- Ну, что ты теперь скажешь? - спросила старуха своим хриплым, грубым голосом. - Не говорила я разве тебе, что расплата придет как раз в той самой пещере, где ты тогда укрылся?
- Wetter und Sturm,[349] ведьма ты этакая! - отвечал Хаттерайк. - Побереги свои дьявольские наветы, пока в них нужда будет. Ну как, Глоссина видала?
- Нет, - ответила Мег Меррилиз, - маху ты дал, кровопийца проклятый! Теперь тебе уж твой искуситель не поможет!
- Hagel, - воскликнул негодяй, - мне бы его только за горло схватить! Но что же мне теперь делать?
- Делать? - переспросила цыганка. - Сумей умереть как мужчина, не то тебя повесят как собаку.
- Повесят! Чертова ведьма! Еще та конопля не посеяна, из которой веревку будут вить, чтобы меня повесить.
- Посеяна, выросла, снята и спрядена. Разве я не говорила тебе, когда ты моих просьб не слушал и маленького Гарри Бертрама увез, - разве я не говорила, что он воротится сюда на двадцать втором году жизни, когда минет срок его мытарств на чужой стороне? Не говорила я разве, что от старого останется одна только искорка, но она разгорится снова?
- Верно, старуха, ты все это говорила, - сказал Хаттерайк голосом, в котором слышалось отчаяние. - И, Don-пег und Blitzen, должно быть ты говорила правду... Этот молокосос из Элленгауэна всю жизнь у меня был как бельмо на глазу! А теперь из-за этого проклятого Глоссина ребят моих порубили, шлюпки потопили, люгер, и тот, должно быть, взяли: там и народу-то столько не оставалось, чтобы судно в море увести, а защищаться и совсем некому было; простая рыбацкая лодка, и та могла его забрать. А что теперь хозяева скажут? Hagel und Sturm, теперь мне и показаться во Флиссингене нельзя.
- Да и не понадобится, - сказала цыганка.
- Что ты там делаешь и почему не понадобится? - спросил Хаттерайк.
Разговаривая с ним, Мег собирала в одну кучу пеньку. Перед тем как ему ответить, она полила всю эту кучу спиртом, а потом кинула туда зажженную головню; та мгновенно вспыхнула, и пирамида яркого света взметнулась к самому своду. В это мгновение Мег спокойным и твердым голосом произнесла:
- Потому что час настал и человек пришел. По условленному сигналу Бертрам и Динмонт выскочили из засады и кинулись на Хаттерайка. Хейзлвуд ничего не знал о готовившемся нападении и немного замешкался. Увидев, что его предали, Хаттерайк сразу обратил свое мщение на цыганку и выстрелил в нее из пистолета. Она упала с ужасным и пронзительным криком, в котором слышен был не то вопль страдания, не то сдавленный истерический смех.
- Я знала, что так будет, - сказала она. Бертрам второпях споткнулся о попавшийся под ногу неровный камень, и это было его счастьем: вторая пуля Хаттерайка просвистела над его головой, и прицел был так верен, что, окажись он в эту минуту на ногах, пуля неминуемо пробила бы ему голову. Контрабандист попробовал было вытащить другой пистолет, но Динмонт уже навалился на него, пытаясь прижать к земле. Однако преступник был так силен и вдобавок охвачен таким отчаянием, что даже могучие руки Динмонта не могли с ним справиться сразу; негодяй проволок своего противника сквозь горящую пеньку и едва не выхватил третий пистолет, что могло стоить жизни нашему доброму фермеру. Но в это мгновение Бертрам вместе с Хейзлвудом, подоспевшим ему на помощь, набросились на Хаттерайка, свалили его на пол, разоружили и связали. Хотя для описания всей этой схватки и требуется немало времени, продолжалась она всего несколько мгновений. Когда Хаттерайк был уже крепко связан, он судорожно рванулся еще раз-другой, потом совсем затих.
- Дорогонько он свою шкуру продает, - сказал Динмонт. - Ну что же, это не худо.
Он встал на ноги и начал стряхивать горящую пеньку со своей грубой одежды и спутанных черных волос, кое-где опаленных огнем.
- Теперь все в порядке, - сказал Бертрам. - Оставайтесь с ним и не давайте ему с места сдвинуться, а я пока взгляну, жива ли бедная старуха.
С помощью Хейзлвуда он приподнял Мег Меррилиз.
- Я знала, что так будет, - пробормотала она, - так и должно быть.
Пуля пробила ей грудь под самым горлом. Крови было не очень много, но Бертрам, привыкший видеть различные огнестрельные ранения, нашел ее рану тем более опасной.
