Ознакомительная версия.
© Лев Клиот, 2016
© SupeгИздательство, 2016
Он бежал за санями. Снег был глубоким и рыхлым. Снег не давал набрать скорость, и ему никак не удавалось зацепиться руками за заднюю скобу, удерживающую солому. Лошади притормаживали на поворотах, и он почти настигал свою цель, но сани елозили в разбитой колее, и в тот момент, когда его ботинки наконец оказывались на концах подкованных железом деревянных полозьев, сани, вильнув, резко сотрясались, сбрасывая его на дорогу. Приходилось начинать все с начала. Снег не пускал его, удерживая в своей все увеличивающейся глубине. Пара рыжих битюгов уносила повозку, и ему так и не удалось дотянуться до стога, а он хотел прокатиться, как местная ребятня шутила, «от калитки до ворот», и вытащить пару соломинок, чтобы пускать через них мыльные пузыри, а еще через них можно медленно пить воду. Но вот же снег, белый, сахаристый, не запачканный конным пробегом. Зачем соломка? Можно ведь просто набрать в руку этого холодного сахара и есть его, охлаждая горячее горло.
Борис застонал, и Жоззет смочила его губы влажным тампоном. Ему было хорошо в бессознании, в этих детских воспоминаниях, ничем не перемешанных, как это бывает наяву. Ты стараешься вспомнить о чем-то из прошлого, но настоящее никуда не исчезает, и оказаться в этом прошлом – чистом, без примесей сегодняшнего мира – не получается.
Борис Залесский – в коме, ему 84 года. Два дня назад он упал с винтовой лестницы в своих апартаментах в Жуан-ле-Пен. Он слышит, как суетится Жоззет, чувствует лавандовый запах простыней и их шероховатость. Иногда, когда он выплывает ближе к поверхности, становятся осязаемой боль сломанных ребер и трудное дыхание задетых легких.
Но окружающие его люди – медперсонал, жена, появившиеся накануне сыновья – этих его приближений к реальности не замечают, только на мониторе пациента иногда выстрелит пиком какая-нибудь синусоида.
Борис понимал, что на этот раз ему не выкрутиться. Смерть не однажды приближалась к нему, как он шутил, на интимное расстояние, но роман закрутился только теперь.
Его радовала возможность проваливаться в прошлое, в сладкий сироп детства, и он отпускал себя в это плавание, в глубину, не подверженную суете.
Отец брал его на руки. Он был большим, широким, с густой черной шевелюрой и аккуратной бородкой. От него пахло табаком, одеколоном, сыромятной кожей лошадиной упряжи и смолистым сосновым духом. Он был известным и уважаемым торговцем лесом. Иногда в его нагрудном кармане к восторгу мальчика обнаруживался клад – шоколадная конфета. Но такое случалось нечасто. Отец много работал и редко находил время для общения с детьми: кроме Бориса, в семье было еще четверо, все девочки и все были старше его.
Как-то перед сном он обратился к Мириям, 15-летней, уже взрослой старшей сестре, маминой главной помощнице.
Она зашла поцеловать его и пожелать добрых сновидений, но присела на постель, услышав его вопрос:
– Почему я не могу получить такую конфету, которая бывает в папином кармане, всегда, когда хочу?
– А что еще ты хочешь получить по первому твоему желанию?
И пятилетний мальчик перечислил целый список предметов, совершенно ему необходимых для полноценной жизни. Там было увеличительное стекло, юла, деревянная конка с выточенными тремя лошадьми, как у Максика, лук со стрелами из игрушечного магазина, трехколесный велосипед, стеклянные голубые шарики и собака.
– А что ты сам можешь сделать, чтобы все это получить? – спросила Мириям.
– Ведь, если по первому твоему требованию будет появляться все, что ты хочешь, то тебе и с кроватки подниматься не надо будет. А когда ты вырастешь и у тебя будет свой маленький сынишка, а мама и папа улетят на небо, ты ведь ничего не будешь уметь – только просить все, что твоя душа пожелает. А как же ты своему малышу достанешь все то, что ты сейчас перечислил?
Он задумался: как это мама с папой улетят? Мама иногда надевает такое воздушное платье с оборками и широкой юбкой, наверное, ее может унести ветром; а папа слишком большой и тяжелый, он одет в шерстяной костюм с широким ремнем, застегнутым на толстую бронзовую пряжку и большие сапоги с отворотами. Но он спросил про другое:
– А что надо сделать, чтобы у меня всегда были конфеты?
– На все, что ты перечислил, нужны деньги, а деньги нужно зарабатывать.
– А сколько стоит одна конфета?
Мириям рассмеялась:
– Спи давай!
Но он настаивал:
– Сколько?
