Ознакомительная версия.
Никаких физических проблем после рождения Артура у Елизаветы зафиксировано не было. Женщины, которые выходили замуж в юном возрасте, обычно быстро рожали несколько детей в первые годы брака. В дальнейшем разрывы между рождением детей удлинялись. Последняя беременность обычно приходилась лет на тридцать пять, а вскоре после этого начиналась менопауза. В первой половине брака мать Елизаветы рожала Эдуарду IV детей практически каждый год.
Елизавета должна была внимательно следить за признаками возможной беременности. Поскольку у нее уже был ребенок, эти симптомы были ей уже знакомы. В отсутствие современных тестов, тюдоровским женщинам приходилось наблюдать за очевидными физическими симптомами: прекращение менструаций, набухание груди, тошнота и «странные желания». В различных руководствах того времени давались менее надежные советы. Там утверждалось, что о зачатии первым узнает мужчина, поскольку он чувствует «необычное довольство» или «особое посасывание в своем жезле» – жезл этот в вынутом состоянии не должен быть «слишком влажным». Женщина же должна была испытывать «зевание или растягивание» утробы или «вздрагивание и сотрясание» при нахождении рядом с водой[54]. Тюдоровский тест на беременность заключался в смешивании мочи женщины с вином. Женщинам предлагали пить дождевую воду ночью или есть мед с анисовым семенем – все это у беременных должно было вызывать боль в животе.
Рождество 1488 года король и королева вместе провели во дворце Шин. Несмотря на беспокойство по поводу затягивающегося появления нового наследника, любовь между супругами укреплялась с каждым днем. Зная о любви Елизаветы к чтению, Генрих подарил ей несколько прекрасно иллюминированных книг, в том числе и Miroir des Dames – моральное наставление королевам и другим дамам высокого происхождения. Елизавета тоже иногда делала мужу подарки. Она прекрасно вышивала – типичное для царственной дамы достижение – и много времени тратила на создание знаков своей супружеской преданности. Так, она подарила мужу мантию ордена Подвязки, затканную венецианским золотом.
Примерно через месяц после празднеств Двенадцатой ночи Елизавета почувствовала себя беременной. К апрелю 1489 года и она сама, и ее супруг точно знали о ее состоянии. В День святого Георгия Генрих подарил супруге множество подарков, и почти все они были направлены на ее удобство. Среди подарков были черный бархат, беличий мех, пуховые перины и простыни из голландского полотна для королевской постели.
Больше всего Елизавете понравился бархат. Будучи дочерью короля, она привыкла носить платья из самых дорогих материалов и всегда отдавала предпочтение черному цвету. Впрочем, у нее были платья также малинового, пурпурного и золотого цветов[55]. Многие платья королевы были шерстяными, поскольку в королевских дворцах всегда царил промозглый холод. Но они всегда были очень красиво отделаны и имели богатую кайму на юбках. Кроме того, у королевы было множество льняных сорочек и скарлатовых нижних юбок.
В отличие от мужа, который шел на большие траты только в случае необходимости, Елизавета любила красивую одежду – и эта любовь сохранилась в течение всего брака. Супруга короля должна была сама оплачивать собственный гардероб и делала это из средств, поступающих от земель, подаренных ей королем. Хотя чаще всего королева расплачивалась из собственного кошелька и не позволяла себе особой экстравагантности, ее расходы явно были больше той суммы, на которую рассчитывал ее супруг. Она часто была в долгах, и Генриху приходилось расплачиваться с ее кредиторами за одежду и другие принадлежности. Все это должно было раздражать короля, который предпочел бы держать королевскую казну закрытой.
И все же король искренне любил Елизавету. По мере развития беременности ей нужно было больше отдыхать, но она по-прежнему находилась в окружении своих многочисленных фрейлин и служанок. У ее матери было всего пять фрейлин, а вот что писал о Елизавете испанский посол Родриго де Пуэбла: «У королевы тридцать две фрейлины, очень красивые и роскошно одетые». Они сопровождали королеву и в личных покоях, и при дворе – то есть в личных покоях королевы было довольно многолюдно. Придворный мир был очень тесен, и многие фрейлины являлись женами собственных слуг и советников Генриха, которые тоже частенько бывали в личных апартаментах королевы, – доставляли сообщения и подарки от своего царственного хозяина. У дворов короля и королевы были общие музыканты и актеры. Особой популярностью пользовался главный менестрель Генри Глазбери. Он обладал талантом сочинять нескладные стишки с намеренно нарушенным ритмом и рифмами для достижения комического эффекта.
