— Хочешь, чтобы я пришел?
— Больше всего на свете.
— Ну только ради тебя. Я согласен. Ради тебя.
— Ты ведь ни разу не навещал их с тех пор, как ушел?
— Нет. Даже не думал о них.
— Вот и у меня то же самое. Ужасно, правда? Проводишь восемнадцать лет с одними и теми же людьми, а потом они перестают быть частью твоей жизни, остаются где-то там, черт знает как далеко, и ты даже не скучаешь. О, если Гаррет ко мне будет так относиться, я покончу с собой. Точно покончу. Клянусь. Что такое семья, если ее забываешь так быстро? Сейчас она здесь, а через минуту ее уже нет.
Гаррет заплакал.
Она обняла его и стала утешать.
— Я живу в страхе, что сделаю ему больно, Дом. Знаешь, мне снятся кошмары, что я причиняю боль моему ребенку. Или даже убиваю его. Я люблю его больше всего на свете, больше собственной жизни, и все время боюсь причинить ему боль. Подумать только — ты посмотри на него — подумать только, что я могла его ударить. — Она тоже заплакала, укачивая ребенка. — Подумать только, что я это сделала. Что бы мы там ни говорили о маме, ударила ли она нас хоть раз? Вот так? Хоть раз? А я люблю этого ребенка. И ударила его по лицу. Теперь у него может остаться шрам на всю жизнь. У меня такой темперамент, Доминик. Я такая вспыльчивая. Это жестоко. Но кто мне помог? Никто. Я говорю людям: "Слушайте, я боюсь, что могу причинить боль моему ребенку". А они отвечают: "О, ты не сможешь сделать ему больно. Не волнуйся. Ты же мать". Мне никто не помогает. Никто. А Стивен даже не знает.
— Анна, ты любишь Стивена?
— С самого начала? Не знаю… Поначалу он мне был нужен, чтобы сбежать из дома. Поначалу да. Я любила его. А сейчас? Не уверена. У него есть кто-то еще. Это всё, что я знаю. До того, как он встретил меня, он даже не целовался ни разу. Даже не знал, как это выглядит. Как это делать. Мне пришлось за шкирку тащить его в постель. Я его всему научила. Каждый ебаный пустяк. Точнее, каждый пустяк насчет ебли. Я из него сделала любовника, настоящего, помешанного на сексе любовника, уверенного, сильного, нежного, эротичного. Но пользуется ли он этим, чтобы сделать меня счастливой? Нет. Он с кем-то трахается тайком от меня. Боже! От этого свихнуться можно. Я ведь создала его. Эту сволочь! А как же я? Я! Я использовала его, чтобы уйти от родителей, а теперь использую Гаррета, чтобы уйти от него. А когда от меня уйдет Гаррет, я просто заползу куда-нибудь, тихо умру, и с моей жизнью наконец-то будет покончено. Конец Анны Кэтрин Нил. И меня наверное похоронят рядом с мамой, и мы проведем вечность, терзая друг другу кости. О, какой кошмар!
Вечером, в надежде отвлечься и развеселиться, я решил пойти в кино. Единственное, что шло поблизости, был диснеевский "Питер Пен". В зале было полно громкоголосых детей и их раздраженных родителей. Но я наслаждался каждым кадром. Я сидел, пил колу, грыз шоколад и потерялся в волшебной стране. Я пытался разобраться во всём, что случилось в моей жизни, думал о сестре и Стивене, сестре и Гаррете, Стивене и его страхе всё упустить, о себе и матери, о матери и отце. Но больше всего о моем Билли Кроу.
Выйдя из кинотеатра, я заметил, что рядом стоит какой-то мальчик, смотрит на меня. Улыбнувшись, он отвернулся. Я подождал, когда он обернется снова, и улыбнулся ему. Он засмеялся.
Я подошел к нему.
— Посмотрел фильм?
— Да.
— Замечательный, правда?
— Великолепный.
— Меня зовут Доминик.
— Сэм.
— Привет, Сэм. Живешь рядом?
— Чуть-чуть на автобусе.
— Может, выпьем вечером?
— Конечно. Я тебя еще в кинотеатре заметил. Ты видел, что я на тебя смотрю?
— Нет. Прости.
— Неважно. Я уж собирался проследить за тобой, узнать, где ты живешь.
— Ну и ну!
— Ты удивлен?
— Восхищен. По правде сказать, я бы, наверное, сделал то же самое, если бы заметил тебя первый.
— Ну так значит, мы квиты.
— И открыли карты.
Я договорился с Сэмом встретиться вечером и всю дорогу до дома пробежал, напевая мелодию из "Питера Пена".
Это история о том, как я родился.
Когда-то я был просто гулом в скорлупе, плавал стайкой рыбок в пруду материнского живота, прислушивался к несмолкающему шепоту, струящемуся от ее напряженного позвоночника, купался в довольстве и тепле своего пузырька крови. Я не знал, кто я и что я, у меня не было значения и цели, я был полон чужими надеждами. Мозг мой был белым и гладким, сны не беспокоили меня, глаза были плотно закрыты в гулкой тишине. Голос матери долетал до меня, далекий и приглушенный, как мурлыканье гигантского котенка, и я сознавал, что я — одновременно конец и новое начало истории, совершающейся вне меня.
