Даже история недавняя, которая на моей памяти, фальсифицирована весьма глубоко. Например, утверждается, что в октябре 1993 года имело место какое-то "столкновение ветвей власти", в то время как на самом деле отставленный от должности в связи с должностным преступлением решением Конституционного суда бывший президент произвел при поддержке изменивших Родине офицеров переворот против законного президента, парламента и Конституционного суда, то есть совершил путч с целью уничтожения государства Россия и заменой его государством РФия.
Хотя любой юрист, ознакомившись с документами, без сомнения изложит Вам это положение дел, версия о столкновении ветвей власти, коммунистическом путче и борьбе с баркашами фигурирует во всех учебниках и будет фигурировать, так как режим смертельно заинтересован в сокрытиии факта своей нелегитимности.
История СССР 70х-80х сфальсифицирована еще больше. Кочуют россказни о каких-то пустых полках и колбасных поездах (реалии времен горбачевского дефицита опрокидываются в брежневское время), о преследовании диссидентов (хотя при Брежневе было меньше политзаключенных во всем СССР, чем сейчас в одной РФ и намного менее, чем в США) и т.п. Россказни же о сталинском времени или революции трудно назвать икажением истории потому, что они вообще уже не имеют ничего общего с реальностью. Кроме того, играют роль конкретные интересы.
1. Я родом из "Империи зла"
© GRIGORY DUKOR/Reuters/Corbis
Я родился почти тридцать лет назад во вполне цивилизованной стране, которую Рональд Рейган называл "Империей зла". В этой Империи не ходили по улицам танки, не жгли своих городов, не давили танками грудных детей на глазах мамаш. По Ленинграду можно было спокойно пройти в любое время суток, слово "разборка" не было частью обычного лексикона, воры в законе и без закона не входили в состав республиканских правительств. В газетах не печаталась разухабистая чернуха, по телевидению не гнали порнографию, не собирались митинги с призывами давить жидов, а услышать термин "контактные колонии" можно было только в психушке.
Обитателей психушек с их теориями и методами еще не спустили на нас, еще не избрали президентами и депутатами. Первые секретари еще не совершали хадж в Мекку, еще не резали армян в Сумгаите, еще не воевали между собой народы. Еще находились деньги на науку и культуру. По всей стране действовала обязательность среднего образования. На перекрестках десятилетние детишки не мыли окна автомашин, задыхаясь их выхлопом. Короче, все признаки "Империи зла" были налицо. Мне многое не нравилось в то время. На фоне всеобщего спокойствия действительно возмутительным казалось, что больше сорока человек сидит в тюрьмах за убеждения. Я был убежденным демократом, считал, что нужна представительная власть, ликвидация монополии КПСС, свобода слова, особенно в науке - и тогда все мы быстро прорвемся к светлым далям. Взглядов своих я не скрывал, но никто меня за них не преследовал.
Я никогда не верил в коммунистические идеалы, но никогда не был ни антикоммунистом, ни антисоветчиком. Я вообще скептически отношусь ко всяким "анти". Я не признавал коммунизм как тоталитарную идеологию, но я осознавал, что идеология эта была позитивной по своим целям и направленности. Антикоммунизм сохраняя тоталитарность идеологии, отрицает в ней именно позитивные идеалы. Поэтому он оказывается негативной тоталитарной идеологией, то есть фашизмом по определению.
Для меня всегда было довольно ясно, что надо делать для улучшения ситуации. Я никогда не искал врагов, которые нужны для самоутверждения только бездарям. Я никогда не призывал к насилию и мести, к ненависти. Я не требовал крови детей и внуков за реальные или мифические преступления их отцов. Надеждой того времени было, что удастся сохранить все преимущества завещанной Брежневым стабильности и либеральной цивилизованности, от которой до нормальной демократии оставалась лишь пара шагов. Была надежда эти шаги сделать.
Разбуженный Горбачевым и Яковлевым демон антикоммунизма разрушил наши надежды на великую и цивилизованную Россию, на вхождение СССР в семью цивилизованных народов в качестве равного партнера, на быстрый прорыв к европейскому стандарту жизни. Этот демон вырвался из недр продажно-номенклатурной среды и быстро выгрыз власть у ослабленной либерализмом КПСС.
