Аркадий Ваксберг - ИЗ АДА В РАЙ И ОБРАТНО

Еврейский вопрос по Ленину, Сталину и Солженицыну

«ОЛИМП»

Москва

2003 г.

(Вместо вступления)

Эта книга – не тот в точности текст, который сейчас перед вами, а тот, что составляет его основу, – к публикации в России не предназначалась. Не потому, что есть в ней нечто, непригодное, по мнению автора, для российского читателя, а совсем наоборот: слишком уж, так мне казалось, все это хорошо известно у нас, писано-переписано, обговорено множество раз, обросло тоннами печатной продукции – и научной, и ненаучной, и антинаучной, – так что просто неловко сообщать читателю то, о чем он стараниями разных людей, с полярным порою подходом к одним и тем же историческим фактам, давным-давно информирован.

К тому же на этой ниве успешно, с энтузиазмом и увлечением, пахали (и пашут) те, кто присвоил себе монопольное право на патриотизм, отлучив от такового всех неугодных. Ввязываться в прямой или даже косвенный спор с ними всегда казалось мне унизительным и бессмысленным: переубедить невозможно, перекричать тем более. Тот, кто не хочет слышать, хуже глухого…

Вот почему, опубликовав свою книгу в Соединенных Штатах (Stalin Against the Jews. Alfred A. Knopf, New York, 1994), я счел задачу исполненной: американский читатель получил какое-то представление о том, во что превратился злополучный «еврейский вопрос» в России сначала при Ленине, а потом и при его лучшем ученике. Не слишком осведомленному читателю был предложен мною популярный историко-публицистический экскурс, ни на какую научную трактовку предмета не претендовавший. Это было видно уже из того, что текст не сопровождался непременным даже для самого захудалого исторического труда инструментарием в виде ссылок на источники, да и по стилю он был заведомо рассчитан не на специалистов.

Оказалось, однако, что интерес к «предмету» существует не только за океаном и потребность в добросовестном изложении еще не остывших страниц недавней нашей истории достаточно велика. Добросовестном в том единственном смысле, что – без крена в какую угодно «сторону» и даже без так называемого объективного учета мнений «обеих сторон». Ибо – и это главное, что мне хочется подчеркнуть, – никаких «сторон» попросту нет, так называемый «раскаленный клин» между русскими и евреями – это миф, усердно насаждаемый и раздуваемый истеричными «патриотами», тот питательный бульон, вне которого они как общественное явление просто не могут существовать.

Побудительным мотивом, чтобы вернуться к своей – состарившейся уже – книге, послужили для меня сначала предложение известного парижского издательства «Робер Лаффон» подготовить французскую ее версию, обновленную и дополненную, а затем, когда работа над этой версией уже шла полным ходом, – еще и выход первого тома книги Солженицына «Двести лет вместе». Стремительно переведенный коллективом переводчиков (издательство «Файяр»), он вызвал бурную реакцию французской прессы, где статья популярного в стране писателя Доминика Фернандеса «Так, значит, Солженицын – антисемит?» (журнал «Нувель Обсерватер») была, пожалуй, самой щадящей и мягкой. Но мне, сразу скажу, абсолютно все равно, антисемит ли он, антисемит ли кто-то другой. Вообще кто бы то ни было…

Да на здоровье, если очень уж хочется! Любить или не любить человека (тем более целый народ!) личное дело каждого. Никаким приказом, никаким законом, никаким укором никого нельзя понудить к любви или к нелюбви. Важно лишь не делать из своих чувств политику (к Солженицыну это замечание не относится), ибо в таком случае любовь-нелюбовь становится уже отнюдь не личным делом. И не обращаться тенденциозно с фактами – вот это замечание, увы, имеет к классику прямейшее отношение.

Переработанная, значительно дополненная и адресованная теперь уже российскому читателю книга «Из ада в рай и обратно» полностью сохранила в своей основе первоначальную (американскую) версию, оттого в ней есть и такие (хрестоматийно просветительские) сведения, которые, элементарно знакомым с отечественной историей читателям, вовсе и не нужны. Но совсем уж ломать написанную книгу мне не хотелось, а – с другой стороны – в сохранении элементов «ликбеза» для заграницы тоже есть какой-то смысл: избавлюсь хотя бы от обвинений в каком-то двойном счете…

Эту книгу ни при каких условиях нельзя рассматривать как расширенную рецензию на солженицыиский двухтомник или, еще того хуже, – как «наш ответ Чемберлену». Она всего-навсего мое изложение того сюжета, который, как мне кажется, только и заслуживает рассмотрения сегодня, в начале уже третьего тысячелетия: ни в коем случае не – «русские и евреи», а – «российская (царская, затем советская) власть и евреи», ибо лишь такой конфликт действительно существовал и лишь он привел к трагическим, а для некоторых и к кошмарным, последствиям.

