2
В этом каком-то струящемся двоении, как бы призрак и не призрак одновременно, однажды он случайно заходит в кафе.
Он достает из кармана серебристый блестящий pocket pc[13] и блестящим серебристым стило открывает файл, заходя на один из так называемых новостных сайтов.
Сидя за чашечкой кофе, он читает о том, что происходит в мире, в том самом мире, который нашел-таки в себе силы умереть вместе с ним. Но и теперь, после своей смерти, мир по-прежнему готов удивлять его своей новизной, да, собственно, новизной он теперь только и удивляет, превращая всех и вся в эту самую новизну. А, следовательно, пока еще в нечто, а не в ничто. Такая вот хитрая подмена бытия и времени, как выразился бы философ. Дзэн наоборот, как поправил бы его буддист.
Зачем теперь замечать бесценные детали, зачем различать их? Разве не все уже смазано и перемешано в этом стильном потоке, где уже ничто отныне не останавливается? А если и останавливается, то теперь, увы, не обостряя чувств. Несмотря на свои подчас шокирующие сюжеты, эта гламурная майя оставляет нас теперь равнодушными, подменяя прежнюю подлинность ощущений всего-навсего поверхностным эстетическим раздражением… Что толку бояться бомбы, заложенной под наше сиденье в кафе, этот страх не придаст ценности нашей жизни, и в этом уютном и расслабляющем интерьере мы все равно не совершим своих последних и самых лучших поступков. Скорее всего, потопленные в новой волне новостей, мы будем выручены оптимистичной и подчас даже остроумной рекламой… Конечно, можно не умирать, а лишь ограничиться сочинением инструкций, как покончить жизнь самоубийством, приходя таким образом к выводу, что ты бессмертен. Он представляет себе людей будущего. Они в светящихся брюках, в светящихся курточках, светящихся ботинках. Электрическая энергия – не проблема. Наверное, это и есть просветление, думает он. Светящаяся толпа.
Зевая, Евгений закрывает своим серебристым стило файл и допивает свой черный блестящий кофе. Очаровательная официантка безусловно тянет на брачный контракт, она – само воплощение доброжелательности золотого тельца. И, конечно же, ей положены чаевые.
– Да, здесь у вас очень мило, спасибо. Очень симпатичное кафе, – говорит он.
– Заходите, мы всегда будем вам рады, – отвечает она.
– Спасибо.
Он выскальзывает на улицу. Он движется среди пешеходов. Он едет вместе с пассажирами в метро, осознавая свою субъективность и субъективность всего, что с ним происходит – чего все же, однако, могло бы и не быть. На станции он вспоминает один из своих давних снов про Бориса, еще одна из утраченных возможностей. Потерянная дружба в чем-то похожа на несчастную любовь… В конце концов, мир состоит из потерь.
Но в тихой смелости своего посмертного счастья он рано или поздно находит этот странный сайт. И узнает, что некто доктор Эм, проходившая практику в институте гештальт-терапии в Эзалене, наконец возвращается в Россию. С помощью заново изобретенного велосипеда доктор Эм хочет спасти русскую психологическую натуру от архитипически присущей ей тоски. Доктор Эм считает, что в русской тоске есть глубоко скрытое и, увы, неизлечимое ядро, которое, однако, можно все же попробовать сублимировать в социально приемлемые процессы.
Отрываясь от аннотации (каких только мудростей не напридумывает эта психологическая наука!) Евгений, а он пока все еще остается Евгением, хотя в то же время им почти уже и не остается, Евгений усмехается в усы, которых у него, быть может, уже и нет.
Он снова думает о своей странной магии и видит доктора Эм, в длинном блестящем дождевике пересекающую границу на своем «новейшем» велосипеде. Он знает, что излечение назначено на среду. В среду некоторые из русских женщин и русских мужчин начнут, наконец, осознавать нечто общее в своей тоске и попробуют обнаружить, что они страшно похожи на европейцев.
Евгений представляет себе огромный чудовищный пистолет, из которого он расстреливает доктора Эм. Скорее всего, это одна из тех подслеповатых дур, загипнотизированных своей исключительностью. Проштудировав несколько ученых книг и вызубрив с десяток цитат, они надевают узкие модные очки и окружают пространство вокруг себя красиво звучащими терминами вроде проекции, интроекции и прочей херни, лишь бы незаметно покопаться своей палочкой для риса в чужой тарелке (разумеется, прежде всего, вытесняя в бессознательное тайное чувство собственного превосходства). В самом деле, а что может быть интереснее чужого, еще горячего, с кровью, бифштекса, на фоне этой всеобщей пластилиновой апатии, компульсивно проявляющей себя в делании денег, хотя бы и с помощью интеллекта?
