Глава 1
Если спросить первого попавшегося венца, что такое Военный Край или Граница, он, скорей всего, удивленно вскинет глаза и после минутного раздумья ответит, что это где-то почти на краю света, рядом с османами. Ученый муж добавит про одиннадцать военных округов, которые столь мудро повелел создать император Леопольд, и про несметные орды с востока, темной волной докатившиеся до самой Вены девяносто лет назад. Священник кротко напомнит о тамошних крестьянах-православных и с печалью вздохнет о последователях еретика Кальвина, которых ссылали в те края; военный же ничего не скажет, лишь только презрительно смерит взглядом, ибо не гражданского ума дело интересоваться подобными местами, где царит глушь и дичь.
Никто из них не вспомнит о густых лесах, где водятся птицы и звери, неведомые полузадушенному суматохой городскому жителю, и о чистых родниках в горах, из которых берут начало реки, что питают Дунай, и о заброшенных остатках римских поселений, от которых остались лишь влашские и кроатские легенды о призраках. Немногие искатели приключений осмеливались явиться в те края, и уж мало кто добирался до Трансильванской Военной Границы в Залесье, на юго-восточный край курфюршества Зибенбюрген, названного так в честь семи древних саксонских крепостей. Правителем этой земли считалась сама императрица Мария-Терезия, наместником она назначила графа фон Ауэрсберга, а на Границе полновластным хозяином стал барон Франц фон Прайс, приехавший в 1771 году, чтобы принять на себя военное командование.
Все эти немецкие имена мало что говорили влахам, которые жили здесь испокон веков. Один немец или другой – какая разница! Ведь никто не отменял военную повинность для гренцеров-влахов, и налоги, как и тридцать лет назад, были тяжелы для бедняков, многие из которых вовсе и не подозревали о своей святой миссии – защищать Империю, положить на ее алтарь жизнь и скудный скарб.
Жить им приходилось между молотом и наковальней: пусть за горами лежала земля, на которой пахали и пасли скот такие же влахи, но ее хозяевами были османы, непредсказуемые, как огонь. Уже несколько лет, как говорил господин учитель, они воевали с русскими у Черного моря, но как знать, не перейдет ли армия султана через узкий перевал в горах, чтобы принести кровавый полумесяц с кобыльим хвостом в церкви Зибенбюргена и угнать в рабство женщин и детей на потеху своим вельможам? Осман здесь боялись, почти так же как немцев - и те, и другие не давали спокойно жить.
В мае семьдесят второго года по деревням и хуторам окрест Фугрешмаркта пронесся слух, что в лесу появился осман – огромный, как великан, вооруженный до зубов, заросший черной бородой до самых глаз, ровно медведь; никто толком его не видел, но у страха глаза воистину велики, и на перекрестках немногочисленных дорог круглосуточно несли вахту патрули конных гренцеров – служба неблагодарная да скучная, особенно в зной и дождь. Больше всего не повезло тройке Яноша Мароци – на их перекрестке был вырублен лес, и в пекле субботнего дня они мучились от жары.
- Поскорей бы поймали чертова османа, - буркнул старший из них на унгарском и вытер лицо огромным платком, в который можно было с легкостью завернуть младенца. – Дел больше других нет, только здесь стоять да мух кормить.
- Сделали бы облаву и дело с концом, - поддержал его младший, смуглый, тонкогубый влах с девичьим лицом. Он зашивал прореху на походной сумке, спрятавшись в тени своей голенастой лошадки, но плохая ткань расползалась под иглой, и время от времени он запальчиво начинал бормотать себе под нос проклятья.
- Немецкая кровь – как вода, - задумчиво отозвался Мароци. – Сами они берегут свои шкуры, а мы за них лезем в пекло.
Солдаты понимающе переглянулись. У их командира были свои счета к австрийцам: три поколения его семьи пострадали от них. Дед потерял землю, после того, как попал в опалу на службе, у отца офицер из Вены увел невесту, сам Мароци потерял веру, что когда-нибудь вырвется из этой глуши, хотя в юности лелеял надежду выслужиться и показаться при королевском дворе. Теперь ему уже исполнилось тридцать пять, он все еще был младшим офицером, и вырваться из этого проклятого звания можно было, лишь если начнется новая война. Держался он обычно особняком – католик, да из древнего венгерского рода, – гордость не позволяла водиться с влахами и саксонцами, но изредка, среди подчиненных, негодование выходило наружу.
Воздух казался плотным от жары, и в траве оглушительно стрекотали кузнечики. Безделье томило не хуже пытки, и Мароци взглянул на солнце. Как назло, оно не торопилось клониться к закату, и это означало, что времени здесь провести придется немало.
- А может и нет никакого османа? – спросил старший. Он с завистью глядел, как Мароци достал из-за сапога флягу с водой. – Это же деревенские. На выдумки-то горазды.
- Может и нет, - после паузы сказал Мароци. – Нам от этого не легче.
Он поболтал флягой. Воды осталось на самом дне, и он лениво подумал, что неплохо было бы проехаться до родника и опустить руки в холодную проточную воду, от которой ломит зубы, а потом набрать ее в кожаное ведро и вылить себе на голову… Младший из солдат оторвался от шитья и вытянул шею в надежде, что ему разрешат отправиться пополнить запасы, но Мароци с отвращением взглянул на его заплетенные в косички космочки по бокам худого лица. Вот уж нет, пусть помучается.
- Идет кто-то, - неожиданно заметил старший, прервав молчание. – Не из местных вроде… Но и не осман. Одет как немец.
- Жаль, что не осман, - проворчал Мароци. Он прищурился и взглянул в марево над дорогой – путник бодро шагал босиком, закинув за плечо сапоги и камзол. Парика
