– Иди домой, мама! – послышалось сверху.
– Что?.. – опешила старая женщина. – Вы посмотрите на неё! Она ещё смеет показываться людям на глаза! Абитуриентка бесстыжая!!! Уже и в Москве про тебя знают!
– Вот и хорошо, что знают! – улыбнулась Галя. – Абитуриентка, мама – это будущая студентка! Меня в институт берут! Ура-а-а-а!
Мать, откинув голову назад, с подозрением уставилась на Галю. У неё даже рот приоткрылся.
– «Абитуриентка»… – иронично изрекла она и, сгорбившись, пошла со двора.
Выглядела она потерянно и жалко…
Галя смотрела вслед заходящей в подъезд матери с сочувствием и любовью, вдруг осознав, как здорово та постарела. Пережитая война, каждодневные заботы, жизнь в перенаселённой коммуналке – подорвали её здоровье, загасили былую красоту, отняли лучшие годы. Это у неё, у Галины – и её счастье, и вся жизнь впереди, а мама… Бедная мамочка, в её жизни счастья так и не случилось… Сегодня впервые последнее слово осталось за Галей. В первый она раз взяла верх над матерью, но это её почему-то не радовало…
Одно к другому. Закрывая окно на балконе, Галина успела заметить, как из Надькиной двери, осторожно оглядевшись по сторонам, вышел всё тот же начальник цеха. Галя сразу многое увидела в ином свете. Кровь прилила к её лицу, и она пообещала самой себе, что обязательно отомстит своей подруге. Скоро, за всё и сразу.
Случай представился через три дня. В этот раз Галя столкнулась с Магомедом, когда тот входил во двор. Они улыбнулись друг другу и поздоровались. Уходить со двора Галя сразу же раздумала. Выждав минут двадцать, чтобы «голубки» нацеловались как следует, она сильно толкнула Надькину дверь плечом. Крючок не выдержал натиска и поддался. Сделав смущённое лицо, Галя влетела в комнату и застыла в потрясении, застав любовников в самый интересный момент.
Совершенно растерявшийся Магомед сначала повалился на пол, а потом, вскочив, закрылся подушкой и принялся в спешке собирать одежду, стараясь повернуться так, чтобы Галя не видела его штуковину.
«Так вот от чего бывают дети!» – весело подумала Галя, вспомнив наконец состоявшуюся полуношную просветительскую беседу мамы, больше всего напомнившую ей возмущённый монолог обиженной в лучших чувствах монашки.
Ничем не напоминавшая монашку Надька, совершенно голая, спокойно прикрылась простыней и теперь сидела, молча и безучастно, прислонившись спиной к висевшему на стене ковру с печальными оленями.
– Так кто из нас «прости господи»?.. Я?.. – некоторое время Галя стояла, уперев руки в боки, а затем, ещё раз снисходительно оглядев неудачливых любовников, неторопливо вышла вон.
Дома она поняла, что буквально истекает кровью. Начались запоздавшие месячные.
«Нервы наверное», – подумала Галя, решив что до свадьбы ни с кем больше целоваться не будет. И с Надькой, этой «прости господи», не будет дружить тоже. Разве что та тоже станет студенткой и исправится.
В то, что она поступит в институт и будет учиться в Москве, Галя не сомневалась.
Она верила, что все её беды и несчастья остались позади.
20-е марта 1971 года, утро. Азербайджанская ССР, г. Баку, улица Шаумяна (ныне Ширван-Оглы), роддом № 6
Стоявший на пороге родильного дома мужчина заметно нервничал. Опустив руку на плечо худосочного бледного мальчика и, подбадривая то ли его, то ли себя самого, он раз за разом обескуражено повторял:
– Ну, подумаешь, девочка… Это даже лучше, что девочка… Сестра теперь у тебя будет. А то всё один, да один. Так, неровен час, и эгоистом вырастешь. А оно нам надо?
– Эгоистом? Эгоистом не надо… – насупившись, обреченно согласился охваченный непонятной ему самому обидой и острым чувством ревности мальчик.
– То-то же, – нарочито бодро подытожил его отец, но, поколебавшись, коротко вздохнул и всё же признал: – Хотя мальчик, по нашей-то жизни, был бы всё же лучше… Однако что тут, брат, теперь поделать? Случилось, значит случилось. Не обратно же её…
– Ну, папа, не надо, – мальчик наклонился, подхватил стоявший рядом с ним тёмно-синий полиэтиленовый пакет, выскользнул из-под руки мужчины и отошёл от него на пару шагов. – Скорее бы уж мама вышла! С этой… с сестрой.
