— Де Лаваль.
— А, ну да, удивительно, я никак не могу запомнить ваше имя! Так вот, готов поручиться, что вы разделяете мнение Лассаля.
— Трудно высказывать мнение по вопросу, с которым совершенно незнаком, — сказал я. — Знаю только одно: что обязан вам жизнью.
Сложно сказать, что он ответил бы на мои слова, но тут в тишине ночи раздались два пистолетных выстрела. Несколько минут мы не двигались с места, но больше ничто не нарушило тишины.
— Наверное, они напали на след Туссака, — предположил мой спутник. — Боюсь только, он слишком хитер и смел для этих растяп. Где уж им поймать его! Не знаю, какое впечатление он произвел на вас, но поверьте мне: трудно встретить более опасного человека!
Я сознался, что не имею желания продолжить приятное знакомство с Туссаком. Судя по громкому смеху моего заступника, он хорошо понимал и разделял мои чувства.
— Должен сказать, что это абсолютно честный человек, такие нечасто встречаются в наше время. Один из лучших, кого увлекла революция. Он слепо верил словам ораторов, зажигался идеями революционных мыслителей и был убежден, что после потрясений и необходимых казней Франция сделается раем земным, центром мира, спокойствия и братской любви.
Многие пылкие головы увлекались теми же мыслями, но — увы! — время жестоко разочаровало их. Туссака следует причислить именно к этому разряду людей. Бедняга! Вместо тишины и благополучия он увидел войну, вместо братской любви и полного равенства людей — деспотическую императорскую власть. Ничего удивительного, что он словно обезумел. Он превратился в дикого зверя, готового отдать всю свою гигантскую силу, чтоб покарать тех, кто надругался над его идеалом. Он не знает страха, настойчив и почти неодолим. Я не сомневаюсь, что он убьет меня за измену, если только догадается, что эта ночь — плод моих трудов!
Мой спутник говорил спокойным, ровным голосом, и я понял: он не лжет и не преувеличивает, утверждая, что надо много-много мужества, дабы предпочесть роль шпиона блестящей карьере кавалериста. Он заговорил снова, как бы рассуждая с самим собою:
— Да, я ошибся. Надо было убить его, пока он боролся с собакой. Но, если бы я промахнулся и только ранил его, он разорвал бы меня на куски, как цыпленка. Нет, лучше уж, конечно, как есть!
Мы уже давно миновали соляное болото, и я только изредка ощущал под ногами мягкую торфянистую почву. Мы то поднимались, то спускались по низким прибрежным холмам. Быстрая ходьба согревала мое закоченевшее в подвале тело. Я был так неопытен, когда покинул родную страну, что вряд ли даже и при дневном свете смог бы сориентироваться в этой местности, а в кромешной темноте и подавно не представлял, где мы и куда направляемся.
Я забеспокоился, когда увидел, что наше путешествие затягивается, меня уже пугала бесконечная дорога к какому-то неведомому убежищу, в котором, однако, я так нуждался. Не ведаю, сколько времени мы шли, знаю только, что порой чуть не терял сознание и снова приходил в себя, идя рядом с Шарлем, который неуклонно двигался вперед. Вдруг он резко остановился, что окончательно привело меня в чувство.
Дождь перестал, и, хотя тучи еще закрывали месяц, небо значительно посветлело. Прямо против нас оказался обширный водоем. Это был заброшенный меловой карьер, густо обросший по краям папоротником и терновником.
Мой спутник внимательно осмотрелся по сторонам, словно желая убедиться, что за нами никто не следит, и стал продираться через кустарник, пока наконец не добрался до меловой стены. Плотно прижимаясь к ней, мы прошли еще некоторое расстояние, зажатые между скалой и густой чащей терновника. Но вот идти дальше стало невозможно.
— Посмотрите, за нами нет света? — спросил он.
Я оглянулся, но света никакого не увидел.
— Идите вперед, а я пойду сзади.
Я обернулся к нему, а он то ли раздвинул ветви терновника, то ли сломал одну из них — я не заметил, — но вдруг в белоснежной стене появилось черное четырехугольное отверстие.
— Вход очень тесен, но дальше коридор расширяется, — пояснил он.
Я стоял в нерешительности. Куда ведет меня этот престранный человек? Неужели он живет в этой пещере, подобно дикому зверю, или же он попросту заманивает меня в ловушку? Зияющее отверстие, освещенное серебристыми лучами показавшегося из-за тучи месяца, выглядело прямо-таки угрожающе.
— Поздно отступать, друг мой, — сказал он, — решайте: доверять мне или нет.
— Я в вашем распоряжении!
— Коли так, то смелее вперед!
На четвереньках я вполз в дыру. Шарль замешкался у входа, прикрывая его ветвями, слабый свет, проникавший снаружи, исчез, и мы остались в полной темноте. Я слышал, как он ползет за мной.
