— О, нет, я не сомневаюсь, — поспешно ответил стихоплет. — Вы правы, одни видят одно, другие — другое. Но это свидетельствует о различии душ человеческих, а не глаз. И если художник видит прекрасное, а праведник Христа и Богородицу, то они видят это не глазами, а душой.
— И все же, случаются чудеса, кои доступны зрению и праведника, и нечестивца, — сказал я, остро вспоминая первую Пасху в освобожденном Иерусалиме, когда все мы впервые стали свидетелями возжигания Святого Огня Господня, самого главного чуда, ежегодно являющегося людям в Страстную Субботу накануне Воскресения. Помню, как дивно блистал тот Огонь в глазах у счастливого Годфруа, и как все мы впервые умывались им, поражаясь его свойствами гореть, не обжигая и не сжигая ничего. — Вы видели, Гийом, Святой Огонь, загорающийся на Гробе Господнем накануне Светлого Христова Воскресения?
— Видел, — ответил жонглер, — но, к сожалению, только издалека. Я стоял на улице и смотрел, как в храме люди возжигают от свечей друг у друга какое-то очень необычного, я бы даже сказал — неестественного цвета пламя. Но до меня оно не дошло, стало гаснуть. Я видел, как люди проводили этим пламенем себе по лицу, будто умываясь, но даже те, у кого были пышные усы и бороды, не пострадали от пламени. Это для меня совершеннейшая загадка. А вы верите, что это пламя и впрямь посылается Спасителем?
— Верю ли я?! — Меня так и подбросило на месте от такого вопроса. — Да как же вы можете спрашивать такое, Гийом?! Вы бы еще спросили, верю ли я в Иисуса Христа! В явление Святого Огня я верил еще до того, как воочию увидел его, а уж когда увидел, то только и растворялся в небывалом, неземном счастье, держа в руках пучок соломы, пылающий этим Огнем.
Я умолк, с сожалением глядя на Гийома, который, кажется, и впрямь сомневался в истинности Огня Господня. Да, Христофор, этот человек и впрямь смел предполагать какое-то мошенничество со стороны людей, ежегодно приходящих накануне Воскресения, чтобы стать свидетелями чуда. Он смотрел на меня с иронией во взгляде и, видя, что я начинаю сердиться на него, сказал:
— Не думайте, дорогой мой граф, что я не верю в силу Спасителя нашего. В глубине сердца я очень верующий человек. И все же, иные вещи, связанные с жизнью Церкви, кажутся мне порой наивными, а порой и подозрительными. Христос говорил: «Не поверите, пока не увидите знамений и чудес», тем самым обвиняя маловерующих и выказывая предпочтение к тем, кто верит искренне и не требует от Господа постоянного подтверждения Его святости. Мне не нужно Огня Господня для доказательства бытия Бога Отца и Бога Сына. А те, кому нужны доказательства, не могут называться истинными христианами.
— Все это так, — сказал я, несколько успокаиваясь. — Но в одном, как мне кажется, вы заблуждаетесь.. На мой взгляд, Огонь Господний посылается накануне Светлого Воскресения не в доказательство бытия Божия и Иисусова, а в радость к наступающему празднику, в награду всем, кто пришел в Страстную Субботу ко Гробу Спасителя. Вот зачем загорается это священное пламя.
— Да? — задумчиво промолвил Гийом. — Я как-то не задумывался об этом. Возможно, вы и правы, а я… Я еще подумаю об этом. Ну, а что же было дальше с вами после того, как вы привезли в Иерусалим бочку той замечательной земли? Пригодилась ли она крестоносцам?
— О, еще как пригодилась! — ответил я. — Во-первых, мы посыпали землей с острова Танет во множестве точек вокруг всего Иерусалима, и змеи с тех пор вообще перестали появляться в городе. А во-вторых, мы нашили множество ладанок и в каждую насыпали по горсти этой чудодейственной землицы. Теперь каждый, кому надо было отлучиться из города для совершения какой-либо поездки, брал с собой такую ладанку, и ни одного из них не укусила в дороге змея. За это Бодуэн возвратил мне титул рыцаря Христа и Храма, разрешив вновь обосноваться в башне Антония и командовать небольшим отрядом тамплиеров. В том году дела его шли блестяще, он покорил Акру, в Турции разразилась гражданская война между султанами и эмирами, не поделившими сферы своей власти, и усобица отвлекла сельджуков от войны с крестоносцами. Василевс Алексей воспользовался этим и присоединил к своей державе всю Киликию. Король Иерусалимский уступил графство Эдесское своему племяннику, тоже Бодуэну, рыцарю мужественному, красивому и набожному, но столь жадному до денег, что это подвигало его к совершению необдуманных поступков. Вместе с Боэмундом Антиохийским он пытался овладеть Харраном и в битве на реке Балих вел себя глупо, в результате чего сражение было с треском проиграно. Боэмунд после этого отправился в Сицилию, а Алексей Комнин присовокупил к Византии и Антиохийское княжество.
