Конн Иггульден - Император. Кровь богов

Conn Iggulden

THE BLOOD OF GODS

© Conn Iggulden 2013

© Вебер В.А., перевод на русский язык, 2013

© Издание на русском языке, оформление ООО «Издательство «Эксмо», 2014

«Я человек самого мирного склада. Прошу лишь о скромной хижине с соломенной кровлей, хорошей постели, хорошей пище, свежем молоке и масле, цветах перед окном и нескольких прекрасных деревьях перед дверью; а если дорогой Господь хочет совершенно осчастливить меня, Он пошлет мне радость увидеть шесть или семь врагов моих, развешанных на этих деревьях. Перед смертью я прощу им все обиды, которые они мне нанесли при жизни. Надо прощать врагам своим, но уже после того, как их повесят».

Я вновь в огромном долгу перед талантливыми людьми, которые читали и перечитывали эту книгу, яростно спорили и редактировали ее вместе со мной. И прежде всего, перед Кэти Эспинер, Тимом Уоллером, Трейси Девин и Викторией Хобс. Спасибо вам огромное.

Не всех запятнала кровь. Его недвижное тело лежало на холодном мраморе, а со скамей падали красные капли. Те, кто уходил, оглянулись минимум по разу, не в силах поверить, что тиран уже не поднимется. Цезарь боролся, но они взяли его и числом, и решимостью.

Они не увидели его лица. В последние моменты своей жизни правитель Рима схватил полы своей тоги и покрыл ими голову, когда они схватили его и пустили в ход кинжалы. Белизну одежд разукрасили пятна от ран. Когда он покачнулся и упал на бок, желудок его опорожнился. И теперь по театру расползалась вонь. Убитый ими окончательно лишился достоинства.

Больше двадцати человек участвовали в убийстве, некоторые до сих пор тяжело дышали. В два раза больше людей замерли вокруг: те, кто не обнажил кинжала, но стоял и наблюдал, пальцем не шевельнув, чтобы защитить Цезаря. Убийцы еще не пришли в себя и чувствовали теплую кровь на коже. Многие из них служили в армии. Многие и прежде видели смерть, но в чужих странах и экзотических городах. Не в Риме, не здесь.

Марк Брут прикоснулся лезвием к обеим ладоням, оставив красные следы. Децим Юний[1] увидел, как он это сделал, и немного помедлив с выражением благоговейного трепета на лице, тоже окрасил свои ладони свежей кровью. С тем же благоговением остальные последовали их примеру. Брут уверил их, что они не должны испытывать чувства вины. Он сказал им, что они спасли народ от тирана. Следуя за ним, они направились к яркому свету, вливающемуся в распахнутую дверь.

Марк Брут глубоко вдохнул, когда они подошли к двери и оказались на солнечном свету. Он остановился на пороге, впитывая в себя тепло. Только он в этот день оделся, как солдат: доспехи, гладий у бедра… Хотя возраст Брута приближался к шестидесяти годам, его голые загорелые ноги оставались сильными и крепко стояли на земле. Глаза блестели от слез, и он чувствовал, будто годы ушли вместе с боевыми шрамами, и теперь он вновь молод.

Он слышал, как мужчины в тогах собираются за его спиной. Подошел старый Гай Кассий Лонгин и легонько коснулся его плеча, чтобы успокоить или поддержать. Марк Брут не обернулся. Он смотрел на солнце.

– Теперь мы можем чтить его, – проговорил он, похоже, обращаясь к самому себе. – Теперь мы можем завалить его память почестями, пока они не раздавят ее.

Кассий услышал, вздохнул, и его вздох этот не улучшил настроения его сообщника.

– Сенат ждет новостей, друг мой, – пробормотал Гай Кассий. – Давай оставим старый мир в этом месте.

Брут посмотрел на него, и худощавый сенатор чуть ли не отпрянул от увиденного в его взгляде. Все вокруг застыло, и за их спинами не раздавалось ни звука. Несмотря на то что все эти люди только что совершили убийство, каждый из них лишь теперь ощутил страх перед городом, в котором они находились. Их понесло, как несет листья, сорванные порывом ветра, они просто пошли за сильными. Теперь реальность вернулась, и сквозь пляшущие на свету золотые пылинки проступал Рим. Брут вышел на освещенную яркими лучами солнца улицу, и все остальные двинулись следом.

На каждом свободном пятачке тысячи ремесленников и крестьян предлагали свой товар: они даже заняли половину каменной дороги. Волна тишины покатилась от театра Помпея, исчезая позади сенаторов, но оставаясь с ними, когда они повернули к Форуму. Лоточники, слуги и римские граждане замирали при виде нескольких десятков человек в белых тогах, следовавших за мужчиной в доспехах, правая рука которого то и дело тянулась к рукояти меча.

