Эдуардас МЕЖЕЛАЙТИС
НЕЗАБЫВАЕМЫЕ ВСТРЕЧИ...
Странный феномен. Чем дальше уходят от нас в прошлое некоторые события нашей жизни, тем ближе они нашему сердцу. И люди — тоже. Память человеческая — подлинный возмутитель спокойствия: вспашет, взборонит, взметет тебе душу, и воскреснут давно канувшие в былое страницы. Встанут перед глазами лица людей, с которыми свела нас судьба в самые трудные минуты бытия, зазвучат их голоса. И захочется записать все — даже с первого взгляда незначительную беседу, дружеский совет, как будто бы незаметную услугу. Все это в какой-то мере важно и весомо для нас.
Вот и сейчас — перелистываю рукопись моего старинного друга Павла Гельбака и вдруг вспоминаю...
...Ранняя осень первого года войны. Отступление, отступление... По пятам наседают фашистские танки, висят над головой стервятники с черными крестами. Литва полностью оккупирована врагом — там льется кровь мирных жителей, кровь наших близких... А моторизованные дивизии Гитлера рвутся все дальше в глубь страны. К Москве. К Ленинграду...
Это было в Москве. В комнате собралось немалое число комсомольцев. Русских, украинцев, белорусов. И несколько литовцев. Сидел я, помнится, понурым и грустным: все не шел из головы роковой день — 22 июня. Ночью в каунасской типографии я как редактор подписал полосы молодежной газеты и вернулся домой. А на заре — первые бомбы. Старушка мать пугливым взглядом проводила меня за порог и спросила: «Когда вернешься?» — «К обеду», — отозвался я и помахал рукой.
Так мы и расстались...
— Познакомься, — пробудил меня от раздумий голос близкого друга. — Это Павел Гельбак, секретарь Горьковского обкома комсомола. Журналист, молодой писатель. Будет у вас о чем поговорить!
Мы пожали друг другу руки. Началась сердечная, задушевная беседа. Мой собеседник был стройным, высоким, с интеллигентным, немного аскетическим лицом. Мне, комсомольцу-подпольщику, нравились такие молодежные вожаки — скромные, развитые, хорошо подготовленные к своей работе.
Павел понял мое настроение.
— Не унывай! — сказал он. — Все будет хорошо. Не взять фашистам Москвы! Дорогу им преградят наши воины, наша молодежь. А скоро придет и ваш черед. Слышал я — в Горьковской области, где я работаю, будет организовано литовское соединение Красной Армии. Наши ребята тоже вам помогут в меру своих сил. И пойдете вы воевать. За Литву. За Советскую страну. И одержите победу — вместе со всей Красной Армией. И мы еще с тобой встретимся в освобожденном Вильнюсе!
В освобожденном Вильнюсе? Трудно было тогда поверить в близость такого свидания...
В тот вечер мы долго толковали с Павлом о журналистике, о фронте. Читали друг другу стихи. Пели боевые песни. Расстались поздно. Я думал — навсегда.
...Хваленая гитлеровская военная машина откатилась от Москвы, как от крепчайшей гранитной скалы. Под Горьким на Волге действительно сформировалась литовская дивизия и пошла в бой. Шла через Тулу, через только что освобожденное родное гнездо великого писателя земли русской Льва Толстого — Ясную Поляну. Сражалась на Орловщине. Вместе с легендарными богатырями всех народов страны выстояла в смертном бою на Орловско-Курской дуге. Приехал я в дивизию, к своим отважным землякам. И шел бок о бок с ними по омытым кровью полям. На запад. Вслед за отступающим, но яростно огрызающимся врагом. Во фронтовом огне, под гром советской артиллерии, казавшийся мне лучшей музыкой, позабыл я про все на свете — даже про те слова друга, Павла Гельбака, в тот далекий осенний вечер. Только исписывал свой журналистский блокнот — строчил фронтовые репортажи и очерки. Хотел запечатлеть все, что увидели мои глаза, запечатлело мое сердце. С фронта я привез немало стихотворений, которые и послужили основой для небольшого моего первого поэтического сборника.
Самые тяжелые годы оставались позади. Всходило солнце Победы. И вот я уже в Вильнюсе. В освобожденном Вильнюсе! И над исторической горой Гедиминаса развевается победное знамя. Но кругом зияют руины. Следы гитлеровского варварства и вандализма.
Шел я раз на работу мимо этих развалин — и вдруг оклик:
— Привет!
Я остановился как вкопанный.
— Павел? А ты откуда? Каким ветром тебя занесло?