Когда подошло время, и я почувствовал, как мой разум скручивает и заполняет некая цель, я напрягся и выскользнул в мир из своего маленького темного пруда. Я повис в воздухе, как освежеванный кролик, кровь закапала из моего носа и пальцев. Меня положили на руки матери, и я дотронулся до ее груди, оставив вокруг соска кровавый отпечаток. Я слышал голоса, воркующие мое имя, дарящие мне подлинность на странной, новой планете. Мать поцеловала нежный пушок на моем черепе, и ее слезы потекли по моему лицу.
— Новое начало, — произнесла она.
— Куда это ты собрался? — поинтересовалась сестра, когда я, помывшись и побрившись, сбежал вниз по ступенькам.
— Выпить. С другом.
— С этим психом-соседом, — подсказал Стивен.
— Нет. Не с Билли. С другим.
— Придешь поздно? — спросила Анна.
— Не знаю. Но если не вернусь ночевать, не волнуйтесь.
— Избыток секса вреден для мозга, — заметил Стивен.
— Вот почему ты и стал слабоумным, мой мальчик, — Анна ткнула его в бок, и они поцеловались. — Ну тогда до завтра. Развлекайся.
— Ладно.
Вечер с Сэмом был великолепен. Мы немножко выпили, потом вышли поесть, потом опять вернулись к нему. Он жил с матерью, но друзья, как он объяснил, часто у него оставались.
— Ах вот как? — сказал я. — Так я всего лишь один из многих, так?
— Нет. Просто одноклассники и все такое.
В его комнате было полно моделей самолетов и комиксов. Мы рухнули на постель и лежали обнявшись.
— Я живу с мамой, — рассказывал он. — Отец умер пять лет назад. С тех пор мы с мамой очень дружим. У нее своя жизнь, у меня своя, но мы рассказываем друг другу абсолютно всё. Она так молодо выглядит, моя мама. В школе все думали, что она моя девушка или сестра. Ей можно дать двадцать пять. Честно. Она работает продавщицей в телевизионном магазине, и, ясное дело, мужики к ней пристают каждый день. Так что проблем с мужчинами у нее никогда не было. Судя по всему, она сейчас где-то гуляет, завтра ей не надо на работу. Ее зовут Джойс. Надеюсь, утром она придет, и вы познакомитесь. Тебе она понравится. И ты ей тоже.
— Мне кажется это странным. Такие тесные отношения с матерью…
— Ну она мне не просто мать. Она мне и друг тоже. У нас нет друг от друга секретов. Я ей рассказываю всё.
— Всё?
— Абсолютно. Слушай, у меня нечего выпить. Только чай и кофе. Но если ты голоден, я могу тебе сделать бутерброд.
— Вот всё, что я хочу, — я притянул его к себе.
— Вот так вот сразу, без предисловий?
— Рассказа о твоей маме было достаточно, Сэм.
— Хорошо, Доминик.
Секс с ним был не таким плавным, как с Билли. Я стал понимать, как сильно Билли все контролирует. Но, несмотря на смущенные смешки и неловкость, с Сэмом было много чувственней, много нежнее. Мы говорили друг с другом, пока занимались любовью. Мы узнавали друг друга. Секс делал нас обоих счастливыми и прекрасными. Это было совсем не так, как с Билли. Два разных мира. Когда я занимался сексом с Билли, я хотел удовлетворить себя, а с Сэмом хотел удовлетворить его, породниться с ним, защитить его, и, когда я услышал, как он стонет от оргазма, я почувствовал, что плачу по нему, мое сердце сминает жажда любви к нему. Его тело было мягким и гладким, и когда он лежал после любви, глядя мне в глаза, я сжимал его руки, целовал пальцы и шептал его имя в ладонь.
Мы уснули, сплетясь, как близнецы в утробе.
Утром в дверь постучали.
— Сэм? Сэм?
Женский голос.
Я вскочил с кровати.
— Не волнуйся, — сонно заворочался Сэм, — это всего лишь моя мама. Не волнуйся.
Я лег, натянув простыню до шеи.
— Входи, мама.
Она вошла, неся на подносе чай и тосты.
— Доброе утро, дорогой. Я слышала голоса ночью.
— Это Доминик, мама.
— Приятно познакомиться, Доминик.
— А вы, миссис…
— Просто Джойс, мой дорогой. Как насчет чашки крепкого чая? Такой чудесный день сегодня. Солнце сияет, небо голубое, и очень, очень жарко. Мне надо сбегать в магазин. Потом вернусь. Ты останешься обедать, Дом? Обязательно оставайся.
— Э… нет, спасибо. Не сегодня. Мне надо возвращаться.
— Ладно. Я положу тебе полотенце в ванной. — Она погладила Сэма по подбородку. — А вам не мешало бы побриться, молодой человек.
