Вторая половина июля 1941 года – новый обвал потрясений, когда история в ее вечном движении вопросительно, с нарастающим беспокойством всматривалась в глаза народов и их правительств, испытывая гнетущую тревогу за завтрашний день. человечества и за пути, по которым она, история, пойдет в будущее. Стоял глобальный вопрос: выстоит ли Советский Союз под могучим напором немецко-фашистских полчищ, яростно рвавшихся к Москве?
Смоленская возвышенность будто явилась в эти дни неожиданным каменным порогом, о который споткнулась германская военная колесница и хрястнула осью. Казалось, что война, истратив накопленную энергию зла, застопорилась здесь. Но пространства в районе Смоленска продолжали в грохоте боев буйно колоситься смертью, болью, ненавистью, безнадежностью и надеждой. Сражение не утихало ни днем ни ночью, неутомимо собирая смертный оброк: гибли тысячи и тысячи людей – и защитники этой древней земли, и ее поработители – алчные пришельцы.
Немцы непрестанно и упорно кидали через Днепр свои штурмовые отряды, стремясь гусеницами танков уцепиться за правый берег и торопясь захватить северную часть Смоленска, чтобы затем крупными силами выйти наконец в тылы всей группировки войск Западного фронта, после чего путь на Москву был бы открыт окончательно.
Захватчикам противостояла здесь 16-я армия генерал-лейтенанта М. Ф. Лукина. Изнемогая от неравенства сил, истекая кровью, дивизии этой армии огневыми и штыковыми ударами сметали врага с захваченных береговых плацдармов, сами переплывали не столь большую здесь водную ширь Днепра, бросались в атаки, тесня захватчиков в глубь южной части Смоленска, пытаясь вернуть ее.
Но тщетно: логика войны неумолима – когда вражеские самолеты с рассвета до темна десятками кружили в небе и когда на стороне немцев огромное преимущество в танках, артиллерии, да и в пехоте, потеснить их с захваченных рубежей было невозможно. Немцы тоже не могли одолеть армию генерала Лукина, пусть малочисленную, но силу которой будто умножали врожденная у россиян ненависть к поработителям и не покидавшее воинов скорбное мужество, суть которого – умение страдать и готовность идти на самопожертвование по имя Отечества. Именно так: смертная человеческая плоть была крепче огня и железа, если дух в ней не увядал. А может, отчасти и жестокая строгость поступавших свыше приказов, которые кратко, в чеканных формулировках излагали боевые задачи и сурово напоминали редеющему воинству 16-й армии и без того известную им, рвавшуюся из сердца болью истину: Смоленск – это ворота к Москве…
…Война застала генерал-лейтенанта Лукина в Виннице. В то время погруженные в железнодорожные эшелоны части его 16-й армии, начавшие выдвижение из Забайкалья на запад еще перед войной, подходили передовыми силами к местам расквартирования в районах Бердичева, Винницы, Проскурова, Старо-Константинова и Шепетовки. Последние эшелоны еще пересекали Сибирь, а генерал Лукин уже получил новый приказ: 16-я армия переходила в распоряжение Ставки Главного Командования. Ее задача – двигаться после сосредоточения навстречу врагу через Шепетовку, Острув, Ровно и далее – согласно последующим приказам.
Силы же в 16-й армии были тогда немалыми – только один ее 5-й механизированный корпус генерала И. П. Алексеенко имел более тысячи боевых машин, около трехсот танков насчитывалось в отдельной танковой бригаде, да и 32-й стрелковый корпус состоял из трех дивизий высочайшей воинской выучки.
26 июня поступил новый приказ: он перенацеливал 16-ю армию с Юго-Западного на Западный фронт – в район Орша, Смоленск. Поэтому прибывшие на Юго-Западный, но не успевшие разгрузиться эшелоны тут же направлялись по новому маршруту, а генерал Лукин помчался в Шепетовку, чтобы приостановить там разгрузку 5-го механизированного корпуса. Застал в этом заштатном городишке Подолии скопление отступивших от границы разрозненных подразделений, сотни призванных местными военкоматами рядовых и командиров и множество представителей из действующих частей, прибывших за боеприпасами, оружием, горючим, продовольствием. И нескончаемый поток беженцев с запада. Ко всему этому – непрерывные бомбежки с воздуха и диверсии переодетых в советскую военную форму немецких парашютистов.
Что было делать ему, генерал-лейтенанту Лукину, в этой кутерьме, учитывая, что к Шепетовке уже подходили разведывательные части противника, а он волей судьбы оказался здесь старшим по воинскому званию и по должности?