— Говорил я тебе — встретимся в освобожденном Вильнюсе. Вот и встретились. Кстати, нет ли у тебя боевого стихотвореньица? О победе. О восстановлении Вильнюса.
— Да на что тебе стихи?
— Как бы тебе сказать... Организую республиканскую газету на русском языке. А для первого номера обязательно нужно такое стихотворение.
— Значит, опять возвращаешься на газетное поприще?
— Видишь ли... У меня в семье есть представители самых различных профессий. Медики и производственники. Солдаты и офицеры. Летчики и моряки. Тянуло и меня к морю. И пошел я в училище морской авиации. Работал в военной газете. Потом в «Комсомольской правде». Занимался там делами рабочей молодежи. Понравился мне труд журналиста. Война идет к концу. Пора возвращаться к корпусу и петиту. К нашему газетному оружию. Наверно, теперь уж на всю жизнь,
— «Война идет к концу», — повторил я его слова. — А что делать с этим наследством? — Я кивнул на развалины.
Павел помолчал, огляделся, дружески усмехнулся, и я вновь услышал, как тогда, давно, ранней осенью первого года войны:
— Не унывай! Все будет хорошо! Возродим и превзойдем. Когда-нибудь своего Вильнюса не узнаешь. Но надо мобилизовать массы. Нужна боевая газета. Будет стихотворение?
— Обязательно!
И мы скрепили наш разговор крепким рукопожатием.
Вскоре вышел первый номер газеты «Советская Литва». Редактором ее был Павел Гельбак. Вот уже три десятилетия, как мой старый друг занимается нелегким журналистским, публицистическим трудом в нашей республике. За это время в газетах и журналах опубликовано много его художественных очерков, красочных репортажей, страстных публицистических выступлений. Все это написано с поистине юношеским, комсомольским пылом. Павел влюблен в свою профессию. И о трудной, но такой увлекательной работе своих собратьев по перу он рассказал в двух повестях — «Ночи бессонные» и «Дни беспокойные»[1], появление которых было для нас радостной неожиданностью. Теперь мы уже знали, что наряду с «корпусом и петитом» он успешно испытывает свои силы и в области художественной прозы. В периодической печати стали появляться небольшие увлекательные рассказы журналиста Павла Гельбака. А вскоре мы читали его роман «Мой сверстник», увидели пьесы «Так начинается жизнь», «Источник силы», «Крутые ступени» и другие. О них заговорили читатели и зрители, появились в печати рецензии. Помню, и я, прочитав повесть о журналистах «Дни беспокойные», не мог удержаться и написал автору благодарность за то, что он вспомнил в ней Человека, которого порою забывают. А Человек все равно останется главным жителем планеты Земля. Повесть порадовала и тем, что в ней я встретил новую, мало знакомую по литературе область, обжитую интересными людьми.
Павла Гельбака приняли в Союз писателей. В республике сплотилась группа литераторов, пишущих по-русски. Возникла русская секция при писательской организации Литвы. И первым ее руководителем стал Павел Гельбак.
Не прерывая своей тесной и задушевной связи с журналистикой, которую Павел Гельбак считает своим основным, кровным делом, он между тем подарил нам уже не одну увлекательную книгу. По собственному признанию, Павла прежде всего волнуют судьбы наших сыновей и дочерей, нашей молодой смены. За плечами у него большой жизненный опыт. Есть о чем побеседовать с молодыми читателями. И этой теме воспитания молодого советского человека, этой, сказал бы я, главной теме посвящены и роман «Сын чекиста», и пьесы, как, впрочем, в основном и вся публицистика Павла Гельбака.
Немало лет промчалось с наших первых тревожных встреч. Но разве могу я забыть те далекие встречи, которые так согревали сердце, те дружеские ободряющие слова, которые тогда мне так были нужны? Эти встречи, эти слова незабываемы. Но и теперь наши встречи и беседы с Павлом всегда интересны и содержательны. К таким встречам я причисляю также и каждую его новую книгу.
Эдуардас МЕЖЕЛАЙТИС, лауреат Ленинской премии
Светлой памяти моей матери,
Евгении Александровны Ткаченко,
посвящаю.
Автор
ЧЕЛОВЕК РОДИЛСЯ
Возле ног матроса — бескозырка. Пробившийся сквозь оттаявшие стекла луч солнца поблескивает на потускневшем золоте ленты.
— «П-ры-у-т», «Прут», — по складам читает надпись на ленте бородатый казак в выцветшей гимнастерке с потемневшими следами от погон на плечах. — Чегой-то не пойму. Это вы, что ли, прете? — спрашивает он матроса.