянуть.
Потом звонит пожарным. Она не доверяет легавым, поскольку слишком плохо говорит. У нее больше веры в пожарных.
Одним глотком опустошает стакан, выскакивает из бара, не желая, чтобы ее здесь застали легавые. Пора возвращаться домой и нажраться в хлам.
Она возвращается пешком, опасаясь всех встречных машин — может, ее ищут. Она терзается вопросом, у кого подзанять деньжонок.
У Тони видели, что они ушли вместе. Будут неприятности, когда начнут выяснять ее личность. Придется говорить, что она сразу вернулась домой, что не была на берегу. Но легавые все равно будут доставать.
Она дошла до дома, так и не найдя никого, кто бы дал ей денег на бутылку. Нет, так она вернуться не может, иначе начнет колотиться головой о стену. Жаль, что в округе не осталось ни одного торговца, который продавал бы ей в кредит.
Она замечает Белькасема на новехоньком мопеде. Кричит ему:
— Не одолжишь сотню? Завтра верну, когда зайдешь ко мне.
Парнишка протягивает ей деньги — хороший паренек. Потом спрашивает:
— У тебя все в порядке? Дралась, что ли?
— Нет, упала. Поэтому надо выпить, чтобы заснуть. А то валюсь на ходу.
— Знаешь про Радуана?
— Знаю. Его все ищут. Мудак, пошел кривой дорожкой…
— Да нет. Они его нашли. Мустаф и его парни только что прижали его. Думаю, на этот раз он все понял…
— Они ему вломили?
— Еще как. Пока неизвестно, что с ним. Он в больнице. Хорошо еще, что голова осталась на плечах. А остальное вроде все переломано… И еще… Они ему плеснули кислотой в лицо. Для назидания. Квартал давно бурлил. Урок остальным, чтобы не мутили воду…
