Джакоб поднял коня на дыбы перед раскрывшейся бездной. Кони, пятясь, смотрели красными, косыми глазами на медленное падение обломков моста и кареты вниз, к переливающейся на солнце нитке Колорадо.
Там и сям на поверхности реки показались сверкающие розочки всплесков.
Только когда грохот затих, совершенно белая от ужаса Леди Элизабет прошептала:
– Боже… Бедный Питер…
– Черт подери! – вскричал красный, как пион Джакоб, – индус оказался прав! Так я и думал!
– Боже… Джакоб, но почему ты решился ехать по этому мосту?
– Черт подери! Каррамба! Все как-то думал обойдется…
– О, как ты непредусмотрителен!
– Молчи, Лизабета! Не трави душу!
Путники спешили. Скакуны принялись щипать чаппарель, Леди Элизабет стала собирать цветы и грибы. Джакоб сел на пень и наморщил лоб.
– И так, – сказал он, подумав, – мы остались без кареты, без бедняги Питера, что ещё хуже… впрочем, на всех карет не напасешся, а бедняга бы все равно долго не протянул. Одна ты у меня осталась, Лизабета… и черт меня подери если я знаю что теперь делать! – и он в ярости вскочил.
– Лизабета!
Леди Элизабет грустно посмотрела на Джакоба Кулакина.
– Лизабета, вперед!
…
Мрамалад остановился как вкопаный: ноги на ширине плеч, чуть согнуты, руки – будто держат перед грудью стекло.
Громаджная толпа индейцев гикая, свистя и улюлюкая опрометью бежала на него со всех сторон.
Мрамалад встречал их короткими ударами по морде. Индейцы валились с ног и начинали ползать в траве, как младенцы.
Для Мрамалада особенно удобны были набегающие на него сзади, этих он не оглядываясь хватал и перебрасывал через себя вперед, сшибая заодно троих-четверых, набегающих спереди. Таким образом без особого напряжения Мрамалад действует минут десять, никого, однако не зашибая насмерть.
Наконец очередь доходит до самого главного индейца, такого же сильного и товажного, как Мрамалад. Индеец Мрамаладу стукнул в морду, Мрамалад стукнул индейца в морду. Индеец Мрамалада три раза стукнул в морду, Мрамалад три раза индейца.
Через десять минут вконец замордованный главный индеец предлагает мир.
Мрамалад, видя, что нейтрализовал дурное влияние лысого Монтахью, братается с главным индейцем; но тут один самый подлый индеец со зверской мордой поднимается из травы и метко бросает в Мрамалада нож.
…
Часто останавливаясь от рыданий, Джакоб большими красными буквами написал на перекладине креста:Леди Элизабет Джамбаттиста Хронь. Спи спокойно, дорогая подруга. Клянусь тебе…» – но больше на перекладине не было места. Некоторое время Кулакин стоял молча, утирая слезы и ежась от ледяного ветра, дующего с Атлантики.
Неожиданно за его спиной послышался надрывный кашель. В страшном ужасе Джакоб оглянулся и онемел: действительно перед ним стоял бедняга Питер Счахл, живой и невредимый.
Джакоб протянул руку и потрогал беднягу.
Тот разразился приступом жесточайшего кашля.
– А… разве ты… не упал тогда с каретой?
– Упал… – еле смог сказать Питер сквозь приступ жесточайшего кашля.
– Так, понятно, ну, и?
– И ничего. Отлежался…
…
Княгиня некоторое время ходила взад-вперед, искоса поглядывая на него.
Свет свечей колыхался от сквозняка и окрашивал в желтый свет белые, сплош покрытые инеем окна.
– Вы не похожи на русского, – задумчиво сказала княгиня.
– Вы правы, княгиня. Я папуас.
Глава вторая. Глава ужасов о том, как масоны чуть не убили кочегара
«Чудеса в наше время встречаются только поганые»
А. и Б.Стругацкие
Трудно, конечно, смотреть телевизор такими неравноценными кусочками, но вообще все понятно. Тем более, что когда Валера приезжал на работу, он расспрашивал о содержании пропущенных кусков телефильма у своего приятеля Ивана, кочегара.
Иван, парень грамотный, и как многие кочегары – начитанный, но тоже не дослужился до пятого разряда, потому что он такой раздраженный на судьбу, что его все, где могут, затирают и втаптывают в говнище.
Иван глубоко презирал телефильм, но из злости смотрел, ничего не пропуская. Телефильм создан, как он с невыразимой ненавистью говорит, по мотивам «Наследника из Калькутты». Книга написана тяжелым, липким языком, повествует о неприкращающейся погоне героев времени героического капитализма друг за друга – по Европе, по Азии, Африке, Америке, по разным океанам и т. д. Особенный шик заключается в том, что одно из немногих мест, где герои не появляются – это Калькутта. Цель этой нудной погони очень невнятна, не понятно и то, почему героев мотает то на один, то на другой конец земного шара. Описание погони прерывается не относящимися к сюжету экскурсиями в далекое прошлое.
