Льюис Уоллес - Падение Царьграда

Ознакомительная версия.

Знак информационной продукции 12+

© ООО «Издательство «Вече», 2014

Льюис (Лью) Уоллес родился в городке Бруквиль (США, штат Индиана) 10 апреля 1827 года. Его отец был вице-губернатором Индианы, а мать – активисткой движения борьбы за права женщин. С детства Лью отличался беспокойным характером и склонностью к авантюрам. Окончив школу, он занялся изучением права. В это время (1846) вспыхнула Американо-мексиканская война, и юноша поступил в пехотный полк. Когда был заключен мир, Лью продолжил учебу и вскоре стал дипломированным юристом. В 1856 году его избирают в сенат штата Индиана. С начала Гражданской войны Уоллес вступает в союзную армию, где делает быструю карьеру, получив в свое распоряжение бригаду. В чине генерал-майора в 1864 году он командует войсками, обороняющими Вашингтон. Лью был участником сражений под Форт-Генри и под Форт-Донелсон, в битвах под Шилохом и под Монокаси. Впечатления от битвы при Шилохе впоследствии вошли в роман «Бен-Гур». Уоллес был членом трибунала, осудившего Джона Уилкса Бута, убийцу президента Линкольна. В ноябре 1865 года Лью Уоллес вышел в отставку, однако по поручению правительства следил за перемещениями оккупационных сил Франции в Мексике. Уоллес продолжает играть заметную роль в политике, – в частности, в 1878–1881 годах он был губернатором штата Нью-Мексико, имевшего тогда статус федеральной территории. В этой должности он навел порядок в мятежном округе Линкольн и утвердил приговор известному убийце Билли Киду. В 1881–1885 годах Уоллес занимал пост посланника в Оттоманской империи.

В начале 1870-х Лью Уоллес начинает заниматься литературной деятельностью. В 1873 году он издает повесть «Настоящий бог» о завоевании Мексики Кортесом. Книга имела успех, что побудило писателя продолжать творчество. Следом он создал свой главный роман – «Бен-Гур». По первоначальному замыслу это должна была быть небольшая новелла о трех евангельских волхвах, но после разговора с атеистом Робертом Ингерсоллом автор изменил свой замысел и решил написать настоящий роман, в котором доказывал историчность существования Иисуса Христа и показывал благотворное влияние христианской веры. Книга, благодаря сочетанию исторических, религиозных и авантюрных компонентов, имела огромный успех и была переведена на многие языки мира. В США «Бен-Гура» называют первым историческим бестселлером. В течение многих лет роман находился в числе самых продаваемых книг. В конце XIX века чаще, чем «Бен-Гур», издавалась только Библия, по крайней мере в Америке. Писатель не скрывал, что на книгу о Бен-Гуре некоторое влияние оказал знаменитый «Граф Монте-Кристо» – роман Александра Дюма, которым Уоллес всегда восхищался. Влияние «Монте-Кристо» и романа Эжена Сю об Агасфере, чувствуется и в другом, тоже довольно известном романе Уоллеса «Индийский князь» (в русском переводе «Падение Царьграда»), рассказывающем об одном из самых драматических моментов мировой истории – захвате турками Константинополя и окончательном уничтожении Восточной Римской империи. Книга была опубликована в 1893 году.

В 1896 году Лью Уоллес принимается за свою автобиографию, которая увидела свет только через год после его смерти. Писатель ушел из жизни 15 февраля 1905 году. Его мраморная статуя с 1910 года находится в Американской национальной коллекции скульптур.

«Настоящий бог» (The Fair God: A Tale of the Conquest of Mexico, 1873)

«Бен-Гур» (Ben-Hur: A Tale of the Christ, 1880)

«Отрочество Христа» (The Boyhood of Christ, 1888)

«Падение Царьграда» (The Prince of India; or, Why Constantinople Fell, 1893)

«Автобиография» (Lew Wallace: An Autobiography, 1906)

В полдень светлого сентябрьского дня 1395 года торговое судно тихо колыхалось на волнах, разбивавшихся о берег Сирии. Пассажир современных почтовых пароходов, поддерживающих постоянное сообщение по Средиземному морю, посмотрел бы с удивлением на подобный корабль и поблагодарил бы судьбу, что не находится на нем.

Водоизмещение судна было не более ста тонн. На корме и носу были устроены высокие каюты, а посредине палуба была открыта, и с обеих ее сторон в уключинах лениво торчало по десяти весел, которые время от времени стукались друг о друга. Четырехугольный, серовато-белый парус был поднят, и рея его скрипела о желтую мачту. Часовой помещался под тенью походившей на зонтик маленькой постройки на носу. Верх кают и обнаженная палуба блестели чистотой, а во всех других частях судно чернело смолой. Кормчий сидел на скамье и по временам инстинктивно схватывался за руль, как бы желая убедиться, что он находится под рукой. За исключением этих двух людей, все на судне: гребцы, матросы и шкипер – спали. На палубе не было ни ящиков, ни бочек, ни тюков, ни сундуков – одним словом, ничто не обнаруживало товара или багажа, и при самом большом колебании волн судно ни разу не погружалось ниже ватерлиний, а обшитые кожей уключины были совершенно сухи.