— Скоро коридор станет шире, — сказал он, — и мы тогда сможем высечь огонь.
Потолок был так низок, что я задел его головой, попытавшись разогнуть спину, а мои локти постоянно цеплялись за стены, но в ту пору я был ловок и гибок и потому без особого труда продвигался вперед, пока, наконец, не почувствовал, что пол резко уходит вниз. По притоку свежего воздуха я понял, что нахожусь в пещере. Послышались удары о кремень: мой спутник высекал огонь; наконец он зажег свечу.
Сначала я различал только его истощенное лицо, резкое и грубое, точно топорная резьба по дереву, с не перестававшими дергаться челюстями. Свет падал прямо на него и окружал его мутной дымкой. Но вот он поднял свечу и осмотрелся. Я решил, что мы находимся в подземном туннеле, который, казалось, шел в глубь земли. Здесь я мог совершенно свободно выпрямиться, настолько значительна была его высота; стены поросли мхом, что свидетельствовало об их древности.
Там, где мы стояли, потолок обвалился, и прежний проход оказался завален, но в меловой стене был пробит новый коридор, по которому мы только что ползли. Этот коридор сделали, по-видимому, недавно: у входа валялись инструменты и высилась груда камней и обломков. Мой спутник со свечой в руке двинулся по туннелю, и я последовал за ним, спотыкаясь о большие камни, упавшие когда-то сверху или со стен и теперь то и дело преграждавшие путь.
— Ну как вам понравилась дорога? — усмехнулся мой провожатый. — Скажите, приходилось вам видеть что-нибудь подобное в Англии?
— Никогда ничего похожего не видел! — признался я.
— Подобные предосторожности были необходимы прежде, когда бесчинствовала революция. Но сейчас опять настало смутное время, и знать такие потаенные местечки весьма кстати.
— Куда мы идем? — спросил я.
— А вот сюда, — отвечал он, останавливаясь перед деревянной, окованной железом дверью.
Он долго возился, открывая дверь, и все время стоял так, чтобы мне не было видно его манипуляций. Но вот он толкнул дверь, она медленно подалась и без скрипа повернулась на петлях. За нею оказалась очень крутая, почти отвесная лестница, ведущая наверх, с обветшалыми ступенями. Шарль запер за нами дверь. Наверху лестницы была вторая такая же дверь, которую он открыл каким-то особо изощренным способом.
Я начал протирать себе глаза, желая понять, уж не сон ли это. Массивные, обросшие мхом своды, окованные железом двери — как будто из сказки, но колеблющееся пламя свечи, мой потрепанный костюм и узелок свидетельствовали о том, что картины эти мне не пригрезились.
Быстрая, бодрая походка моего спутника, его отрывистые замечания живо вернули меня с небес на землю. Он раскрыл очередную дверь и собственноручно запер ее после меня. На этот раз мы очутились в длинном, сводчатом коридоре, пол здесь был выложен каменными плитами; коридор освещался маленькой лампочкой, тускло горевшей в дальнем конце. Два окна с железными решетками указывали, что мы снова были на земной поверхности.
Миновав этот коридор и сделав еще несколько переходов, мы поднялись по винтовой лестнице к раскрытой настежь двери, за которой оказалась маленькая, прекрасно убранная спальня.
— Полагаю, вы не станете возражать против того, чтобы расположиться здесь на ночь, — сказал Шарль.
Я не желал ничего лучше, как, сбросив с себя одежды, кинуться в эту белоснежную постель, но любопытство все же превозмогло усталость.
— Я очень благодарен вам, но, думаю, вы не откажете мне в любезности сообщить, где я?
— Вы в моем доме, и это все, что вам следует сейчас знать. Утром потолкуем.
Он позвонил; вбежал долговязый перепуганный слуга.
— Барышня уже отдыхает? — спросил Шарль.
— Да, сударь, она уже часа два как легла.
— Очень хорошо. Я сам зайду к вам утром, — с этими словами он закрыл дверь в спальню.
Его шаги еще не успели замереть в глубине коридора, а я уже спал крепким сном усталого, измученного человека.
Глава седьмая
Владелец замка Гробуа
Слова моего хозяина не оказались пустой формальностью: утром, как и обещал, он стоял подле моей кровати и ждал, когда я проснусь. Серьезное, спокойное лицо и темная скромная одежда не вязались с его ночной бессердечностью и отталкивающим родом деятельности. При ярком дневном свете Шарль выглядел типичным школьным учителем; это впечатление усиливалось повелительной, но благосклонной улыбкой, с которой он на меня посматривал. Его улыбка выводила меня из себя; я окончательно убедился, что этот человек мне отвратителен и что я не успокоюсь, пока не порву наше вынужденное знакомство. Он принес целый ворох всевозможных нарядов и положил их на кресло рядом с кроватью.
