Нет, он не раскаивался в том, что предложил провести заседание в помещении Лесновской районной думы. Нисколько не раскаивался, хотя волновался, как никогда раньше. Всякое бывало в жизни: нелегальные собрания, рискованные партийные поручения, аресты, допросы, - однако спокойствие не изменяло ему. Но тогда было проще, он отвечал лишь за себя. В худшем случае его провал мог отразиться на нескольких товарищах, на каком-то участке работы. А сейчас от него зависела судьба тридцати пяти руководящих работников партии, судьба Ильича. И это в то время, когда обстановка накалена до крайности, когда со дня на день могут грянуть решающие события.
Правительство чувствует угрозу, правительство настороже. В городе полно шпиков, по улицам проносятся казачьи разъезды. Опасность на каждом шагу. И все-таки Михаил Иванович считает, что поступил правильно. Вчера вечером к нему обратился Шотман, человек пунктуальный и осмотрительный, всегда добросовестно выполняющий поручения Владимира Ильича. Сказал, что Ленин подыскивает помещение для расширенного заседания Центрального Комитета вместе с представителями Петербургского окружного и городского комитетов партии и Военной организации Петроградского Совета. Будут также товарищи с фабрик, с заводов, из профсоюзов. На повестке дня важнейший вопрос - о вооруженном восстании.
Для такого совещания Лесновская дума очень удобна. Она далеко от центра, здание стоит особняком в тихом, немноголюдном месте. И полный хозяин в думе - Михаил Иванович Калинин, председатель районной управы.
Утром, еще до приема посетителей, он поговорил с Катей Алексеевой, своим секретарем. Эту милую женщину-большевичку Калинин знал по заводу «Айваз», еще там оценил ее скромность, умение работать быстро и самостоятельно. Достаточно только сказать ей, что нужно сделать, а уж она сама продумает все до мелочей, ничего не упустит.
- Значит, Катя, служащих отпустим пораньше. Особенно эсеров. Чтобы к шести никого не осталось.
- Некоторые долго засиживаются, с ними-то как?
- Убедить надо, - едва заметно усмехнулся Калинин. - Мягко, вежливо убедить.
- А потом?
- Встретишь товарищей у подъезда. Когда все придут - погуляй вокруг дома. Только оденься теплее, промозгло уж больно.
- Охрана будет?
- Евсеич с матросами.
- Он надежный, - обрадовалась Алексеева. - В какой комнате заседание?
- Можно здесь.
- В культурно-просветительном отделе лучше.
Там окна плотно занавешиваются, ни одной щелочки.
- Договорились, Катя. Проверь все сама. А сейчас... Кто у нас первый на прием?
- Землемер.
- Проси.
Тощий и длинный землемер стремительно вошел в кабинет. Развернул на столе подробный план недавно созданного Лесновского района Петрограда. Желчно заговорил о том, что до сих пор не может согласовать в городской думе границы района. На бумаге все выглядело красиво, а фактически граница разрезает частные владения, хозяева жалуются. Вот здесь, на углу, отсекли половину дома. Та часть, которая до арки, оказалась в одном районе, а за аркой - в другом.
- Неприятно это, - согласился Михаил Иванович. - Но ведь дело поправимое, надо ли так возмущаться?
- Как не возмущаться?! - всплеснул руками землемер. - Разделили формально, отрезали по живому, и виновных не сыщешь. Милости прошу, разберите эту проблему с самим городским головой господином Шрейдером.
- С гражданином Шрейдером, - поправил Михаил Иванович. - Шрейдер - эсер, он считает себя борцом за свободу и демократию, а вы его господином величаете.
- Мне безразлично, кем он себя считает, мне надо уточнить границы района.
- К первому ноября, - сказал Калинин. Землемер исчез столь же стремительно, как и
явился. Михаил Иванович едва успел сказать вслед «до свидания». Ему нравились такие увлеченные, болеющие за свое дело люди.
Вошла Катя. Закрыла за собой дверь:
- Приехал подполковник Яропольцев, просят ауди... Ну, как это? Ау...
- Аудиенции?
- Да.
«Зачем он явился именно сегодня? Перед таким ответственным заседанием? Нет, нет, с заседанием этот визит не связан. Если бы власти пронюхали, послали бы шпиков. А Яропольцев строевой офицер...»
- Прошу извинения, что не предупредил, - подполковник вошел, улыбаясь. - Незваный гость хуже татарина, но обстоятельства заставили.
- Помилуйте, всегда рад представителям доблестного воинства! - поднялся навстречу Калинин.
- Какая уж тут доблесть, в тылах. Бумаги да речи - того гляди в чиновника превратишься.
«Ты не превратишься, - окинул его взглядом Михаил Иванович. - Так и прет офицерская стать. На какую должность ни поставь, все равно за версту военного будет видно...»