– Ну, наверное, сантимов пять.
Рядом с их домом двое рабочих разбирали мостовую. Они таскали булыжники на телегу и освободившееся пространство приводили в порядок, подсыпали песок и щебень, а потом этот же булыжник укладывали обратно.
Однажды, когда мужики сделали перерыв в работе и уселись перекусить, Борька подошел к ним и спросил, сколько им платят за каждый камень, что они выкорчевывают из мостовой.
Мужики расхохотались:
– А что, пацан, подработать хочешь? Наверное, девчонка понравилась, хочешь ей конфет купить?
Про конфеты Борьке добавило решимости, и он сказал:
– Да, хочу конфет ей купить.
Хохоту у мужиков прибавилось. На расстеленном платке перед ними лежали ломти ржаного хлеба, куски сыра и круг домашней колбасы. Из глиняного кувшина они наливали себе в железные кружки темное пиво и уже на кураже предложили ему хлебнуть:
– Вот выпьешь пива с нами, возьмем тебя в нашу артель.
Борька смело взял протянутую кружку, но старший из них остановил:
– Ладно, вот лучше колбаски поешь.
– А если я вам помогать буду, сколько вы мне денег дадите?
Он решил, что так будет правильно разговаривать со взрослыми: прямо скажешь – прямо поймут.
– А ты камень поднять сможешь?
И он тут же продемонстрировал свои способности. Схватил лежащий поблизости булыжник и бегом оттащил его к телеге, только закинуть не получилось – высоко.
Рабочие переглянулись:
– А батька не побьет?
Борька проработал весь день, заработал серебряный лат и, придя домой, гордо положил его на стол перед отцом.
Ему купили целый кулек конфет, и он вначале угостил всех домочадцев, а оставшиеся съел, сидя на полу в своей спальне, впав от наслаждения в прострацию. Когда мама зашла проведать его, он сидел, уставившись в одну точку с поднятыми, испачканными в шоколаде руками. Этот жест означал, что надо их помыть, но у него не было на это сил.
Отец имел с ним по этому поводу серьезный разговор. Он не стал его наказывать, но впредь такими вещами заниматься без его разрешения строго-настрого запретил. Зато теперь он стал брать его с собой на работу. Работа, на которую брали Борьку, происходила в лесу, а в лесу для пятилетнего человека есть тысяча вещей, которыми можно заниматься бесконечно: из коры старой сосны можно выточить кораблик-лодочку, вставить в нее палочку-мачту и приделать из промасленной бумаги парус, а в орешнике найдется палка, из которой можно согнуть лук, а из веток потоньше наделать стрел. Одни шишки чего стоят: набрать их побольше и, целясь в дерево, кидать, вырабатывая меткость, – это вообще занятие на целый день.
Но с каждым новым приездом в лес он все больше внимания обращал на то, чем занимались взрослые. Отец продавал лес на корню. К нему приезжали покупатели со всей Латвии, и им выделялась делянка с четкими границами. Важно было определить, какое количество леса находилось в этих границах и какого качества были деревья. В те времена это делалось людьми, которым покупатели доверяли как специалистам, как людям с репутацией честного купца. Продавец на глаз оценивал делянку, сообщал об этой оценке покупателю и бил с ним по рукам. В зависимости от конечного результата, насколько близким он оказывался к этой оценке, выстраивался его авторитет в этом лесном деле, и чем выше был этот авторитет, тем больше к нему тянулось потенциальных покупателей. Так выглядела конкуренция в этом бизнесе.
Уже к десяти годам отец заметил, как остер был глаз у сына, тот поражал его своими способностями просчитать осматриваемый участок, и он, в виде шутки, начал с ним советоваться, все больше удивляясь точности Борькиных оценок.
Еще через два года приказчики, сопровождавшие своих хозяев-покупателей, старались потихоньку, в обход отца, переговорить с мальчишкой, услышать его мнение о качестве и емкости предложенного участка. Удивительным образом у него в голове складывалась картина леса на предложенной территории, и он каким-то шестым чувством, природной чуйкой своей, мог точнее всех назвать количества стволов, годящихся для переработки в мебельном деле, в производстве шпал или просто для дровяного склада.
Приказчики просили его не просто так, и в его маленькой ладони оставались иногда лат, иногда два лата, а бывало, и большая серебряная монета-пятилатовик с прекрасной Милдой отягощала руку. Отец прекратил сыновью коррупцию, но оценив его способности, как бизнесмен, положил ему оклад – 30 лат в месяц. Он был ужасно горд тем, что его маленький сын продолжил его дело с таким успехом, с такой необычной для совсем еще юного человека хваткой.
Ознакомительная версия.