Под навесом, покрывавшим половину кормы, на которой находился кормчий, виднелась группа людей, не походивших на моряков. Их было четверо. Один из них лежал на мягком ложе, и хотя спал, но сон его был тревожен. Черная бархатная шапочка сползла с его головы, обнажая густые черные волосы с проседью. От самых висков опускалась волной на шею, грудь и даже на подушку большая черная, едва серебрившаяся борода. Между волосами и бородой оставалось очень мало места для пожелтевшего лица, испещренного узловатыми морщинами. Тело его было покрыто широкой, рыжевато-черной шерстяной одеждой. Костлявая рука покоилась на его груди, поддерживая полу одежды. Ноги его в старинных развязанных сандалиях нервно подергивало. Одного взгляда на окружавших было достаточно, чтобы признать в спавшем господина, а в остальных – его рабов. Двое из них – белые – лежали на обнаженных досках палубы, а третий, гигантского роста негр, сидел, поджав ноги. Все они дремали, но негр по временам поднимал голову и, едва приоткрыв глаза, махал над головой своего господина опахалом из павлиньих перьев. На белых невольниках были одежды из грубого полотна, перехваченные кушаками, а негр, не считая пояса, был совершенно голый.

Если, желая узнать, кто был спавший господин по вещам, находившимся вокруг него, кто-нибудь взглянул бы на его ложе, то внимание любопытного сосредоточилось бы на необыкновенно длинном, сильно потертом посредине посохе на трех узлах, и в особенности на старинном кожаном свертке с широкими ремнями и почерневшими серебряными пряжками. Этот сверток, по-видимому, был чрезвычайно драгоценный, так как спавший держал его правой рукой, но в нем не могло быть ни монет, ни объемистой вещи, а, по всей вероятности, он содержал документы.

Спустя полчаса господин поднял голову, взглянул на своих рабов, на кормчего и на все судно, потом он присел и ощупал лежавший подле него кожаный сверток. Суровые черты его лица смягчились. Все обстояло благополучно.

Медленно отстегнув пряжки у свертка, он, прежде чем открыть свое сокровище, задумчиво устремил глаза на морскую синеву. При виде его лица в эту минуту легко было заключить, что он ни дипломат, ни государственный деятель, ни деловой человек. То, о чем он думал, очевидно, не касалось ни политических интриг, ни государственных дел, по его взгляду ясно было, что мысли его о другом. Так отец смотрит на своего ребенка, а муж на любимую жену – мягко, нежно, беспокойно.

И всякий, кто взглянул бы теперь на него, забыл бы о сокровище, о белых рабах, о гигантском негре, о роскошных волосах и гордой бороде неизвестного, а все свое внимание сосредоточил бы на его лице. Смотря на сфинкса, не отличающегося красотой, мы, однако, привлечены к нему непреодолимой, чарующей силой желания узнать его тайну. Такое же точно чувство возбуждало лицо этого путешественника, с его европейскими чертами и черными, ярко блестевшими в глубоких впадинах глазами, таинственная маска его лица скрывала необыкновенную жизнь, непохожую на обычное человеческое существование, и если бы он захотел, то какую бы мог рассказать историю!

Но он молчал. По-видимому, он считал разговор слабостью, от которой следовало воздерживаться. Наконец, отогнав от себя приятные мысли, очевидно, занимавшие его в эту минуту, он открыл сверток и вынул из него высохший и пожелтевший, как лист сикомора, пергамент. На нем были видны странные письмена, вроде геометрических фигур. Неизвестный внимательно прочел этот таинственный документ и с довольным выражением лица спрятал в сверток, который застегнул на пряжки и положил под подушку. Очевидно было, что дело, которое он предпринял, шло по его желанию. Затем он дотронулся пальцем до негра. Тот нагнулся вперед всей своей громадной фигурой и поднес ко лбу обе руки, ладонями наружу. Все его лицо выражало напряженное внимание, и он весь как бы обратился в слух. Но господин не сказал ни слова, а только указал рукой на одного из спавших. Негр встал, разбудил его и снова занял прежнее место. При этом обнаружились его гигантские размеры. Он, как Самсон, мог бы легко поднять и перенести ворота Газы, но к его громадному росту и силе прибавлялись еще мягкость, ловкость и грация кошки.

Ознакомительная версия.