в Майнц. Я уговорил дьяконов не рассказывать о том, что они видели, хотя они сильно смеялись над случившимся по глупости и невежеству. В тот вечер я помолился Господу, дабы он помог мне с этой женщиной. Поднявшись с молитвы, я почувствовал в себе чудодейственные силы и подумал, что они ниспосланы мне, дабы побороть искушения плоти. Но, когда в следующий раз она пришла в церковь, я страшился её не меньше, чем прежде, и пока хор пел, я обратился в бегство и спрятался в ризнице, дабы избежать с ней встречи. Но, пренебрегая скромностью, она настигла меня прежде, чем я успел покинуть церковь, и осведомилась, почему я не навестил её вопреки приглашению. Я ответил, что всецело занят важными церковными обязанностями. «Ничего нет важнее этого, — сказала она, — ибо ты тот мужчина, за которого я хочу выйти замуж, хоть ты и стрижёшь волосы и бреешь бороду. Я думала, что ты окажешься благоразумнее и не будешь заставлять меня сидеть и ждать, после того доказательства моей любви, которое я дала тебе». Я был чрезвычайно смущён и сперва не смог придумать более подобающего ответа, чем тот, что я не могу оставить церковь, пока епископ находится в отъезде. Но затем ко мне вернулась отвага, и я сказал ей вполне определённо, что женитьба — это не то удовольствие, которое может себе позволить служитель Христа, и что святые отцы церкви не одобрили бы женщину, которая намеревается выйти замуж в четвёртый раз. Она побледнела, когда я обратился к ней, и угрожающе приблизилась, пока я ещё говорил. «Ты кастрат, — закричала она, — или я слишком стара для тебя?» Она была очень опасна во гневе, я схватил распятие и, держа перед ней, начал молиться, дабы злой дух покинул её. Она вырвала его из моей руки столь порывисто, что упала на спину и ударилась головой о большой сундук для облачений. Но она немедленно вскочила на ноги, громко призывая на помощь, и я… Исполнилось то, что было мне предназначено и чего я не мог избежать, ибо в схватке, возникшей в церкви, на крыльце и на площади, между её людьми, которые пытались помочь ей, и добрыми горожанами, которые пытались помочь мне, было убито много людей с обеих сторон, среди них архидьякон, которому отрубили голову мечом, и каноник Андреас, который выскочил из епископского дворца, дабы воспрепятствовать кровопролитию, и камень попал ему в голову, от чего он на следующий день скончался. Наконец, удалось оттеснить женщину и её приспешников, но велико же было моё отчаяние, когда я увидел поле битвы и узнал, что из-за меня было убито двое священников. Когда вернулся епископ Эккард и узнал новости, он решил, что я виноват во всём, ибо, сказал он, он же повелел, чтобы к этой женщине все мы относились с величайшей заботой и смирением, и я не подчинился ему. Я должен был, сказал он, исполнить её желание. Я просил его покарать меня самым жестоким образом, ибо мысль о свершённых мною прегрешениях терзала мне сердце, хотя я и знал, что никак не мог избежать их. Я поведал ему о пророчестве премудрой женщины и о том, что я совершил второй из трёх грехов, которые мне предначертаны. Епископ ответил, что предпочёл бы, чтобы меня не было в Хедебю тогда, когда придёт час третьего греха, и, наконец, придумал для меня подходящую епитимью. Он приказал мне совершить паломничество на север в те земли, где обитают дикие смоландцы, дабы выкупить у них ревностного слугу Божьего, отца Себастиана, который три года назад был послан к ним проповедовать Евангелие и с тех пор томится у них в заключении как раб. Вот с какой целью я пришёл сюда. Теперь вы знаете всё о моих злоключениях.
На этом он закончил свою историю. Ильва рассмеялась и налила ему ещё пива.
— Кажется, ты несчастлив с женщинами, как бы ты к ним ни подступался, — сказала она, — несмотря на то, что прочёл книгу, где рассказывалось всё об искусстве любви. И я не думаю, что тебе повезёт с ними в этих краях.
Но магистр Рэйнольд ответил, что всё это произошло от его тщеславия и суетности.
— Ты, должно быть, очень глуп, — промолвил Орм, — и твой епископ тоже, если вы рассчитываете выкупить священника у смоландцев или уйти от них целым и невредимым, не заплатив золота и серебра.
Магистр тряхнул головой и горестно улыбнулся.
— У меня нет ни золота, ни серебра, — сказал он, — ибо я не собираюсь обменивать отца Себастиана на железо. Я хочу предложить им самого себя вместо него. Я моложе, чем он, и сильнее, так что я думаю, они согласятся на такой обмен. Так я надеюсь искупить смерть двух священников.
Все были изумлены его ответом и сперва не поверили, что он говорит правду. Но магистр поклялся в этом.
— Думаю, что я такой же добродетельный христианин, как и большинство людей, сказал Орм, — но я скорее бы совершил вдвое больше грехов, чем предложил бы себя в рабы.
Отец Вилибальд заметил, что не всем доступно такое христианское рвение, но что магистр поступает правильно.
— Твоё рабство продлится недолго, — добавил он, — ибо осталось не больше пяти лет до пришествия Христа на землю. Поэтому, если ты будешь избегать женщин, дабы они не принесли тебе несчастья, быть может, тебе удастся крестить множество смоландцев прежде, чем этот день наступит, и ты предстанешь очистившимся перед Господом на Страшном Суде.
— То, что ты говоришь, правда, — ответил магистр, — и те же мысли приходили мне в голову. Но самое ужасное в том, что мне предстоит ещё совершить третий грех, а премудрая женщина сказала, что он будет самым ужасным из всех.
Никто не мог придумать, как утешить магистра, но Орм сказал, что он надеется, пройдёт много времени прежде, чем он совершит его.
— Ибо я не хотел бы, чтобы ты совершил его, будучи гостем в моём доме, — промолвил он. — Но будьте уверены в том, отец, и ты, Спъялли, и вы, ирландцы, что вы можете оставаться в моём доме сколько вам угодно.
— Я тоже этого хочу, — добавила Ильва.
Они поблагодарили их обоих, но
