— Я доверяю тебе, Великий гетман, и прошу дать присягу на ханской сабле, что ты не помышляешь о предательстве.
— О, Великий хан, несомненно, я дам такую присягу.
— Я выделю тебе в помощь отряд перекопского мурзы Тугай-бея в четыре тысячи всадников. А ты оставишь в залог своего сына.
Скрепя сердце, согласился Богдан на эти условия. Договорились, что отряд выступит в мае, когда появится трава на лугах для коней. Пока же перекопский мурза дал Хмельницкому три сотни всадников.
Возвратившись из Крыма, Хмельницкий созвал раду и объявил о начале войны с поляками и о выступлении татар на стороне казаков.
— Смотри, какая сила прёт! — горделиво заметил Михаил едущему рядом Сашке.
Сашка посмотрел на движущееся казацкое войско. Друзья находились в конном боковом охранении, и со стороны можно было прекрасно наблюдать за этим движением.
Полки двигались не спеша, при развернутых знаменах, под звуки литавр и бубна. Гетман не торопился, зная, что татары должны вот-вот показаться и примкнуть к казакам. Казацкое войско вышло на Черный шлях, по которому обычно татары совершали свои набеги на Украину.
Казаки шли полками в сомкнутом строю, все были хорошо обмундированы, предусмотрительный Богдан заранее заказал обмундирование на королевские деньги, выданные ему для постройки лодок.
Все были обуты в сапоги, одеты в белые свитки и шаровары, высокие казацкие шапки. Вооружены они были пиками, самопалами и удобными в бою длинными саблями. На поясе у каждого имелась пороховница, кое-кто был вооружен кончаром — особым гранёным мечом, распространённым на Руси.
В общей толпе выделялись запорожцы, одетые в красные шаровары, в жупанах на голое тело, без шапок, но с длинными чубами на гладко выбритых головах. За пешими полками под охраной конницы двигался обоз, состоявший из более чем тысячи возов, запряженных волами. Начальствовал над обозом и казацкой артиллерией генеральный обозный Чарнота. Несмотря на заметную полноту, он сохранял юношескую живость и энергичность, а в умении обращаться с пушками равных ему среди казаков не было.
Гетман Хмельницкий в окружении личной охраны ехал в центре своего войска на белом коне, под малиновым знаменем с бунчуками, как признаком гетманской власти. Несмотря на то, что казаки шли весело, ожидая с воодушевлением предстоящего сражения, сам Хмельницкий был молчалив и задумчив. Он понимал, что на карту поставлено слишком много: в случае поражения, сами же казаки и выдадут его полякам, как это бывало не раз в прошлом.
Тревога Хмельницкого имела под собой реальные основания. Коронный гетман Потоцкий был прекрасно осведомлён о положении дел в Сечи и на Украине. Он и выслал навстречу Хмельницкому часть своих войск, общее руководство которым поручил своему сыну, которому было всего двадцать один год.
Михаил всматривался в стоящего напротив противника, он знал его силу, не раз слышал рассказы покойного отца о доблести польских воинов. Хорошо вооружённые драгуны, польская хоругвь тяжёлой конницы — «крылатые гусары», как их называли. Великаны-гусары в блестящих панцирях и наброшенных поверх них леопардовых шкурах. Солнце отражалось от их доспехов и слепило глаза. За спинами всадников, сидящих, как влитые, на могучих конях, весом каждый чуть не в тонну, покачивались крылья из перьев страуса, издавая при движении грозный и слитный шум. Каждый был вооружён полупудовым мечом, предназначенным для сильного всадника, длинным гранёным кончаром и копьём. Гусарская хоругвь, числом более тысячи испытанных, закалённых в боях воинов, не знала поражений.
Немногочисленная казацкая конница, выполнявшая, в основном, обязанности боевого охранения, не могла тягаться с противником.
Но вот слева от Михаила и Сашки появилось облако пыли, которое росло и, приближалось, становилось всё гуще. Из этого облака вырвалась лихая татарская конница, тысячи всадников.
— А-а-а!.. — дикие крики татар слились с топотом коней.
— Вперёд! — крикнул Михаил, и друзья с пиками наперевес помчались к выстроившимся в каре гусарам. Вот где пригодились тренировки. Друзья подскакали к выстроенной из людей и лошадей стене, стремясь пиками пробить в ней брешь. Но гусары стойко отбивали атаку, они владели оружием виртуозно, и сотни татарских голов уже полетели на землю. Михаил схватился с огромным детиной, тот отбил удар пики и вышиб её из рук нападающего. Михаил успел выхватить саблю и увидел, как гусар взмахнул длинным палашом, который сейчас разрубит его надвое. Ловко увернувшись, палаш едва задел предплечье, Михаил рванул поводья, лошадь поднялась на дыбы, и он воткнул саблю в незакрытое забралом лицо гусара. Страшный вой раздался из-под кирасы, и великан рухнул с коня, как подкошенный.