Вскоре толпившиеся во дворе и в вестибюле роддома главы семейств и многочисленные родственники рожениц заволновались, разом загомонили, словно что-то почувствовали. И действительно – за окрашенной белоснежной глянцевой эмалью боковой дверью раздался частый перестук женских каблучков, и вскоре дверь, щелкнув хромированной ручкой, рывком распахнулась. Целая процессия, состоящая из осторожно держащих перевязанные розовыми и голубыми лентами конверты акушерок и сияющих взволнованными улыбками «мамочек», выплыла на середину украшенного узором из разноцветной гранитной крошки пола.
Свою мать, в общей начавшейся суете, мальчик разглядел не сразу. На какое-то время он потерял и устремившегося к ней отца, но скоро высмотрел его широкие плечи и, огибая разбившихся на группки встречающих и недавних рожениц, устремился за ним вдогонку и нагнал как раз в тот момент, когда тот подошел к разрумянившейся и совершенно счастливой маме. Отец поначалу замялся, смущенно ткнулся губами в одну из её щёчек, а потом, словно опомнившись, неловко передал ей блестевший упаковочным глянцем букет бледно-розовых роз. Потом он потянулся к стоявшей рядом с его женой медсестре за перетянутым широкой розовой лентой белоснежным свертком, но, получив чувствительный тычок от бдительной супруги – опомнился. Он суетливо обернулся к явно не знающему как себя вести Лёшке, взял из его рук пакет, достал из него коробку шоколадного ассорти и смущенно ткнул ею в сторону акушерки. Та с привычной сноровкой перехватила предназначенный ей презент, передала мужчине конверт с девочкой и выжидательно замерла.
Получив второй тычок от начавшей раздражаться супруги, мужчина вспомнил и о другой части обязательного ритуала: он поспешно полез во внутренний карман пиджака, достал из тощего тёмно-коричневого портмоне заранее заготовленную новенькую хрустящую «трёху» [1] и передал её акушерке. Та дежурно улыбнулась, явно не вдумываясь в смысл, произнесла давно вызубренные слова поздравления и незамедлительно удалилась.
Расплатившись с медсестрой, счастливое семейство направилось к выходу.
Среди нескольких толкавшихся на улице вездесущих таксистов отец, по каким-то одному ему известным признакам, выбрал седоватого черноусого красавца. Тот, поняв, что пассажир готов к разговору, охотно двинулся навстречу:
– Куда едем, дорогой?
Услышав близкий, в двух кварталах от роддома адрес, таксист сразу же поскучнел и, пробормотав что-то о том, что в такой день надо не меньше часа кататься на такси, а вечером – непременно гулять в ресторане, всё же пошел открывать заднюю дверь стоявшей у обочины светло-салатной с черными шашечками на бортах «Волги». Отец замялся, ему явно стало неловко своего невольного прагматизма. Он взглянул в счастливые глаза своей супруги, затем на высокое темно-синее небо и, неожиданно для самого себя, рубанул:
– А давай по большому кругу! В нашей семье первая настоящая бакинка родилась, пусть к родному городу привыкает! Ей теперь здесь всю жизнь жить! Сколько нам это удовольствие будет стоить?
– Три рубля! – сразу же повеселел таксист.
– Три? Плачу!
Вскоре пассажиры устроились в салоне машины, водитель окинул их взглядом, белозубо улыбнулся, а затем заговорщицки подмигнул посаженому на переднее место Лёшке. Плавно тронувшись, он проехал мимо почему-то пустовавшей аллеи с красовавшимся в самом её начале каменным Степаном Шаумяном и направил своё авто через Черногородский мост в направлении городского центра.
– Значит, по большому кругу? – на всякий случай уточнил он.
– По большому! – отозвался возбужденный перспективой колесной экскурсии важничающий Лёшка, а мать с отцом, переглянувшись, чему-то засмеялись.
Поймавший общее настроение водитель потянулся к новенькой приборной доске, покрутил ручки встроенного в неё приемника и поймал какую-то местную станцию, транслировавшую задорную песню Рашида Бейбутова. «Я встретил девушку, полумесяцем бровь…» – заливался соловьем купавшийся в народной славе Рашид. Ехать стало гораздо веселее, и таксист прибавил скорость на проспекте Лейтенанта Шмидта [2] . Вскоре трансляция прервалась выпуском новостей:
– …сегодня сдано в эксплуатацию крупное морское нефтегазовое месторождение на Каспийском шельфе, строится новый нефтеперегонный завод… – ликовал каждым произнесенным словом невидимый диктор. – В этом году в Азербайджане торжественно отмечена добыча первого миллиарда тонн нефти с начала её промышленной разработки.
– Один поёт, другой радуется… Чего радуется, э? Лоторею этот нефт выиграл, да?.. – отчего-то помрачнел водитель и, было, потянулся к приемнику. Волну сменить.
– Оставь, брат, – предупредил его движение отец. – Пусть рассказывает. Мы с женой в Чёрном городе работаем. Если вдруг и дети по нашей линии пойдут, династия будет. Нефти в Азербайджане много – и для внуков работы хватит.