Следующий, 1105 год от Рождества Христова, вновь принес победы королю Иерусалимскому и поражения остальным вождям крестоносцев. В конце февраля при осаде Триполи погиб знаменитый Раймунд Тулузский. Все искренне оплакивали кончину этого храброго и достославного витязя и разгром его воинства. Летом египтяне вновь вознамерились вернуть себе Иерусалим, но Бодуэн наголову разгромил их в славном сражении при Рамлехе, и Фатимит объявил, что впредь не желает возвращения Палестины под свою державу, поскольку Бодуэн всерьез собирался идти в Египет, дабы захватить Каир.
Весной 1106 года в Иерусалим прибыл из Германии тамплиер Хольтердипольтер, он привез хорошие вести — сын Генриха IV, Генрих V, поднял восстание против собственного отца и вынудил его отречься от престола. На соборе в Госларе он объявил об окончании многолетней войны за инвеституру в пользу папы Пасхалия и был провозглашен новым императором Священной Римской Империи. Заклятый враг мой был повержен и опозорен, и мне оставалось лишь молить Бога о спасении его грешной души и о ниспослании ему искреннего покаяния в грехах всей своей распутной жизни.
Чем больше я думал о судьбе этого злодея, тем больше приходил к странному умозаключению, что теперь, когда он низвергнут, я должен повидаться с ним после стольких лет, прошедших со дня нашей последней встречи. Мне казалось, что теперь, когда он особенно несчастен, душа его, быть может, открыта для раскаянья, и я смогу помочь ему. В Святой Земле наступило долгожданное затишье, на западе усмирились египтяне-шииты, на севере сельджуки до сих пор не могли прекратить междоусобицу, а сарацины на востоке постепенно собирались с силами, чтобы в будущем продолжить борьбу с государствами крестоносцев.
Оставив вместо себя Алоизия Цоттига, я отправился из Яффы на корабле, плывущем в Геную, в сопровождении двух своих командоров — одноглазого Роже де Мондидье и Клауса фон Хольтердипольтера. Благополучно переплыв через Медитерраниум, в июле мы прибыли в Геную, а незадолго до праздника Преображения Господня добрались и до Кельна, где, как нам стало известно, находился в это время низвергнутый император.
Невозможно описать те чувства, которые охватили меня, когда наш небольшой отряд, состоящий из трех тамплиеров, трех оруженосцев и двух слуг, подъезжал к этому городу. Здесь некогда окончилось мое отрочество, здесь я впервые увидел босоногую красавицу, ставшую главной женщиной всей моей жизни. Здесь я стал рыцарем Адельгейды и здесь впервые в жизни сразился на поединке, узнав, что такое коварство.
Кельн мало изменился. Сохранилась и старая лазейка неподалеку от Сапфирной башни, которая была мне известна. Через нее мы проникли в город, оставшись незамеченными. С трудом представляя себе, как именно я смогу встретиться с Генрихом, я придумал весьма дерзкий план, решившись прибегнуть к помощи тех, к кому никогда бы раньше не обратился за поддержкой. Остановившись в одном из старых домов неподалеку от церкви святого Мартина, несколько дней, нарядившись в самые неприглядные одежды, я разгуливал по Юденорту, старательно прислушивался к разговорам евреев-торговцев и, к счастью, довольно быстро собрал некоторые необходимые для себя сведения. Прежде всего я выяснил, кто сейчас в Юденорте считается их князем, и, подловив некоего Бецалеля, который показался мне влиятельным человеком, я напрямик предложил ему много денег, чтобы он тайно свел меня с этим самым Нафтале-бен-Елеазаром.