Межэтнические конфликты были на руку властям, ими разжигались, открывали возможность для манипулирования низменными инстинктами в своих целях. И это именно власть всегда выдавала свою политику за стихийные взрывы «народных чувств», которыми дирижировала, то раздувая их, то приглушая.

Солженицын считает иначе. Он считает, что существовал и существует конфликт между русскими (вообще) и евреями (вообще), – если бы так не считал, не было бы такой книги, ни тем более такого ее названия. Он считает, что эта конфронтация длится уже двести лет и что он, миротворец, смело вступает на поле вечного боя, чтобы убедить обе стороны прекратить междоусобицу, протянуть руки друг другу. Не думаю, что я ошибся, именно так изложив его исходную позицию. Солженицын «хочет выступить неким рефери в затянувшемся историческом споре», – пишет благоговейно относящийся к его труду Виктор Лошак (Московские новости. 2002. № 50. С. 21). Яснее не скажешь: мы находимся, стало быть, на перманентном ринге, где русские и евреи дубасят друг друга, а наш рефери страстно стремится свести вечный бой к спасительной ничьей.

По-моему, сама эта исходная позиция абсолютно не соответствует реальной действительности и – более того – она глубоко оскорбительна прежде всего для русского народа. Давно уже нет никакого спора народов, его искусственно создают вконец опсихевшие «патриоты». Давно уже исчезла сама база для этого спора: юдофобия, как и любая другая фобия, осталась, конечно, и останется, но, как справедливо отмечает профессор МГУ, ведущий научный сотрудник Института славяноведения РАН С. А. Иванов, она «имеет у нас совершенно маргинальный характер и является у среднего русского шовиниста скорее данью традиционному имиджу, нежели живым чувством» (Неприкосновенный запас. 2001. 14 ноября).

О русофобии же глубокомысленно и надрывно вещают только товарищи вполне определенного направления, будучи не в силах привести хотя бы одну цитату, подтверждающую, что еврейский народ (именно так!) дурно, неприлично, безобразно, возмутительно (найдите более сильное слово) относится к народу русскому (именно так!). Хотя бы одну…

Создавая проблему, которой в действительности давно уже нет, Солженицын всем пафосом своей книги призывает помнить, что русские есть русские, а евреи – евреи, что между ними проходит этническая и историческая граница, но вот ссориться им не нужно. Следуя этой модели, люди в любом коллективе, будь то школьный класс, институтская аудитория, воинская часть, многоэтажный дом, заводской цех или учреждение, никогда не должны забывать о своей принадлежности к разным этносам, отделять свой от нe своего, но при этом – «жить дружно». Модель – для страны, где «патриоты» яростно раздувают антисемитские настроения, – более чем взрывоопасная.

Поэтому я совершенно не в состоянии понять, о каких «двух сторонах» беспрерывно идет речь у Солженицына, кого призывает он примириться, кто кому и в какой форме должен принести оливковую ветвь мира, или, по его терминологии, протянуть руку для рукопожатия. Вот я, например, готов тут же, не медля, идти с протянутой рукой и молить со мной примириться во имя искупления коллективной еврейской вины – кого? Моего друга Никиту Кривошеина, представителя славнейшей и благороднейшей русской семьи, оставившей яркий след в отечественной истории? Или русского интеллигента Андрея Битова, с которым мы вместе уже многие годы трудимся на общем поприще – каждый в меру своих сил и возможностей? Или блистательного Геннадия Рождественского, потомственного русского музыканта, с которым мы так хорошо понимаем друг друга часами беседуя на какие угодно темы? Или Сергея Аверинцева, Анатолия Приставкииа, Евгения Поиска, Юрия Афанасьева, Евгения Евтушенко, Николая Шмелева, Юрия Черниченко? Или Вячеслава Всеволодовича Иванова? Не обратятся ли они за скорой психиатрической помощью для сошедшего с катушек коллеги вместо ответного рукопожатия? Или, может быть, пойти «с миром» к профессиональным патриотам – не смею назвать поименно (nomina sunt odiosa)? Так ведь не протянут свою в ответ, а отрубят мою. И будут по-своему правы. Но, господа, не они же – русский народ, они лишь пыжатся себя за него выдать!