Двор Елизаветы был живым, веселым и открытым – как и характер самой королевы. Томас Мор замечал, что королева «в полной мере наслаждалась всеми приятными вещами»[56]. Среди придворных королевы был и ее незаконный сводный брат, Артур Плантагенет, которого она сделала своим виночерпием. Характерно рыжий, хорошо сложенный, веселый и общительный отпрыск дома Йорков, Артур участвовал во всех придворных развлечениях и особенно любил турниры и хорошее вино. Он был настолько располагающим к себе и общительным, что один из друзей назвал его «приятнейшим в мире человеком»[57].
Разительный контраст с двором Елизаветы являл собой двор ее суровой свекрови. Обстановка здесь была такой же строгой и благочестивой, как и сама леди Маргарет. Она правила своими придворными и слугами железной рукой. Даже ее исповедник, Джон Фишер, признавал, что она любила повторять одни и те же морализаторские истории «множество раз»[58]. От природы склонная к доминированию и твердо осознающая свой статус матери короля, леди Маргарет участвовала в жизни сына и невестки гораздо активнее, чем это было принято. Она считала себя истинной королевой и требовала такого же церемониального почитания себя, как и Елизаветы. Порой ее требования были еще больше. На больших придворных и государственных мероприятиях она шла всего на полшага позади Елизаветы – превосходство, которым молодая королева обладала по праву, страшно раздражало ее свекровь.
Генри во всем потакал матери. Ее покои располагались рядом с его апартаментами во всех дворцах, где жила королевская семья. В оксфордширском особняке Вудсток, к примеру, их гостиные были смежными, и они чуть ли не каждый вечер встречались, чтобы обсудить события дня и поиграть в карты. Острый черный глаз леди Маргарет замечал все, что происходит при дворе. Она даже добилась, чтобы одного из ее слуг, сэра Рейнольда Брея, перевели в придворные короля. Брей информировал ее обо всем происходящем – даже за закрытыми дверями.
Леди Маргарет пристально следила и за невесткой – неудивительно, что она с подозрением относилась к принцессе Йорков и ее предателям-родственникам. Испанский посланник замечал, что она держала Елизавету «в подчинении». Другой иностранец, побывавший при дворе, утверждал, что она была «привратницей» королевы, и жаловался на то, что он мог бы больше общаться с Елизаветой, «если бы не эта сильная сука, мать-короля»[59].
Все это должно было страшно раздражать Елизавету, которую при дворе Йорков воспитывали, как принцессу. Елизавета прекрасно осознавала свой статус и полагающиеся ей по этому статусу почести. Она не была наивной в политическом отношении и вовсе не стремилась целиком и полностью подчиниться властной свекрови. Но она была достаточно мудра, чтобы скрыть личные обиды и демонстрировать всему миру поразительное семейное единство. Елизавета не восставала против власти леди Маргарет. Она понимала, что лучший способ борьбы – подражать свекрови. Основной чертой характера леди Маргарет было ее благочестие, и она неустанно демонстрировала свою духовность двору и королевству. Не желая уступать, Елизавета стала тщательно соблюдать ежедневные обряды, благочестиво молилась и регулярно делала щедрые пожертвования в пользу Церкви. Единство между женой и матерью было настолько приятно для короля, что Генрих часто упоминал их совместно.
Неудивительно, что леди Маргарет сопровождала свою невестку в очередном «заточении». Процесс начался в конце октября 1489 года, когда королева вошла в отведенные ей покои в Вестминстерском дворце, где родилась она сама. Ее спальня примыкала к часовне. Из окон открывался вид на реку – впрочем, окна почти постоянно были закрыты занавесями и гардинами из голубой ткани, расшитой золотыми французскими лилиями. Кровать и колыбельку младенца накрывали многоцветные бархатные пологи, расшитые золотом, украшенные алыми розами Ланкастеров. Возможно, Елизавете все же удалось очаровать свою свекровь и добиться смягчения строгих правил «заточения». Леди Маргарет даже позволила кузену Элизабет Вудвилл, Франсуа Люксембургскому, прибывшему в Лондон с французским посольством, навестить Елизавету.
Ознакомительная версия.