Евгений представляет себе, как разлетаются докторские мозги и как розоватая наукообразная кашица стекает по стенам. И как он, огромный, освобожденный отныне единственно реальным для него процессом, процессом убийства, выходит в окно и сказочным Гулливером перешагивает через город, оставляя в изумлении маленьких слушательниц с их маленькими розоватыми пиздами.
В чем смысл нашего здесь присутствия, когда никого кроме нас нет? И стоит ли рассаживать на невидимых стульях тех, кто еще остается нам дорог? Друзей и возлюбленных, мать, братьев, отца… Как обратиться к самым близким, если у нас нет другой жизни, высвечивающей сейчас свое отсутствие подобно обратной стороне этой отсрочки? Хотя, быть может, и в этой условности можно найти ее уже едва видимые следы, ведь, мы по-прежнему оглядываемся вокруг, несмотря на свое отрицание. И, сверяясь с картой, скачанной с этого сайта, находим таки дорогу в это «царство мертвых».
Переступая порог, Евгений с усмешкой вспоминает рекламный ролик, как вместе с “Лоском”, тем самым стиральным и чересчур уж человеческим порошком, некто, по-видимому, рекламный агент, заманивает зрителя в пространство между волокнами ткани, пропитанной самой обычной человеческой грязью.
«Но ведь я тосковал по Божественной…»
После вступительной лекции и знакомства доктор Эм предлагает им разбиться на пары. Мужчин здесь мало, в основном женщины. Разглядывая круг, он, конечно же, выбирает ее. Он заметил ее сразу, но сделал вид, что не придал этому значения. Он хочет, чтобы его звали не Евгений, и надеется, что и она должна догадаться, что и ее зовут не Любовь. Он мог бы представиться ей Григорием, это совсем не означает, что она обязана представиться ему Чиной. Чина – это все же довольно редкое имя, к тому же с некоторых пор для него запретное.
Вечером, сидя один перед камином в своем огромном кресле, покрытом шкурой черного уругвайского быка, он вспоминает, как в предложенном доктором Эм упражнении он описывал словами лицо этой женщины и опять сравнил его с одной из своих любимых картин. «Красота – это страшная и ужасная вещь. Знал ты эту тайну иль нет?», – вспоминает он Достоевского. Эта женщина, о которой он пока еще «ничего не знает». Чего же он хочет от нее? Повторения? Или им движет лишь благодарность? Но если она не Любовь, то пусть она будет хотя бы Эль. А если бы сейчас в его кабинет вошел Борис, его лучший друг, пожелавший ему смерти еще тогда, в далеких семидесятых? «Скажи, а ты мог бы убить себя?» Хотя, быть может, он, Евгений, и так остался там, в этих далеких семидесятых, разбившись на старом «Харлее Девидсоне», купленном у разорившегося бармена. Ведь согласно теории Бориса он должен был разбиться вместо него, чтобы обратиться в некий миф, ибо только так все нетленное и остается нетленным. «Харлей Девидсон»… Конечно, он помнит тот фильм Хоппера «Беспечный ездок». И даже теперь, сказочно разбогатев, он от него не отречется.
Он еще не рассказывал ей, этой «пока еще незнакомой» красивой женщине, свой сюжет с «Форексом». На девятый день после своей смерти он все же выиграл свой золотой миллион. Это произошло одиннадцатого сентября, в день обрушения башен-близнецов Всемирного Торгового Центра в Нью-Йорке. Тогда доллар резко пошел вниз, и, повинуясь странному предчувствию, он снова взял в руки свои карты Таро и угадал свое событие, поставив на падение доллара последнюю контрольную тысячу. Тогда, однако, его выручила не йена, а швейцарский франк, взлетевший за несколько часов сразу на четыреста пунктов. Он рассмеялся, как будто бы это были не башни-близнецы WTC, а каменный двоящийся истукан – его «лучший» друг Борис, в которого он врезался, расправив наконец свои крылья…
Он продолжает сидеть, ослепленный опиумом воображений. Словно бы теперь ему все позволено. В самом деле, ведь теперь в его распоряжении особняк в несколько десятков комнат. Борис говорил, что у него только семь…
Через неделю они снова встречаются с Эль на группе и снова работают в паре. Доктор Эм предлагает им обсудить «наследство» своих родителей. Она говорит: «Спокойно подумайте, а потом расскажите партнеру, что в вас от матери, а что от отца?» Конечно, она замечает, что эту работу и Евгений, и Эль все же слегка имитируют. Похоже, они интересны друг другу сами по себе.
