Лейтнер знал, что оставляет хозяйство в надежных руках, более надежных, чем его собственные. Он так и не примирился в душе со своей теперешней ролью и жил в надежде на новые времена. Если бы все зависело от него, он бы давно бросил хозяйство и подался в город! Но в том-то и дело, что не все в его власти; тут и жена, которую десять лошадей не оторвут от земли; а главное — он ничему не научился, кроме одного: ухаживать за скотом. Золотые времена Клагенфурта не вернуть, и думать об этом — только бередить душу. Он здесь зарабатывает деньги, а для острых ощущений имеется, слава богу, другое занятие.
В то время как поезд приближался к Инсбруку, Лейтнер думал, рассказывать ли Крёберсу о подозрительном визите Келера. Он сам, конечно, тоже свалял дурака, но он и не собирается выкладывать все подробности. А вдруг этот белобрысый юнец действительно интересовался своим отцом и уже побывал в Инсбруке? Тогда Крёберс наверняка разозлится, если Лейтнер умолчит о визите; в последнее время он стал вспыльчив, как порох.
Уже сидя в задней комнате магазина, где находилась конторка Крёберса, Лейтнер окончательно решился рассказать о Келере. Крёберс слушал внимательно, изредка перебивая его вопросами, стараясь говорить тихо, чтобы их не услышала продавщица. Это означало дополнительное напряжение для Крёберса и ухудшало его и без того скверное настроение.
— Ты вел себя как прачка, — сказал он, когда Лейтнер замолчал.
— Но всем известно, что ты служил в Каринтии у гаулейтера!
— Не всем. Но не в этом дело. Людям незачем знать, что мы столько лет знакомы. Понял?
— Думаешь, он из полиции? Или шпион СИФАРа?
— Только этого еще не хватало!
Крёберс нахмурил свои кустистые брови и прищурился, отчего уголки глаз усеялись морщинками.
— У меня тоже немало новостей, — сказал он, — и не только хороших, но, видит бог, и плохих. В ближайшие месяцы нам придется работать не покладая рук, если мы хотим чего-то добиться
У Лейтнера мелькнула мысль о том, что еще произойдет немало событий, прежде чем он сам попадет в беду. Он всегда старался, не в последнюю очередь под влиянием своей жены, не слишком лезть на рожон. В то же время членство в Бергизельбунде давало ему некоторые преимущества. Так, например, он платил чрезвычайно низкую арендную плату. Даже когда Крёберс попадется в капкан, с ним еще долго ничего не случится.
— С финансами дело обстоит более или менее благополучно, — продолжал Крёберс. — Я уже получил от управляющего Новака сорок тысяч. На первое время хватит. Мне также удалось заставить снова раскошелиться некоторых наших покровителей. А теперь следующее. Немедленно поезжай к Губингеру и передай, чтобы он раз и навсегда прекратил торговать наркотиками. Это приказ. И если он еще раз продаст хоть одну косую сигарету — будет такой скандал, что у него потемнеет в глазах. Намекни, что при определенных обстоятельствах у него неожиданно могут потребовать обратно ипотеку. И еще: дай ему понять, что он не оберется неприятностей, если в ресторане случайно взорвется бомба, такая небольшая штучка, от которой во все стороны разлетаются стулья и вылетают окна.
— Убийство Новака и без того нагнало на него достаточно страха, — осклабился Лейтнер.
— Судя по всему, недостаточно. Он снова, насколько мне известно, продает косые сигареты. Передай также, что он должен найти трех или четырех надежных человек, у которых можно было бы спрятать динамит. Сейчас главная задача — создать во всех частях Южного Тироля склады взрывчатки, чтобы небольшая группа подрывников могла оперировать с максимальной безопасностью и быстротой.
На другое утро Лейтнер купил билет на поезд и выехал через Бреинер в Южный Тироль. Всю ночь Лейтнер, к своей досаде, как ни старался, не мог уснуть, но едва он занял место в купе, как глаза закрылись сами собой.
Лейтнер счел за лучшее не останавливаться у Губингера. В это время свободных коек в Тауферсе было более чем достаточно. Он снял комнату в ближайшем пансионате и, когда стемнело, отправился в “Бурый Медведь”.
Едва увидев Губингера, Лейтнер почувствовал, что на сей раз он не желанный гость, и дело заключалось не в личной антипатии: он уже трижды бывал в горах с поручениями от Крёберса и всегда легко находил общий язык с хозяином гостиницы. В этот вечер Губингер казался нервозным и испуганным.
— Дернула вас нелегкая явиться прямо сюда, — раздраженно заговорил он. — Могли бы послать кого-нибудь вместо себя, чтобы договориться о месте встречи. После убийства Новака тут такая кутерьма!