Лейтмотивом книги является описание какого-то необитаемого острова, на который все персонажи регулярно наведываются по необъяснимой причине и околачиваются там, пока не наступит время пускаться в погоню. Насколько я понимаю, к концу книги все герои, даже разных национальностей оказываются друг другу кузенами, братьями и детьми и вчистую истребляются друг другом, пограничниками, пиратами, алькальдами, таможенниками, работорговцами, неграми, индейцами, обитателями необитаемых островов и регулярными войсками.
Книга приятно оформлена, оценивается на рынке в 60-70 руб. и предназначена, видимо, для слабоумных. Почитатели книги говорят, что она учит мужеству и находчивости, а один книжный маклак заявил мне, что она «учит его любить жизнь!». Словом, книга является одной из лучших в этом роде, но слабо напоминает четко мотивизированного и пронизанного причинно-следственными связями «Папуаса из Гондураса».
Но Иван, интеллигент, пишет авангардные стихи и потому люто ненавидит и валит в одну кучу и «Наследника из Калькутты» и «Папуаса из Гондураса», которые, по его определению, являются «масонскими штучками». К масонству Иван особенно нетерпим и считает это страшное гипотетическое явление источником всех общественных и своих личных невзгод.
Валеру Маруса он в целом не считал и потому был к нему снисходителен, разрешал целыми днями греться у себя в котельной.
Я почему про этого Ивана так подробно говорю: дело в том, что Валера рассказал ему нехитрый рецепт изготовления браги из томатной пасты и в воскресенье, когда мороз как раз ослаб, Иван заехал к Валере пробовать, что за брага получается.
У Валеры совсем поспела пятилитровая банка, они сели и сразу стали пробовать. Иван некоторое время чувствовал себя неловко, уж больно убогая оказалась обстановка, он даже не ожидал.
Валера, наоборот, был приятно взволнован и оживлен, потому что, надо-же молодец какой, такую брагу хорошую сделал.
– Ну, что, Иван, хорошая бражка?
– Да, ничего, только страшная какая, красная.
– Ну и что, что красная?
– А вон осадок какой красный.
– Ну, не хочеш так, можно и через марлю процедить, а я прямо с осадком пью. А забирает зато здорово, как-то по-особенному.
– Я что-то не чувствую.
– Погоди, скоро почувствуешь. Я ее ещё маленькой укрепил. – Ну, не дурак ли ты, Валера? Я к нему специально еду брагу пробовать, а он туда водку влил. Водку-то лучше бы отдельно выпили!
– Нет, Иван, так гораздо лучше, и ты так делай. Я вино, брагу больше водки люблю. Водку выпил – хлоп и все. А тут сидишь, пьешь.
– Чего ты говорил – у тебя электричества нету?
– Как сегодня потеплело, электричество больше не отключают. Жалко, сегодня как раз «Папуаса из Гондураса» показывают – воскресенье.
– Да ну его в жопу, я вообще его больше смотреть не буду. Такое говно фильм! Мне один только момент понравился.
– Это про что?
– Про мушкетеров смотрел серию? Ну, историю этого алмаза дурацкого?
– Нет, Иван, не видел я, в гости ходил. Ты расскажи. Я только про высокое возрождение видел, а следующую не смотрел. Что там было?
– Ну и правильно, что не видел – такая блевота, хоть плач. Ну, про Д'Артаньана и Блеза Паскаля. Ты хоть слышал про Паскаля?
– Слышал чего-то.
– Эх, Валера, тросник ты маслящий. Ну, там, короче, Д'Артаньан ради карьеры у Паскаля невесту увел, потом его шпагой проткнул и веселую песню запел. Тьфу-ты «что за рыцарь без удачи». Но один момент хороший, ничего не скажешь. Там кардинал спрашивает у этого мужика: Он один?
Тот ему: Нет, Ваше Преосвещенство.
– Двое?
– Нет, Ваше Преосвещенство.
– Трое?
– Нет, Ваше Преосвещенство.
– Четверо?
– Нет, Ваше Преосвещенство.
– Пятеро?
– Нет, Ваше Преосвещенство.
– Шестеро?
– Нет, Ваше Преосвещенство.
– Сколько-же?
– Семь, Ваше Преосвещенство.
Я могу объяснить, почему Ивану понравился этот диалог: он очень напоминает его авангардные стихотворения. Вот парочка для образца:
ВСЕ ПРОЙДЕТ!
«О, как мало осталось!»
Девять
Восьемь
Семь
Шесть
Пять
Четыре
Три
Два
Рубль.
ВОЗРОЖДЕНИЕ ЦЕНОЙ УТРАТЫ