Держится подполковник уверенно. Форма - с иголочки, от лучшего портного. Гимнастерка туго перехвачена портупеей. После февраля многие офицеры как-то стушевались, стараются не выделяться, не привлекать внимания. А этот словно нарочно показывает себя: вот, мол, и офицер, и дворянин - каков есть, таков есть!
- Чем обязан? - спросил Михаил Иванович.
- Неурядицы у нас. Месяц назад договорились с управой о ремонте казарм. Рабочих с завода нам прислали. Они развинтили трубы в бане, сложили их аккуратно. На втором этаже разобрали печи. И... пропали. В результате баней пользоваться невозможно, казарма не отапливается. Люди мерзнут, лазарет переполнен. Агитаторы утверждают, что повинно в этом ни более ни менее Временное правительство, а я считаю, что дело гораздо проще. Прошу повлиять на рабочих.
- У вас ведь целый полк! Столько свободных рук!
- У нас нет ни одного слесаря. Солдаты, как справедливо заметил один из ваших вождей, это вчерашние крестьяне, одетые в шинели. Кроме плуга они не знают никакой техники.
- Но есть же питерцы, мобилизованные с заводов?
- Несколько человек. И они очень заняты. Они заседают, митингуют и принимают решения, - голос подполковника звучал иронически-жестко: - Они все еще делают революцию, не могут остановиться с самой весны.
- А разве пришла пора?
- И давно, на мой взгляд. Царя сместили, свободы получено столько, что не знают, как ею распорядиться. Глотки надорвали на митингах. Пора бы за дело браться.
- Не совсем понимаю вас, подполковник. Насколько я знаю, вы сами выступали против самодержавия, полковой комитет доверяет вам.
- Не отрекаюсь. Я считал и считаю, что самодержавный строй изжил себя, стал тормозом на пути развития страны. История убрала этот тормоз.
- Народ убрал.
- Царя арестовывал не абстрактный народ, а конкретные люди.
- Народ подготовил почву. Суть в общей обстановке, а не в исполнителях.
- Возможно, возможно, - отмахнулся Яропольцев. - Это прошлое. Царя нет, преграда убрана, что еще нужно?
- Очень многое.
- Что же именно, позвольте узнать?
- Крестьянам нужна земля. Рабочим - заводы и фабрики. Всем нужен мир, всем надоело длительное бессмысленное кровопролитие.
- Есть только одна возможность закончить войну с честью и пользой: напрячь все силы и победить.
- Мы вообще против войны и готовы закончить ее сегодня же.
- Кто это «мы»?
- Большевики.
- А, четвертый список! К счастью, сие от вас не зависит. Три года инвалиды и дезертиры подбирались в тылу к власти, в то время как лучшие люди России сражались с немцами и гибли во имя будущего.
- Во имя какого будущего? - поинтересовался Калинин, поправляя очки.
- Во имя могущества страны. Жизни не жалели за это. Три года лилась кровь, и вот теперь, когда Германия задыхается в кольце союзников, когда близка победа, вы предлагаете воткнуть штыки в землю. Слава и честь России для вас - пустой звук. Но вы же политики, практичные люди, вы должны понимать, что побежденная Германия возместит нам ущерб. Страна получит огромные суммы, территорию.
- Народ устал от войны. Народ требует мира.
- Какой народ? Сотрудники вашего учреяеде-ния? Или рабочие, у которых достаточно времени для митингов и демонстраций? Не мир нужен оппозиционным партиям - популярные лозунги нужны, чтобы больше избирателей на свою сторону перетянуть. Народ победы ждет, а вы боитесь победы, потому что она укрепит нынешнее правительство. Оппозиционные партии останутся на мели.
Побывал я на митингах, специально слушал ораторов и понял: сколько партий, столько и правд. Шрейдер в городской думе одно проповедует. Церетели и Чхеидзе в Таврическом дворце - другое. Гоц, Либер, Дан и иже с ними - о своих нуждах пекутся. А для меня существуют только интересы России. И эти интересы требуют сейчас победы над врагом, чтобы возместить понесенный ущерб, чтобы народ духом окреп.
Михаил Иванович внимательно смотрел в лицо Яропольцева, заметно побелевшее от волнения. Резко выделялись на нем темные брови.
- Знаете, - негромко произнес Калинин, - я кое в чем согласен с вами. Да, не удивляйтесь, пожалуйста. Лозунг о мире сейчас действительно стал модным, им спекулируют демагоги и соглашатели. Торгуются, разменивают на медяки интересы страны ради собственной выгоды. А мы, большевики, не торгуемся. Мы с самого начала, с самого первого дня заклеймили эту войну как антинародную, империалистическую. Еще в четырнадцатом году, еще в то время, когда все партии угорели от псевдопатриотизма. Нас проклинали и печатно и устно, нас преследовали, сажали в тюрьмы. И все же мы оказались правы. Теперь наши лозунги получили признание масс. И что же - именно теперь мы должны изменить точку зрения, отбросить то, к чему шли с великими трудностями?!