— Здесь будет еще большая кутерьма, если вы не перестанете спекулировать своими идиотскими сигаретами. Приказ Крёберса.
Губингер сложил руки и протянул их вперед, словно умоляя о пощаде:
— Я согласен! Но для этого нужно время. Пока спровадишь всех клиентов, пройдут недели. Или вы хотите, чтобы кто-нибудь разозлился и донес на меня?
— Вам вообще не следовало браться за это. Не предупредив Крёберса, вы нарушили уговор. Когда последняя косая сигарета исчезнет из гостиницы?
— Через две недели, — немного подумав, ответил Губингер.
Лейтнер вскипел от ярости.
— Слушайте внимательно, — угрожающе тихо произнес он. — Время забав прошло раз и навсегда Мы готовим большой удар, и каждый должен работать как часы.
В то время как Лейтнер излагал приказ Крёберса, глаза Губингера наполнялись страхом. Это не ускользнуло от внимания Лейтнера, и он серьезно задумался над тем, стоит ли вообще давать толстяку какие-либо задания.
Он вспомнил, что Крёберс советовал ему припугнуть Губингера, но у того и без бомбы уже тряслись поджилки.
Феллини провел беспокойную ночь; его слишком мучила мысль, что слежка за Крёберсом не принесет результатов. Утром он никак не мог заставить себя приняться за дело, так как вся дальнейшая работа зависела от новостей из Граца. И когда, наконец, пришла телеграмма, он впился взглядом в строчки сообщения. То, что он прочитал, прогремело как гром среди ясного неба: Крёберс ездил в Грац и провел полдня и целую ночь в одном особняке, а утром снова выехал в Инсбрук. Особняк принадлежал доценту университета доктору Шмендлю, руководителю местной организации Бергизельбунд.
От радости Молькхаммер щелкнул себя линейкой по бедру.
— Вот оно — доказательство того, что Крёберс связан с Бергизельбундом. Возможно даже, что он один из тех, кто финансирует его деятельность. Теперь важно выяснить, не имел ли Новак какого-либо отношения к Бергизельбунду.
Феллини попросил телефонистку связать его с отделением СИФАРа в Больцано. К телефону подошел подполковник Сандрино. Феллини кратко описал ситуацию, добавив, что сегодня же напишет и перешлет им краткий отчет. Он предлагал создать смешанную комиссию из представителей СИФАРа и уголовной полиции, поскольку их интересы переплетаются.
Однако подполковник не торопился говорить “да”. Материал, безусловно, представляет интерес, и он даст указание проверить его как можно быстрее и тщательнее. Лейтенант Андреоло действительно работает в Больцанском отделении, но в настоящее время он в командировке. Итак, до скорой встречи!
— Каждый раз одно и то же! — чертыхнулся Феллини. — СИФАР чувствует себя государством в государстве. Ни один из его сотрудников не даст пустяковой справки, прежде чем десять раз не перестрахует себя. А им подавай все без утайки! Видно, придется самому поехать в Больцано.
* * *
Только к полудню Молькхаммер добрался до Виппталя, откуда дорога поднималась на Бреннер. Почти все время солнце светило прямо в глаза. Постепенно его внимание приковал “фольксваген”, который следовал за ним, сбавляя скорость на проглядываемых участках пути, прибавляя газу на поворотах, но не торопился его обгонять, хотя Молькхаммер несколько раз недвусмысленно уступал ему дорогу.
Молькхаммер знал несколько способов, с помощью которых он мог проверить, ведется ли за ним наблюдение: достаточно было, например, заглушить мотор и поднять капот, чтобы преследователь выдал себя с головой. Однако он решил повременить.
Он остановил машину у придорожного трактира в Штафлахе, за которым начинался первый извилистый участок пути. В то время как он поднимался по ступенькам, за его спиной затормозил “фольксваген”, и из него вылезли двое молодых людей в окантованных кожей спортивных куртках. Не успел Молькхаммер сесть за стол, как молодые люди тоже вошли в помещение и заняли места на расстоянии двух столиков от него.
Молькхаммер заказал сосиски с капустой и принялся за еду, время от времени поглядывая на обоих молодых людей, которые тоже ели, изредка переговариваясь. Он не удивился, когда немного погодя — официантка уже убрала со стола посуду — один из них подошел к его столу и попросил разрешения присесть. Он был ниже среднего роста и довольно щуплый на вид. С первого взгляда он показался Молькхаммеру гимназистом, и лишь пристальнее вглядевшись в лицо, Молькхаммер понял, что ему, вероятно, около тридцати. Его птичья головка была покрыта короткими, торчащими во все стороны русыми волосами. Молькхаммер жестом указал на стул.