Август 1991 года был первой победой антикоммунистов и над коммунистами, и над силами демократии. В один день они сумели выхватить у коммунистической верхушки власть, и у нас - наши знамена и веру. Демократические силы надолго оказались как бы за бортом ситуации.
После августа 1991 года единственным прибежищем подлинно демократических сил оказался Верховный Совет России. Среди народных депутатов и сотрудников аппарата немало было, конечно, и антикоммунистов, и ортодоксальных коммунистов, и представителей разного рода идеологических течений. Нашлось там место и для демократических взглядов.
Первый съезд народных депутатов России имел уникальный состав. Это были первые честные и свободные выборы. Обкомы уже ничего не решали, а денежные мешки и органы безопасности не решали еще. Такое бывает только в переходные периоды. Таким был французский революционный Конвент или первый состав американского Конгресса.
Эти люди были идеалистами. Представьте себе, что большинство депутатов Верховного Совета не брали взяток - ушли, с чем пришли. Представить такое, видя поведение нынешнего состава нашей Думы или американского сената, достаточно странно, но нельзя забывать, что те люди пришли на волне высочайшего подъема народного духа.
Конечно, и в том составе были люди типа Починка, Филиппова, Воронина, Юшенкова, Киселева или Рябова. Были не только воры, но и непримиримые параноики. Но не они делали погоду, не они были подлинным лицом Верховного Совета. Большинство депутатов были просто хорошие люди. Не очень разбиравшиеся в политике (даже те, кто вышел из провинциальной номенклатуры), учившиеся многому на ходу, ошибавшиеся, но - честные и действительно верившие в Россию и желавшие ей добра.
Обстановка Белого Дома представляла собой разительный контраст подозрительной тяжести духа пыльных коридоров Старой Площади или звериной склочности обитателей Кремля. Здесь не делили деньги, не ходил левый "нал". Здесь не рвали друг другу горло за дележ взяток. Здесь шли искренние споры о России. О той, в которую верили, о которой мечтали, которую каждый представлял по-разному, но которую никто не мыслил продавать.
Эти люди были лучшим наследием той эпохи, когда еще не шла гражданская война в разорванной и раскровленной стране. Среди них было слишком мало тех, кого вела ненависть, и достаточно много тех, кого вела любовь. Судьба и психоаналитическое образование дали мне дар видеть скрытые мотивы людских поступков. Я первый раз видел сразу столько людей, побудительным мотивом которых было искреннее, глубокое и неосознанное желание делать добро.
Я любил этих людей и продолжаю любить. Я благодарен господу, за то, что он дал мне возможность увидеть то, что бывает только раз за жизнь каждого народа - это высокое собрание, рожденное светом великих надежд в конце пассионарного надлома, накануне ренессанса. Надежд пускай несбыточных, но составляющих квинтэссенцию народного духа. Я видел это близко, и я знаю, за что я должен и могу любить мой народ.
Я помню Белый Дом напоенным этим светом, и поэтому мне тяжело сегодня видеть его новые вывески и новые дверные ручки, подозрительно-ненавидящие взгляды снующих по коридорам чиновников. Они кажутся здесь оккупантами и захватчиками, и ведут себя как оккупанты и временщики. Белый Дом не приемлет их самой своей сущностью. Огонь и кровь октября не осквернили его так, как эта свора, пустить которую сюда было, наверное, большим кощунством, чем сделать конюшню из Версальского дворца.
Эти люди понимали свою обреченность. Это прорывалось в их словах и в их делах. Они старались успеть как можно больше. Чувствуя приближение диктатуры, они старались создать задел как можно большего количества прав и свобод, надеясь предотвратить этим окончательное сползание страны в пропасть вялотекущего мафиозного фашизма. И успели они, в общем-то, немало.
Несомненной заслугой Верховного Совета были поправки к Уголовно-процессуальному кодексу, вводившие суд присяжных. Этот Закон, основа демократизации судопроизводства, освобождения его из-под жесткого контроля исполнительной власти, с трудом пробивался сквозь ставившиеся этой исполнительной властью рогатки. И он был все-таки принят! Конечно, 4 октября надолго отсрочило реальное применение этого закона. Сегодня его не желают исполнять, его применение ограничивают и даже вводят в порядке "эксперимента". Но как бы то ни было, закон этот есть, дорога к вековой мечте России - справедливому судопроизводству - проложена. И это останется в истории несомненной заслугой последнего Верховного Совета.
