Ознакомительная версия.
Предсказания Вольфа Мессинга
Марк Агатов
Дизайнер обложки Марк Агатов
Редактор М. Ильин
Фотограф Марк Агатов
© Марк Агатов, 2017
© Марк Агатов, дизайн обложки, 2017
© Марк Агатов, фотографии, 2017
ISBN 978-5-4474-7594-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«И не смотри на меня невинными глазами. Это убийство придумал ты, и женщина с красной папкой – из твоей прошлой жизни. Как ты с ней познакомился?
– В метро на «Курской». Я спускался вниз по эскалатору, а она поднималась наверх. У нее в руках была красная папка с какими-то важными документами.
– Она погибла недалеко от метро, – режиссер показал опубликованное в газете фото женщины с тревожными глазами. – Ее сбил мотоциклист. И никакой папки у нее в руках не было.
– И что мне делать? Может, позвонить в милицию?
– Нет. Добавь эту историю в свой роман.
Кот прыгнул на стол и прошелся по рукописи, шелестя бумагой. Режиссер внимательно посмотрел на кота.
– Как тебе удалось узнать, что ее убьют?
– Ты сказал, что надо кого-то убить на первой странице. Я и убил…
– Так это правда, что ты был учеником Вольфа Мессинга? – продолжил допрос режиссер.
– Был.
– Почему ты выбрал ее из тысячи пассажиров метро?
– Потому что надо было кого-то убить на первой странице…
– Ты умеешь предсказывать будущее? – настороженно посмотрел на меня режиссер.
– Нет. Только прошлое! У женщины в метро не было будущего. Вольф Мессинг научил меня предсказывать… прошлое. Это не сложно. Надо просто мысленно передвинуть стрелки на часах и увидеть то, что через несколько минут станет прошлым. Ее убили из-за красной папки.
– Ты хочешь сказать, что Вольф Мессинг передал тебе тайные знания?
– Может, и передал, а может, я и это придумал, я же писатель-фантаст. Спроси у Мессинга.
– Но он же давно умер.
– Это не имеет значения. Если он пожелает, ты получишь знак. Если нет – промолчит».
Вольф Мессинг научил меня предсказывать прошлое
Хотим мы это или нет, но судьба предопределена каждому от рождения. Его величество случай в 1966 году привел меня в психиатрическую больницу. Почему я попал на свою первую практику именно сюда, одному богу известно. Но так получилось, что меня распределили в психбольницу. Не каждому взрослому человеку удается побороть в себе страх перед ежедневной опасностью быть избитым невменяемым пациентом, да и разговаривать с душевнобольным человеком весьма непросто. А мне в то время было всего 16 лет. И я тоже на первых порах боялся больных, не знал о чем с ними можно говорить, а какие темы запрещены для обсуждения. В диспансере моим наставником стала известный в городе психоневролог Полина Рубеновна Оганезова. Учила она сотрудников главному – умению говорить с больными, скрывать свои эмоции и управлять потерявшими разум людьми. Последнее, мне казалось делом немыслимым, но через год я уже спокойно входил в палату к особо-опасным больным. Там же, в диспансере, я впервые услышал о гипнозе и увидел, как молодая женщина-врач Вера Лунина, усыпляя больных, внушала им полезные мысли, снимала страх, депрессию…
После сеансов гипноза мы много говорили с ней о тайнах мозга, о внушении и однажды она вручила мне очень редкую в то время книгу о гипнозе. Это была монография какого-то немецкого автора. Читать ее было сложно, но из этой книги я узнал главное, что гипнотизером может стать практически любой человек. Причем для того, чтобы научиться усыплять больных – не нужно иметь специального образования, а достаточно овладеть техникой гипноза.
В январе 1969 г. в Евпаторию на гастроли приехал Вольф Мессинг. Его выступление в городском театре я не мог пропустить и во время сеанса вызвался ассистировать легендарному артисту. После представления любопытного ассистента Вольф Григорьевич пригласил в гримерку, где я признался, что хотел бы стать гипнотизером.
По-русски Вольф Мессинг говорил не важно, но я ловил каждое слово великого гипнотизера. Мы говорили о тайнах гипноза, телепатии и внушении наяву, а когда пришло время прощаться, Вольф Мессинг на фирменном бланке оставил автограф и сказал, что я стану известным человеком, после того, как брошу медицину.