- Боже праведный, чем же нам помочь ей, бедной? - сказал он, обращаясь к Хейзлвуду; обстоятельства избавили их от необходимости объясняться и представляться друг другу.
- Лошадь моя привязана в лесу, - сказал Хейзлвуд. - Я ведь за вами целых два часа следил. Сейчас я поеду и привезу с собой надежных людей. А до тех пор, пока я не вернусь, вам надо получше защитить вход в пещеру.
С этими словами он поспешно удалился. Бертрам перевязал как мог рану Мег Меррилиз и расположился у входа, держа наготове заряженный пистолет. Динмонт продолжал стеречь Хаттерайка, приставив ему к груди свой геркулесов кулак.
В пещере царила мертвая тишина; ее прерывали только сдавленные стоны раненой и тяжелое дыхание пленника.
Ты на чужбине пропадал,
Чтоб годы странником брести,
По знал господь, как ты плутал
И кто сбивал тебя с пути.
"Суд"
Через какие-нибудь сорок минут, которые из-за неизвестности и грозившей им опасности показались нашим героям чуть ли не часами, снаружи послышался вдруг голос Хейзлвуда:
- Это я и со мною еще люди.
- Заходите же, - отвечал Бертрам, очень обрадованный тем, что может наконец оставить свой пост.
Хейзлвуд забрался в пещеру в сопровождении двух фермеров и констебля. Они подняли связанного Хаттерайка и понесли его на руках, до тех пор пока позволяла высота прохода; потом они положили его на спину и поволокли из пещеры, потому что никаким уговорам встать и идти он не поддавался. Он лежал у них на руках безмолвный и неподвижный, будто мертвец, ни в чем им не сопротивляясь, но вместе с тем ничем им не помогая.
Когда его вытащили на свет, четыре человека, оставшиеся у входа, поставили его на ноги. Казалось, он был ошеломлен и ослеплен внезапным переходом от тьмы к свету. В то время как остальные пошли вытаскивать Мег Меррилиз, люди, караулившие Хаттерайка, хотели усадить его на обломке скалы у самого моря. Но его железное тело сразу вдруг все передернулось, и, рванувшись в сторону, он закричал:
- Только не сюда! Hagel! Сюда-то я уж никак не сяду!
Это были его единственные слова, но их тайный смысл и тот ужас, с каким он их произнес, давали понять, что в это время происходило в его душе.
Когда со всеми предосторожностями, которых требовало ее тяжелое состояние, Мег Меррилиз вынесли из пещеры, все стали советоваться между собой о том, что с ней теперь делать. Хейзлвуд послал за хирургом и предложил оставить ее пока в ближайшей хижине. Но цыганка закричала:
- Нет! Нет! Нет! В Дернклю, в Дернклюйскую башню; только там дух расстанется с телом!
- Надо исполнить ее желание, - сказал Бертрам, - не то горячка еще усилится от волнения.
Они отнесли ее в Дернклю. Дорогой мысли ее были заняты больше тем, что произошло в пещере, чем близостью смерти.
- Их трое на него накинулось, - бормотала она. - Я двоих привела, а кто же был третий! Неужели это он сам приходил за себя отметить?
Было ясно, что неожиданное появление Хейзлвуда, которого она, уже тяжело раненная, не могла разглядеть и узнать, произвело на нее потрясающее впечатление. Она то и дело заговаривала об этом снова. Хейзлвуд объяснил Бертраму свое неожиданное появление в пещере. Он некоторое время следовал за ними и, выполняя просьбу Мэннеринга, старался не потерять их из виду. Едва только он заметил, что они скрылись под землей, он сам пополз туда же, собираясь потихоньку сказать, кто он и зачем сюда явился, как вдруг в темноте дотронулся рукой до ноги Динмонта, и одно только присутствие духа нашего храброго фермера спасло их от беды.
Цыганку принесли к самой двери башни; ключ оказался при ней. Когда же ее внесли в комнату и хотели положить на постель, она с тревогой сказала;
- Нет! Нет! Не так. Ногами к востоку! - и успокоилась только тогда, когда ее положили так, как кладут покойника.
- Нет ли где поблизости священника, - сказал Бертрам, - чтобы эта несчастная могла помолиться перед смертью?
Приходский священник, который когда-то был наставником Чарлза Хейзлвуда, услыхал, как и многие другие, что убийца Кеннеди схвачен на том самом месте, где столько лет тому назад совершилось злодеяние, и что при этом смертельно ранили какую-то женщину. Из любопытства, а впрочем, может быть, и из чувства долга, призывающего идти туда, где случилось несчастье, священник этот сразу же отправился в Дернклю и теперь находился там. В то же время явился и врач и хотел осмотреть рану. Но Мег отказалась от помощи обоих.
