Ладно. Создал ему Джа магнитофон, и кассет к нему три тысячи пятнадцать штук. И говорит: вот, смотри, короче. Солнце, море, овощи–фрукты, колбаса по два десять, пива хоть залейся, ганджа три метра ростом, по мафону Боб Марлей — растаман вайбрэйшэн, йеа! позитив! Живи, короче, и радуйся. А растаман кассету до конца прокрутил и говорит: а клёво бы сейчас на гитарке поиграть вобще.
Ладно. Создал ему Джа гитару. И говорит: ну, теперь вроде всё ништяк. Солнце, воздух, море, шашлыки, овощи–фрукты, ганджабас опять же. И клёвый, между прочим, ганджабас, не то что там какая–то чуйка или индюха галимая. Живи, блин, и радуйся. А растаман на гитарке поиграл и говорит: эх! Девчонку бы сюда — вот это, я понимаю, в натуре было бы ништяк вобще.
Ладно. Создал ему Джа герлу. В натуре клёвую герлу создал. И говорит: вот вам, короче, весь этот рай. Живите и радуйтесь. А я поеду в Крыма отдыхать. А то уже вконец запарился всё тут вам создавать вобще. И уехал.
Тусуются, короче, растаман с герлой по раю, ганджа курят, музыку слушают, песни поют, на гитаре играют, на газонах по сексу оттягиваются. Вот такая она, райская жизнь. Еды кругом завались, на работу ходить не надо, сезон круглый год, менты не щемят, гоблины не шугают, папики голову не грызут. Вот такая она, значит, райская жизнь.
А тут ползёт мимо змей. Тощий, бледный, зрачки как точечки, налысо стриженый, всё тело — одна сплошная вена, от головы до хвоста всё исколото. Растаманы говорят: эй, змей! Ползи, короче, к нам, ганджа покурим. А змей говорит: спасибо, люди. Нет, в натуре, спасибо. Только это всё пионерские приколы, ганджа курить. Потому что на самом деле кайфа от неё никакого. Так, чисто оттянуться, потрепаться, музыку послушать… Нет, люди, ну разве ж это кайф? Кайф — это чтобы раз! и улетел. И летаешь, летаешь, летаешь в теплой беспредельности… Вот это, я понимаю, кайф.
Тогда растаманы спрашивают: это где ж такой кайф достать? А змей хитрый им на клумбу показывает: да вот же он, кайф, у вас под ногами растёт. Видите вот стебельки, а на них зелёные коробочки, а в коробочках белый сок. Вот с этого сока мы сейчас ханку замутим, да по венам её продвинем. И тогда вы сразу врубитесь, что такое настоящий кайф.
Растаман говорит: о, клёво! Давай замутим. А герла ему говорит: подожди. Это же мачьё, в натуре. А за мачьё нас, помнишь, Джа предупреждал: вот это, пипл, мачьё поганое. Не ешьте его, не пейте и не курите, и ханки с него не варите, а то чернушниками станете, на систему присядете и вконец сторчитесь. Тогда змей и говорит: ну, это он как бы подганивает слегка. С одного разу ещё никто чернушником не стал. Я вот сам три года подряд в полный рост трескался, пока присел. Ну, присел, короче, и ничего страшного. Посидел, посидел, и спрыгнул. И ничего не сторчался. Потому что если с умом трескаться, там ничего страшного нету.
Тогда герла говорит: как же ничего страшного нету, если Джа говорит, что есть. А змей говорит: это просто он не в курсе. Он же сам никогда не пробовал, что он может понимать. А вы возьмите попробуйте, и сразу больше него будете понимать. Ну и, короче, уломал змей наших растаманов чёрным треснуться. И сам себе вогнал куба четыре, ещё и друзей своих чернушников позвал. Конечно, когда такая раздача открылась.
И пошли в раю обычные чёрные расклады. С утра раскумарятся, вечером догонятся — и весь день сидят, втыкают, чешутся, обувь рассматривают. Чума, короче, конкретная. И никаких кайфов — так, приятно, конечно, но где же кайф неземной? А змей говорит: это вы ещё в чёрный не врубились. Вот когда врубитесь, тогда будет кайф.
И начали растаманы в чёрный врубаться. Сначала по полкубика, потом по кубику, а через две недели уже до четырёх нагнали. Всё им хочется кайфов немеряных — а кайфов всё нету и нету. А тут как раз всё мачьё в раю кончилось. Змей говорит: а давайте траву на ширку сменяем. Всё равно трава уже не прёт, давайте её на ширку поменяем.
Поменяли, короче, всю траву на ширку. Потом овощи и фрукты проторчали, потом магнитофон с гитарой, потом прикиды с феничками. Короче, приезжает Джа с отпуска, смотрит — а в раю бардак конкретный, машыны везде раскиданы, насрано, нассано, гопники какие–то стриженые тусуются, вот–вот менты заявятся. А ещё какие–то левые люди деревья пилят. Джа на них как наехал: а чего это вы здесь деревья пилите? А они говорят: иди, мужик, не нарывайся. Нам этот лес продали, по кубометру за куб.
Тогда Джа вызывает к себе растамана с герлой. Приходят растаман с герлой: худые, грязные, налысо стриженые, голые, руки–ноги шахтами обсажены. Пришли и стоят, чешутся. Джа их спрашивает: а чего это вы голые ходите? А растаманы отвечают: потому что нам жарко. Тогда Джа их спрашивает: так вы, наверно, на чёрный присели? А растаман говорит: это всё змей, паскуда, нас присадил. Теперь вот сидим и спрыгнуть не можем. Тогда Джа вызывает к себе змея — а змей уже дальше в другое место уполз. Где мачья побольше. Потому что понял, что тут ему уже ничего не обломится. Кроме телесных повреждений.
Ну, тут уже Джа на самом деле рассердился. Как встал во весь рост, до самого неба, и как рявкнул: А ВАЛИТЕ ВСЕ ОТСЮДА НА $$$! И тут же с рая всех левых как будто ветром посдувало. Остались одни растаманы. Стоят они голые, от холода трусятся — потому что уже попускать начало, а догнаться нечем. И вот Джа взял их обоих в жменю и слепил всё до кучи, как кусок пластилина. А потом с этого куска вылепил их по новой. Купил им в секонде новые прикиды, феничек они сами себе наплели, ганджа по новой насеяли — и жили себе в оттяг, и никто их с рая не выписывал. И детей ихних никто с рая не выписывал, и внуков. И до сих пор мы все в раю живём, только не всегда в это врубаемся. Зато когда врубимся — ну, короче.