– Ты будешь писателем, – сказал Вольф Мессинг. Он, не мигая смотрел мне в глаза, и говорил громко, как на сцене во время сеанса гипноза.– Ты напишешь много книг. И в одной из них расскажешь о нашей встрече. А потом, когда я уйду из этого мира, в твоих книгах появится ученик Вольфа Мессинга. В книге он повторит мои опыты, но он не будет Мессингом!
– И кем же он будет? – тихо спросил я.
– Не знаю. Он сам расскажет тебе о своей жизни, если вы когда-нибудь встретитесь.
Признаюсь сразу, что в это предсказание в шестьдесят девятом году я не поверил. Но Вольф Мессинг знал о моем будущем намного больше, чем я мог предположить.
Через двадцать лет я оставил медицину и стал сочинять детективы, главными героями в которых стали врачи-психиатры. Книги эти вначале девяностых годов прошлого столетия выходили стотысячными тиражами. Из издательства мне приносили пачки писем, в которых читатели рассказывали свои истории и делились впечатлением о прочитанном. Были в этих письмах и рассказы о Вольфе Мессинге, о его сбывшихся предсказаниях. А потом, в моей книге появился ОН – ученик Вольфа Мессинга Маркус Крыми.
Я брожу по замерзшему пляжу, оставлял на снегу следы своих ботинок, и пытаюсь найти первую строчку для этой главы. Но в голову лезут обкатанные временем штампы: «40 лет назад я впервые переступил порог Евпаторийского литературного объединения». Звучит красиво, круглая дата, но, по сути, это вранье, потому что я не помню, сколько мне было лет, когда впервые я написал некий художественный текст, который требовал обсуждения в кругу таких же, как я, жаждущих стать великими властителями человеческих дум. И еще одно вранье в первой же строчке: евпаторийское ЛИТО никогда не имело своего помещения, а значит, я не мог переступить «порог Евпаторийского литературного объединения сорок лет назад».
С газетным штампом ничего не вышло. Но надо ж с чего-то начать. Может быть, так: «Время было советское. Партия и правительство проявляли неустанную заботу о творческой интеллигенции». Вроде бы все на месте, и слова правильные, и акценты сделаны верно. Партия на первом месте, правительство чуть ниже, но вранье сапожным гвоздем вылезает и из этой фразы. Не было в нашем ЛИТО интеллигенции. Слесарей помню, работяг с завода видел, худосочных девиц с затуманенным взором, морем, луной и сердечком, которое то ли билось, то ли стучало в школьной тетрадке, и я, собственной персоной, «интеллигент в третьем поколении» – санитар городской психиатрической больницы, сын портного и домохозяйки. Наглый и самоуверенный, не имеющий никакого понятия о литературном труде, но желающий сообщить миру нечто важное о своей жизни.
Мы спорили друг с другом до хрипоты и обижались на тех, кто пытался образумить нас, неучей, что писательский труд – это, прежде всего, талант и непосильная каторга за письменным столом. Ежедневная, еженощная борьба с выдуманными героями, тысячи портретов, десятки тысяч диалогов, и все время слова, слова, слова.
Где сейчас эти «будущие гении»? Чем занимаются? Написали ли они свой главный роман? Как сложилась их жизнь?
Я не помню даже фамилий «подававших надежды». Мы собирались по выходным в редакции городской газеты. Читали свои рассказы, стихи, главы из ненаписанных книг, но чаще всего на суд зрителей выносился записанный на мятых листах бумаги «поток сознания».
Эти тексты нельзя было назвать рассказом, зарисовкой, повестью, но они имели успех. Вычурные фразы, странные обороты речи, отсутствие сюжета – все это казалось тогда чем-то новаторским, гениальным, но только в авторском исполнении. Стоило взять в руки измученный автором листок бумаги и посмотреть на синие кривые строчки своими глазами, как тут же исчезал «ораторский гипноз» исполнителя, и написанный текст уже не казался таким гениальным.
Почему именно сейчас мне вспомнился этот «литературный поток сознания»? Ответа нет. Просто на холодном зимнем пляже после приливной волны остается еле заметная цепочка моих следов, так и в памяти моей растворились без остатка лица непризнанных гениев из евпаторийского ЛИТО, но остался завораживающий голос и «поток сознания» неожиданно появившегося и навсегда исчезнувшего человека.
Ознакомительная версия.