Гусары отступили в свой лагерь и стали срочно насыпать новые валы и наращивать укрепления. Ночью драгуны и реестровые казаки, находящиеся на службе польской короны, перешли к восставшим.
Утром поляки пошли на прорыв под прикрытием табора из передвижных возов и выстроенной в каре конницы. Части из них удалось прорваться, но казаки и татары преследовали их по пятам. В глубокой балке по пути отступления гусаров Хмельницкий устроил засаду, и поляки попали под плотный огонь самопалов. Воспользовавшись этим, казацкая и татарская конница перешла в наступление и мощным натиском смяла гусарские заграждения. Сашка и Михаил рубились рядом. Повязка на левом предплечье Михаила уже пропиталась кровью, но в горячке сражения он не замечал этого. Немногим полякам удалось уйти.
К вечеру, ещё не остывшие от боя, друзья обсуждали пережитое. Сашка, смазывая рану Михаила какой-то жгучей мазью, заверил:
— Ничего, через три дня всё затянется.
Весть о победе Войска Запорожского вмиг облетела все селения, и заполыхала Украина огнём восстания. Рабы, почувствовав себя свободными людьми, сбросили ярмо…. Ранее других восстала Подолия, за ней последовала Киевщина и Заднепровье.
Восстание объединило все слои населения южнорусской земли, за оружие взялись крестьяне, мещане, мелкая шляхта и даже представители духовенства. Едва известие о победе достигло Левобережья, взрыв народного возмущения всколыхнул все его население. Без сопротивления восставшим сдались Нежин, Пирятин, Переславль, Остер, Лубны.
Через десять дней Богдан Хмельницкий разбил основные силы поляков и стал полновластным хозяином Южной Руси. Однако в глазах правителей других государств он всё равно был бунтовщиком.
Часть казаков под предводительством Ивана Ганжи, где были и Михаил с Сашкой, двинулась на Умань и захватила её. Потом присоединилась к войскам повстанцев.
— Езжай, чего встал? — К ездовому подскочил благообразный еврей с седой бородой. — За нами уже очередь выстроилась.
— Кобыла упрямится, испугалась чего-то, не видишь, что ли, — ездовой нахлёстывал серую в яблоках лошадь, однако она не трогалась с места.
— Ну, так отойди в сторону, уступи дорогу.
— Это ты отойди! — вдруг изменил тон ездовой, — понаехали тут… у нас и так вашего брата хватает, жируете за наши денежки.
Еврей, остолбенев, смотрел на него.
— Мне твои деньги не нужны, я свои зарабатываю.
— Знаем мы, как вы зарабатываете, нас уже в бараний рог согнули, но ничего, придут скоро наши освободители, криком кричать будете за мучения наши.
Ездовой с силой хлестнул кобылу и она, наконец, тронулась вперёд.
В город со всей округи бежали евреи, страшные рассказы ходили о зверствах, чинимых казаками и примкнувшими к ним холопами, мещанами, ремесленниками. В Немирове была хорошо укреплённая крепость, город славился богатой еврейской общиной, в которой числилось много просвещённых людей, мудрецов и знатоков Святого писания. В это тревожное время в городе скопилось уже несколько тысяч евреев, целыми семьями бежавших от неминуемой смерти.
В доме Моше бен Элиэзера, расположенного в центре крепости, царила суета, входили и выходили люди, перебирали какие-то вещи, укладывали сундуки. Хозяин вместе со слугами паковал всё необходимое на случай внезапного отъезда.
Пришёл рабби Иехиель Михель, и они с хозяином уединились в кабинете.
— Нет сомнения мой друг, — начал Моше, — что казаки направятся сюда. Здесь много евреев, бежавших из окрестностей, которые привезли с собой золото и драгоценности, да и община городская великая и не бедная. Не смогут они пройти мимо такого соблазна.
— Что ты предлагаешь? — Рабби Иехиель погладил седую бороду, — в городе нет польских войск, мы беззащитны. Городские людишки и холопы люто нас ненавидят. Остаётся только молиться за спасение наших душ.
— Не забывай, дорогой друг, что есть у нас крепость, там мы можем переждать набег казацкий и встретить польское войско, которое придёт непременно. Ведь это же вотчина князя Вишневецкого, а он человек твёрдый и так это дело не оставит.