Первое, что предпринял Михаил Федорович, было самым элементарным: обнажив пистолет, он вместе с адъютантом лейтенантом Сережей Прозоровским, шофером красноармейцем Николаем Смурыгиным и двумя отчаянными командирами стали поперек магистральной улицы Шепетовки и своим решительным видом остановили живой поток военного и невоенного люда. Затем во дворах и в переулках по приказу генерала Лукина стали формироваться группы и подразделения, назначались их командиры, составлялись списки личного состава… И стихийный людской поток тут же стал превращаться в организованную силу…
Но силой надо управлять, как и всей скопившейся в Шепетовке несметностью представителей войсковых служб, осколков воинских частей и сотнями людей, призванных военкоматами из запаса… Ими были заполнены улицы, площади, скверы, особенно вокзал и привокзальная территория. Городишко выглядел, как гигантская толкучка, где, однако, не было никакой торговли.
И Михаил Федорович без колебаний принял на себя командование не только неисчислимым гарнизоном Шепетовки со всем его войсковым хозяйством, но и участком фронта, прикрывавшим шепетовское направление.
Об этом надо было доложить командованию Юго-Западного фронта. Связаться же со штабом не удалось. Трудно было дозвониться и в Киев: на линиях связи разбойничали немецкие диверсанты, разрушая их или подслушивая разговоры; были случаи, когда немцы от имени советского командования, включившись в наши линии, передавали на русском языке провокационные приказы. И когда генерал Лукин из кабинета начальника железнодорожной станции дозвонился в Киев первому заместителю командующего фронтом генерал-лейтенанту Яковлеву, не поверил своей удаче. Но как вести разговор без кодовой таблицы? И действительно ли на проводе Яковлев? Голос неузнаваем…
«Всеволод Федорович, это ты? Лукин докладывает».
«Я… Ты откуда звонишь?»
«Прости, пожалуйста… Если ты действительно Яковлев, скажи, пожалуйста, как зовут мою жену?»
«Понял твои опасения… Жена – Надежда Мефодиевна… А если ты Лукин, вспомни, где мы с тобой последний раз виделись?»
«В Москве, в Большом театре…»
Взаимное недоверие исчезло, и Лукин доложил первому заместителю командующего Юго-Западным фронтом, что Шепетовка находится под угрозой захвата врагом. Яковлев, потрясенный услышанным, ответил:
«Ты понимаешь, что это значит?»
«Если б не понимал, не брал бы на себя без приказа такую ответственность. А ведь, по логике вещей, мне надо ехать к своей армии», – резонно напомнил ему Лукин.
«Понимаю, что надо. Однако в Шепетовке – главные наши склады, – задыхаясь от волнения, объяснял генерал Яковлев. – Если противник займет Шепетовку, войска фронта останутся без боеприпасов и без всех других видов снабжения».
Кабинет начальника станции тогда и стал командным пунктом генерала Лукина. Первым делом он приказал отменить погрузку в эшелоны 109-й мотострелковой дивизии 5-го механизированного корпуса и 116-го танкового полка 57-й танковой дивизии. Командиру 109-й дивизии полковнику Краснорецкому Николаю Павловичу поставил задачу – вместе с танковым полком занять оборону на подступах к Шепетовке и не допустить противника в город.
При себе Лукин оставил армейского интенданта полковника Маланкина, двух штабных офицеров и двух политработников. Приказал им сколотить группы заслона и останавливать на дорогах машины с беженцами, пересаживать их в железнодорожные эшелоны, идущие на Киев, а машины загружать боеприпасами и отправлять на фронт… Сколько же было тогда слез, просьб, проклятий по его, Лукина, адресу – многие беженцы никак не желали, да и не могли, расставаться с машинами. Но – война… Да, война длилась уже неделю, а со стороны Киева пусть и редко, но все еще шли через Шепетовку в направлении разных городов Западной Украины эшелоны, груженные тракторами, комбайнами, сеялками, зерном.
Генерал Лукин приказал начальнику станции останавливать их. Но это было не так легко: оказалась бы забитой часть железнодорожных путей, что застопорило бы движение воинских эшелонов…
Вызвал начальников военных складов – а складов было множество – и спросил, сколько кому надо эшелонов для эвакуации. Услышал такие цифры, что продолжать разговор было бессмысленно, и на свой страх и риск отдал приказ: ни в чем не отказывать всем прибывающим с фронта за боеприпасами, горючим, продовольствием, снаряжением, если даже у них нет на руках чековых требований для получения грузов. Достаточно записки полковника Маланкина – и вручил начальникам складов белые картонки с заверенным печатью образцом подписи интенданта.