Рим и раньше видел процессии, тысячи процессий, но на лицах тех, кто поднимался сейчас на Капитолийский холм, не было радости. Шепотом и толчками в бок зеваки указывали на красные полосы на их руках, на все еще алые брызги крови на их тогах. Люди в страхе качали головами и пятились, словно эта процессия таила в себе опасность или болезнь.

Марк Брут поднимался по склону, шагая на восток. Его охватило странное предчувствие: впервые он что-то испытывал после того, как вонзил железо в грудь своего лучшего друга и ощутил дрожь, свидетельствующую о том, что острие пронзило сердце. Ему пришлось собрать волю в кулак, чтобы не ускорить шаг – размеренность придавала идущим больше достоинства и защищала их. Они не убегали от того, что свершили. Они могли выжить, лишь не выказывая ни чувства вины, ни страха. Он собирался взойти на Форум освободителем.

На вершине Капитолийского холма Брут застыл как вкопанный. Он видел перед собой открытое пространство Форума, окруженное храмами. Здание Сената сверкало белизной, а стражники у дверей с такого расстояния казались крошечными фигурками. Солнце палило нещадно, и Марк Брут чувствовал, как под богато украшенным панцирем течет пот. Сенаторы за его спиной медленно поднимались на холм, не понимая, почему он остановился. Процессия раздалась в стороны, но это утро словно лишило их власти, и ни один из них, включая Кассия и Светония, не решался двинуться дальше, опережая своего предводителя.

– Мы – Освободители! – внезапно воскликнул Брут. – Здесь много таких, кто приветствует наше деяние. И еще сотни облегченно выдохнут, узнав, что тиран мертв и Рим спасен. Сенат проголосует за амнистию, и все закончится. Решение об этом принято. А пока держитесь с достоинством, помните о чести. В том, что мы сделали, нет ничего постыдного.

Люди вокруг него начали расправлять плечи, многие вытащили руки, сжатые в кулаки и спрятанные в складках тоги.

Брут вновь посмотрел на Кассия, и на этот раз его взгляд смягчился.

– Я сыграл свою роль, сенатор. Остальное должен сделать ты. Веди с собой маленьких людей и шагай с достоинством, иначе за нами начнется охота.

Гай Кассий кивнул и сухо улыбнулся:

– Голоса у меня есть, генерал. Все обговорено. Мы войдем свободными и выйдем с почестями.

Брут всмотрелся в сенатора, от которого зависело их будущее. Сухощавый и крепкий, Кассий ни в чем и никогда не давал слабины.

– Тогда веди нас, сенатор. Я пойду следом.

Губы Кассия затвердели, словно он заподозрил угрозу, но, вскинув голову, сенатор большими шагами направился в сердце Рима.

Подходя к зданию Сената, Марк Брут и Гай Кассий видели, что высокие бронзовые ворота распахнуты. Они слышали громкие голоса, гул жаркого спора. Чей-то голос перекрыл остальные. Шум сменился тишиной.

По телу Брута пробежала дрожь, когда он ступил на первую ступеньку. Несколько часов оставалось до середины дня, которому предстояло стать одним из самых важных в его жизни. Кровь Цезаря краснела на их руках. Неверное слово, торопливое движение, и вышло бы иначе: их кровь пролилась бы еще до заката. Он вновь взглянул на Кассия. Уверенность сенатора ободряла его. Тот, казалось, не сомневался ни в чем. К этому дню они прошли долгий и трудный путь.

Два легионера вытянулись в струнку, когда Брут и Кассий поднимались по ступеням. Но солдаты не знали, что им делать, и заколебались, когда сенатор поднял обагренную руку, чтобы они увидели кровь, прежде чем он указал на своего спутника.

– Генерал Брут – мой гость, – произнося эти слова, пожилой сенатор уже думал о том, что ждет их за порогом.

– Он должен оставить гладий здесь, – ответил солдат.

Марк Брут взглянул на него так, что страж сам потянулся к рукояти меча, но тут Кассий рассмеялся.

– Отдай его, Брут. Не серди человека.

Хмурясь, его друг отцепил ножны, вместо того, чтобы обнажать меч и пугать солдата. Он отдал оружие и последовал за Кассием, внезапно разозлившись, хотя и не мог точно сказать, в чем причина этой злости. Юлия Цезаря никогда не останавливали у этой двери. А тут в момент триумфа ему напомнили о его месте. В стенах Сената Брут был одним из офицеров Рима, пожилым человеком без гражданского статуса. Что ж, это предстояло исправить. Теперь, когда Цезарь мертв, появилась возможность вернуть все, что он не получил в этой жизни.